По ту сторону Рая (СИ) - Шагаева Наталья



— Все, удовлетворена?

— Нет! Отпусти, мне противны твои касания! — шиплю ему в лицо. Силы неравны, драться с хищником бесполезно, я только теряю силы. Он подавляет меня, опуская вниз. И я ведь была готова сползти к его ногам, но не в качестве временной игрушки.

— Заткнись! — рычит мне в губы, кусая больно нижнюю, сильнее вжимая, лишая дыхания. У меня все плывет перед глазами. Ещё немного и из глаз хлынут слезы, которые я пытаюсь удержать. Мне хочется рыдать от бессилия и безысходности. Ведь он не шутит — Романов действительно считает меня своей вещью. — Теперь мы поговорим о тебе! Ты не ответила на вопрос, Стефания. Ты трахаешься со своим бывшим?!

— А что если — да! — дерзко отвечаю и в ту же секунду жалею. Он сильнее сжимает мои скулы, причиняя боль, а темные глаза загораются яростью. И мне становится страшно. Нет не от его реакции. А от того что Романов сломает меня и действительно превратить в безвольную игрушку. А я не хочу! Лучше сдохнуть от тоски и боли. Чем у его ног на вторых ролях и никогда не узнать любви.

— Тогда ты достойна того, чтобы тебя трахали как шлюху! — кидает мне в лицо и из моих глаз брызжут слезы. Романов хватает меня и тащит в сторону спальни. Я запинаюсь на каблуках, подворачиваю ноги, рыдаю в голос, но ему всё равно. Глеб затаскивает меня в спальню и швыряет на кровать. На мгновение впадаю в ступор, ещё ни один мужчина так со мной не обращался, и я не собираюсь этого терпеть, хочу подняться и уйти, но он толкает меня назад, словно я неживая кукла.

— Изнасилуешь?! — в истерике кричу, пытаясь вновь подняться и уже жалею, что так напилась, потому что ноги и руки не слушаются. Не могу ускользнуть от этого монстра. Романов открывает прикроватную тумбу и достает оттуда широкие кожаные наручники, и я понимаю, что мне сегодня уже не вырваться.

ГЛАВА 18

Стефания

Пытаюсь сопротивляться, но все бесполезно. У меня нет сил. Глеб отточенными движениями заводит мои руки за голову и пристегивает к кровати. Все предусмотрено: кожа на наручниках мягкая, нет боли или дискомфорта, пугает сам факт лишения свободы и злые глаза Романова.

— Ну что ты, милая, я не насилую женщин, — вкрадчиво произносит Романов и наклоняется ко мне, опять хватая за скулы. — А теперь честно — когда в последний раз ты спала со своим бывшим? — молча закрываю глаза, не желая разговаривать с Глебом. Когда уговоры и крики не помогают, лучше замолчать и показать равнодушие. Тем более сил на выяснение отношений у меня уже не осталось. — Стефания! Не зли меня! Отвечай! — рычит мне в лицо, словно раненый зверь.

— Больно тебе, оттого что я могу отдавать себя кому-то другому? Вот и мне невыносимо понимать, что ты каждый день ложишься в постель с женой, — дергаю руками и закусываю до боли губы, пытаясь остановить подступающую истерику. — Отпусти меня! Отпусти! — кричу из последних сил, зажмуривая глаза. — Последний раз с Владимиром я спала больше года назад! — глотаю воздух, чувствуя его горячее дыхание на лице. Губы трясутся, слезы сами по себе скатываются из глаз. Я ещё никогда не ощущала себя такой униженной и беспомощной. И страшно от того, что я не знаю, чего ожидать от этого зверя. Сжимаюсь от испуга, когда Романов хватает меня за платье и в два резких рывка разрывает его на груди.

— Пожалуйста, не надо! — прошу я, боясь открыть глаза. Дышу глубоко от нехватки воздуха. За что мне все это?! Я ожидаю чего-то очень жёсткого и грубого от Романова и замираю, прекращая дышать, кода чувствую прикосновение к щекам. Он стирает слезы и обманчиво нежно ласкает. А я жду очередного всплеска с замиранием сердца, но ничего не происходит. Глеба словно подменили.

