Гренадер - Олег Быстров

Старший унтер-офицер Филонов, поставленный командиром экипажа, махнул рукой, и бойцы начали грузиться в броневик. Едва запрыгнул в десантный отсек последний гренадер, «Сокол» с места рванул обратно к станции.

Мотоциклист, похоже старший унтер Штоколов, жестами показывал цыгану, мол, разворачивай и кати отсюда. Дескать, не до тебя. Лошадёнка, послушная кнуту цыгана, развернулась и потрусила неспешной рысью. Кибитка, покачиваясь с боку на бок, покатилась к лесу, откуда, видимо, и появилась. У Саблина отлегло от сердца.

– Урядников! – крикнул Иван, спускаясь с крыши. – Командуй посадку!

Люди с весёлым гомоном начали рассаживаться. Грузчики споро перетаскивали сундуки и ящики из вагона в кузова полуторок. Резерв также незаметно занял места в «летучке», на них, похоже, вообще никто из приезжих не обратил внимания.

Саблин дал зелёную ракету. В ответ от мотоциклистов взлетели две – знак, что всё спокойно и можно выдвигаться. Взревели моторы. Водители немного погоняли их на холостых, прогревая машины, и начали отъезжать один за другим. Всё в порядке, оговоренном заранее.

Проехали пакгаузы. Какое-то время дорога шла рядом с рельсами, за путями, немного приотстав, двигался «Сокол-ВД», поводя крупнокалиберным пулемётом в сторону недалёкого леса. Колонна выкатилась на Кривицкую. Как и договаривались, броневик ловко перемахнул пути и вышел на открытое пространство. Саблин считал этот отрезок пути самым опасным. Ни бугорка, ни ямки – сплошное голое пространство. Хоть из пушки пали, а то, если есть желание, можно и из «панцершрека» наладить.

Надежда лишь на мотоциклистов. Если что, они смогут помешать сделать прицельный выстрел и сигнализируют об опасности. Тогда машины врассыпную, людей – на землю. И дай Бог твоей милости! Может, останутся живыми.

Пока кортеж: проезжал крутой поворот, Саблин был натянут как струна. Чувствовал, что исподнее стало влажным от пота, а руки беспрестанно гладят «шестёрку», словно любимую девушку. Все остальные тоже приникли к амбразурам, высматривая, выцеливая возможную опасность. И пулемётчик наготове. Достаточно короткой команды – и забьётся заполошно ствол калибра двенадцать с половиной миллиметров, расцветёт огненная бабочка на компенсаторе, и в звоне падающих гильз зальёт крупнокалиберный «Беркут» всё вокруг раскалённой смертью.

Проехали. Проскочили чёртов поворот беспрепятственно. Пронесло. Фух, Господи помоги…

Колонна продолжала движение. В автобусах и не подозревали, какие эмоции переживают гренадеры. В салонах оживлённо переговаривались и смеялись.

Но и Саблин чуть расслабился. Вот широкая Лычаковка, впереди поворот на Сетнеровку. Вот выезд с улицы Копальня… А это что? Поперёк неширокого проезда, как раз там, где поручик рассчитывал поставить «Сокола», чтоб заткнуть Копальню, как бутылку пробкой, стоял конный экипаж:. Обычный городской экипаж:, каких на улицах Львова сотни. Только почему-то без возницы.

В один миг перед глазами Саблина расцвело видение: в момент, когда автобусы с людьми поравняются со странным экипажем, тот лопнет огненной вспышкой взрыва. И вот уже летят стёкла из автобусных окон, и сам «Русич», накреняясь, валится набок, его тащит инерция, искорёженный кусок металла в облаке пламени, а внутри гибнущие люди…

– Вперёд! – зарычал Саблин, показывая на экипаж:.– Вали его!

Младший унтер Поливайко, сидевший в кресле механика-водителя, взял круто вправо. Тяжёлый броневик на всём ходу накрыл, смял лёгкую повозку. Затрещало дерево, панически заржала лошадь. Поливайко тормозил, пытаясь повернуть машину, но шеститонного «Сокола» так сразу не остановишь, и жёлто-зелёная пятнистая громада напирала на несчастное животное, перемалывая ребристыми колёсами экипаж: в щепы. Лошадь бешено билась в постромках, каким-то чудом не попадая под тупой бампер броневика.

Унтер Строгов, находившийся у переднего люка, выпрыгнул на броню. Ухватившись за буксирный трос, намотанный вокруг рубки, он отчаянно изогнулся и в два резких движения перехватил постромки широким ножом, какие таскали все гренадеры за голенищами сапог. Освобождённая лошадь прянула из-под колёс, а броневик наконец стал, чуть качнувшись на рессорах.

Все дружно выдохнули.

