Гвади Бигва - Лео Киачели

Элико сидела у стола. Перед нею лежала тетрадь, испещренная рисунками. Она машинально вертела в руках карандаш, внимание ее тоже было поглощено тем, что говорилось на заседании.

— Скажи мне, Найя, что же там все-таки произошло? — вполголоса сказала Элико; ей надоело прислушиваться к глухо замиравшим голосам. — Непонятно мне все это…

Найя не отозвалась; она лежала, устремив взгляд в потолок, и слушала, слушала…

— Кто-то запряг буйволицу твоего отца, чтобы перетащить бревно, и ничего больше. Разве это такое серьезное преступление? — переспросила Элико.

Не получив и на этот раз ответа, она начала быстро, точно играя, набрасывать что-то на полях тетради, — там появилась буйволиная голова с круто изогнутыми рогами.

Проверила. Похожа на Никору. Ее охватило радостное оживление. Изобразив на лбу буйволицы вопросительный знак вместо белой отметины, Элико снова обратилась к подруге:

— Как же, Най, а?

— Не мешай, Элико! Сейчас Гера говорит… Дай дослушать! — быстро крикнула Найя и даже отмахнулась свободной рукой.

Элико пришлось покориться… Она дорисовала туловище и ноги — буйволица стояла как живая.

— Слышишь, Элико, Георгию поручили в последний раз поговорить с отцом… Тебе, говорят, он верит. Авось послушается… Постановили, кажется, объявить выговор Зосиме, — спустя некоторое время сказала Найя и снова принялась слушать.

На этот раз Элико уже не стала вникать в то, что ей говорила Найя.

— Вот если бы враг какой-нибудь воспользовался буйволицей, тогда другое дело, — проговорила она и, быстро водя карандашом по бумаге, нарисовала на шее буйволицы ярмо, прикрепила постромки. Но вдруг кончик ее карандаша застыл. На лице мелькнула лукавая улыбка, глаза сверкнули; тихонько смеясь, она спросила подругу:

— Найя, может быть, наш Гера оттого так обозлился, что Никора — буйволица? Как посмели впрячь в ярмо буйволицу? Понимаешь? Никора-то ведь представительница нашего пола.

— Не дури, девушка! — отозвалась Найя. — Ш-ш-ш… Представь себе, Георгий тоже всех распекает: как смели-де назвать отца кулаком! Вот это правильно. В самом деле: товарищи перегнули палку.

— И знаешь, что я еще скажу тебе? Только среди буйволов и существует настоящее равенство между полами! И буйвол и буйволица одинаково ходят в ярме, их даже не отличишь в упряжке! Вот что значит природа! А ведь у нас до сих пор многие вкривь и вкось толкуют о том, что женщина, мол, слабое существо. Одним словом, несут всякий вздор! Ну, посмотри на меня: разве я слабое существо? Разве я не вздую этого молодчика?

Найя не расслышала последних слов. Наверху задвигали стульями, дощатый пол заскрипел под тяжелыми шагами колхозников. Найя живо соскочила с кровати.

— Расходятся! Мне обязательно нужно повидать Геру! — воскликнула она, пригладила волосы и раскрыла настежь дверь.

— Ты же у меня ночевать собиралась? — спросила Элико, провожая ее.

Найя зацепилась полою незастегнутого пальто за ручку двери. Пришлось на секунду задержаться.

— Пожалуй, я еще к тетке зайду… Но ты пока не ложись, может быть, вернусь, — сказала она, отцепила Пальто и выбежала из комнаты.

От резкого движения из кармана пальто выпал сложенный пополам листок. Элико тотчас подняла его. Хотела было остановить подругу, но снова подумала, что не следовало бы показывать Гере стихотворение Арчила Пория.

«Как кстати! Догнать? Или не говорить ничего?» — думала она, глядя на письмо.

Элико то краснела, то бледнела от страха и смутной радости.

— Потеряла! И все! — громко на всю комнату произнесла она.

Видимо, радость победила страх.

«Где угодно могла обронить, почему непременно у меня в комнате? Честное слово! А я знать не знаю, ведать не ведаю!»

Элико держала письмо кончиками пальцев, собираясь разорвать его. Крепко стиснула зубы. Но внезапно радость схлынула, она заколебалась.

— Нет, оно еще может понадобиться товарищам… Если стихи действительно такие…

Элико овладела собою. Твердо решила не рвать письма, но запрятать его так, чтобы никто не мог узнать, что оно существует на свете.

«Если очень понадобится, очень, очень… тогда… Тогда я покажу…»

Стало легко на душе, сомнения отлетели. Элико снова сложила листок и спрятала его на груди.