— Тихо, Стефания, — голос опять бархатный и немного дрожит. — Все, успокойся, — горячие губы целуют мои заплаканные глаза, а сильные руки ласкают тело. Так аккуратно и нежно, как никогда раньше. Я думала, Глеб так не умеет. И теперь я плачу от контраста агрессии и нежности. — Тихо, моя девочка, — его голос хрипнет, а поцелуи спускаются ниже. Горячие губы проходятся по скулам, и я неосознанно запрокидываю голову, открывая доступ этим невыносимо нежным губам, продолжая плакать по нам. Так нечестно! Он в очередной раз подавляет мою волю и чувство гордости, только в этот раз лаской.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глеб покрывает поцелуями мою шею, немного всасывая кожу, и расстегивает ремень на поясе. Вздрагиваю, когда он еще одним рывком до конца разрывает платье и рычит мне в шею.

— Какого хрена на тебе прозрачное белье?! — не отвечаю, до боли кусая губы. Потому что голос Глеба грубый, а руки нежные и аккуратные, словно он не имеет меня, а любит. Любит без слов и признаний. Но ведь это все ложь? Очередной трюк, психологическая уловка, чтобы я перестала его ненавидеть. А я ведусь и плавлюсь, и от этого тошно. Даже не замечаю, как за ласками и горячими поцелуями Романов избавляет меня от белья, я беззвучно плачу и слушаю его прерывистое тяжёлое дыхание.

Голова кружится, тело покрывается мурашками, но я стараюсь не отзываться на его приостановления, и это очень сложно, почти невыносимо. Его губы жадно всасывают соски, язык кружит по телу, а руки гладят бедра. Лучше бы он меня насиловал и причинял боль! Мне хочется кричать, чтобы прекратил или не останавливался. Меня разрывает от противоречивых эмоций.

Дергаю руками, но уже не от того, что хочу освободиться, а от желания зарыться в его волосы. Разочаровано хнычу, когда он отрывается от меня. Распахиваю глаза и вижу, как Глеб снимает с себя рубашку, брюки и боксеры, не отрывая глаз от моего тела. Вновь прикрываю веки и тону в ощущениях.

Глеб разводит мои ноги, сгибает их в коленях и раскрывает перед собой. Наклоняется, выдыхает мне в живот, вновь ведёт губами вверх, целует грудь, всасывает соски, и я не выдерживаю, выгибаясь ему навстречу, ощущая, как твёрдый член упирается между ног. Его губы скользят по шее и возвращаются к моим губам.

— Чувствуешь, насколько принадлежишь мне? — шепчет мне в губы и запускает между нами руку. Касается клитора и тело мгновенно реагирует, впуская его, подчиняясь. Я просто пьяна… пьяна и связана… повторяю про себя, оправдывая реакцию на этого мужика. — Зачем сопротивляться? — выдыхает между жадными поцелуями, на которые я отчаянно отвечаю, обвивая ногами его торс от нетерпения. — Твое тело подчиняется мне, отдай мне разум, — требовательно просит он, сжимает клитор и мучительно медленно проскальзывает в меня, входя на всю длину, растягивая, вынуждая простонать в его порочные губы. Глеб подхватывает меня под поясницу, приподнимает бедра, проникая глубже, до самого конца, начиная медленно раскачиваться. Он никогда так не делал. Его движения всегда были порывисты и нетерпеливы. А сейчас мне кажется, что это такой метод сладкого насилия. Он, и правда, доказывает мне, что я принадлежу ему. Поскольку тело горит, отзываясь жгучим удовольствием. Я чувствую каждый сантиметр его большого твердого члена, который несёт волну экстаза с каждым толчком.

А потом я действительно теряю разум и растворяюсь в этом мужчине. Меня сводят с ума его медленные, но глубокие толчки, его поцелуи, которые лишают дыхания, его сильные, но нежные руки и наши общие стоны в губы. Это невыносимо хорошо, чувственно, глубоко и проникновенно. Мы скользим на грани оргазма, не позволяя друг другу перешагнуть эту грань. Мы зависаем за секунды до взрыва и держим друг друга в таком состоянии.

Наши тела сплетаются и покрываются потом, наши губы болят от поцелуев, а дыхание сбивается. Мы одно целое, мы горим друг другом. Ещё немного и нас спалит дотла! Нас трясет, мы подходим к грани. Выгибаюсь, извиваюсь, от волны экстаза, закатываю глаза, чувствуя, как Глеб ускоряется. Мощная волна накрывает тело и по венам разливается оргазм. Такой сладкий, мучительный и ослепительный, от которого я содрогаюсь и со стоном кусаю губы Глеба. Яркая вспышка окончательно отключает меня от реальности. Ничего не слышу, не вижу и не чувствую, я уплываю в наш личный рай…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})