Однако рано радовались – откуда-то сзади выскочил кучер с круглыми глазами и отвалившейся челюстью. Может, по нужде отлучался мужик, может, ещё что, но транспорта он своего лишился в один миг. И эта жуткая новость доходила до него постепенно, а когда дошла, возница разразился потоком польской брани. С остервенением принялся он хлестать по броне «Сокола» кнутом, но Отрогов, ещё отдуваясь, ещё переживая опасный свой трюк, только глянул на поляка, и тот замолк на полуслове.

– Главное, лошадка цела, – прохрипел гренадер. – А колясочку новую спроворишь.

Броневик начал разворот, унтер нырнул в его железное нутро и захлопнул люк.

– За то, что самовольно покинул машину, два наряда вне очереди, – ровным голосом проговорил Саблин. – Доложишь по завершении задания прапорщику Урядникову.

– Слушаюсь, два наряда вне очереди, ваше благородие, – без уныния отозвался унтер.

– А за спасение лошади, Павел, объявляю тебе благодарность от лица службы, – закончил поручик.

– Служу Отечеству! – гаркнул тот уже и вовсе весело.

Низшие чины гренадеров почти сплошь вышли из крестьян. Все они понимали, что значит лишиться коня, друга и кормильца, и потому внутренне одобряли поступок товарища. Да и Саблин, хоть за сохой и не ходил, помнил крестьянские заботы. Но и о дисциплине забывать нельзя.

Колонна продолжала движение по Сетнеровской, Саблин двинул следом. Посмотрел в бинокль, слева, за домами, скользил силуэт второго броневика. У младшего унтера Фирсова, выполнявшего функцию связиста, попросил трубку уоки-токи – ещё один подарок от подпоручика Станкевча. Новейшая американская рация «Моторола СЦР-300» помещалась в рюкзаке, была тяжеловата, но имела телефонную трубку, в которую можно было говорить. Потому и прозвали рацию «ходилка-бол-талка».

– Второй, ответь первому, – сказал поручик в микрофон.

– Слушаю, первый, – откликнулся командир второго отделения Сыроватко.

– Как только выедем на Пияров, выбирайся с задворок и занимай место в голове колонны. Дистанция пять метров. Я пойду сзади.

– Слушаюсь, ваш-бродь.

Движение проходило в штатном режиме. К счастью, здесь не было трамвайной линии, и скорость удалось набрать приличную, но на перекрёстке с улицей Святого Петра, ведущей к Лычаковскому кладбищу, вновь возникла заминка. Перекрёсток медленно пересекала похоронная процессия: катафалк, запряжённый тройкой лошадей с чёрными плюмажами, и недлинная процессия пеших сопровождающих.

Пришлось тормозить. Остановить траурное шествие поручик не мог. Мало того что сопровождение медиков не афишировалось, так ещё припишут попрание национальных традиций и разжигание религиозной розни. Похороны-то католические. Но и расслабляться гренадер не собирался.

В это время броневик Сыроватко вышел на Пияров. Саблин схватился за трубку уоки-токи и торопливо скомандовал:

– Игнат, обходи нас слева. У перекрёстка разверни машину боком, прикрой колонну.

– Понял, ваш-бродь… – Ответ ещё только отзвучал в наушнике, а мимо уже с рёвом пронёсся «Сокол».

Саблин знал, за рулём сидит Матвей Крюков, водитель отменный. И тот доказал класс: чуть поддал газу, а потом резко тормознул, выворачивая руль. Броневик понесло юзом, разворачивая поперёк движения, но в метре от похоронной процессии тяжёлая машина стала как вкопанная. Боевая рубка крутнулась, шаря стволом «Беркута», амбразуры ощетинились стволами «шестёрок».

Колонна остановилась. Люди в салонах автобусов вытягивали шеи.

Саблинская машина тоже развернулась, прикрывая кортеж: с тыла, но поручик по пояс выбрался в верхний люк и поднёс к глазам бинокль. Чёрт его знает. Эта процессия уж очень удобный камуфляж: для злоумышленников. В катафалке, там действительно гроб с телом покойного или ещё что?

И ведь не подойдёшь, не проверишь! Сопровождающие, все в тёмных то ли плащах, то ли накидках. Под такими удобно спрятать и автомат, и карабин. Не говоря уже о гранате в рукаве…

Саблин пристально всматривался в бредущих людей, не блеснёт ли металлом ствол, не сделает ли кто резкого, опасного движения. Но увидел другое – неприязненные взгляды из-под сведённых бровей. Сжатые губы, застывшие лица.

«Люди! – вдруг захотелось крикнуть Ивану. – Ведь мы везём вам помощь! Врачей, чтоб вас лечили, лекарства, чтоб спасать ваших детей! Что ж вы смотрите волками?! Или верите тем, кто называет нас извергами, упырями, отравителями – одним словом, москалями? Верите тем, кто ради власти готов резать, взрывать, стрелять и жечь? Убивать?»

Процессия прошла. Крик Саблина так и остался у него на губах. И в сердце.

Колонна продолжила движение.