Найя чуть не столкнулась с товарищами, которые гурьбой спускались по лестнице. Девушка едва успела обогнать их. Прижимаясь к стене, на цыпочках обошла дом и скрылась за углом. Тут можно было уже не таиться. Она побежала изо всех сил, пересекла двор, пробралась между кольями забора и вышла на лужайку. По краю луга, у самой опушки, вьется узкая тропа, по которой, она знала, Гера обычно ходит из правления домой… Найя, не раздумывая, направилась к тропинке. Перевела дух только тогда, когда луг остался позади и рядом выросли стволы деревьев.

В небе ярко горели звезды, их мерцающий свет смягчал тьму. Найя беспокоилась, не заметил ли ее кто. Она стала всматриваться в ночной сумрак: нигде ничего, лишь смутно темнеют деревья. Ни звука, ни голоса. Найя успокоилась и все же «на всякий случай» спряталась за ближайшим буком.

Время шло, Гера не появлялся. Издали донеслись голоса перекликавшихся товарищей. Они прощались друг с другом.

Сердце Найи тревожно билось: кругом лес, она одна-одинешенька. Страха она не испытывала, но все же было как-то не по себе.

Найя невольно стала вслушиваться в тишину, которая точно хлынула откуда-то и разом окутала землю.

Что-то странное было в этой тишине. Слух девушки с каждой секундой становился все напряженнее — и вот тишина оказалась уже не мертвой, не безгласной: она была полна таинственных шорохов и шепотов. И самое удивительное то, что эти шорохи и голоса вовсе не нарушали тишины; казалось, от них тишина становится еще глубже. Что это было? То ли звуки рождались мерцавшими звездами, то ли земля дышала, то ли ветер пробегал, шевеля ветви, кусты и траву, — что, кроме них, могло породить эти звуки?

А Геры все нет и нет.

Найе показалось, что шорохи за спиной как будто становятся явственнее. Еще немного, и она всем телом почувствовала, что кто-то или что-то надвигается на нее сзади.

Теперь Найя испугалась по-настоящему. Она кинулась вперед, повернулась лицом к лесу — может, и в самом деле там кто-то есть. Никого!

Однако Найя уже не верила ни лесу, ни себе. У страха свои глаза, и девушка не сомневалась в том, что в лесу кто-то шевелится. Бежать к лужайке? Нет, страшно! Кажется, стоит только повернуться спиною к лесу, и это невидимое чудище бросится на нее.

Она прижалась к дереву, обняла его руками. Стало чуть спокойнее. Но мгновение спустя что-то хрустнуло неподалеку, и во мраке смутно наметились очертания какого-то гигантского существа.

Слава богу, не рядом с нею, а поодаль…

Сначала Найе показалось, что страшилище приближается… Она лишилась бы рассудка от страха, если бы через мгновение не убедилась в том, что оно уходит в противоположном направлении, вдоль опушки.

Найя даже в темноте разглядела, что на спине у чудовища горб. Горб был настолько велик, что цеплялся то и дело за ветви. Одного только никак не удавалось установить трепещущей девушке: о четырех ногах это лесное чудовище или о двух?

Две ноги были ясно видны, но позади как будто шагали еще две. Притом задние ноги непонятным образом то отставали на значительное расстояние от передних, то их нагоняли. Похоже было на гусеницу, тело которой то вытягивается, то снова сокращается…

Найя зажмурилась: если ей все это чудится, то привидение должно развеяться. Она открыла глаза, и в самом деле страшилища не стало. Оно исчезло без следа.

Найя облегченно вздохнула. Как будто и страх прошел.

«Теперь самое время повернуться и бежать», — подумала она.

Не тут-то было! Внезапно в лесу поднялась какая-то возня, что-то задвигалось с шумом и хрустом. Среди деревьев появилось еще одно чудовище, пострашнее первого, — какой-то черный зверь, контуры которого расплывались во мраке, и видны были только желтые сверкающие глаза и торчащий, точно палка, хвост. Зверь фыркал и шумно дышал, хвост с треском стукался о деревья.

И вдруг зверь зарычал человеческим голосом:

— Хурджин! Отдай, говорю, мой хурджин!

Неужели это человек? Нет, разумеется, нет! Но если слух ее не обманывает, страшилище, как ни невероятно, вопит голосом Гвади Бигвы. Найя не могла ошибиться — этот голос принадлежит Гвади и никому больше!

Нелепая мысль! Неужели она сошла с ума?

Еще немного — и хвостатое страшилище окажется у того самого дерева, за которым притаилась Найя.

Бежать… Нет другого исхода!

Найя повернулась спиной к лесу и побежала. Она неслась, пригнувшись к самой земле, ветром стлалась по лужайке. Крепко сжатыми кулаками, точно щитом, прикрыла грудь. Бежала, зажмурив глаза, едва переводя дыхание. Вероятно, от страха выросли у нее крылья, и она почти не касалась ногами земли. Но главный источник силы был в сознании, что она ускользнула от гибели, что за нею уже никто не гонится.