Неповторимое. Книга 3 - Валентин Варенников

Так вот, ни Щербицкий, ни Машеров были не способны на такое хамелеонство. Между ними и господином Шеварднадзе — «дистанция огромного размера», хоть они в Политбюро ЦК и были вместе. Что же касается лично Петра Мироновича, то действительно с любовью о нем говорила вся страна: Герой Великой Отечественной войны (это звание он получил за героическую борьбу с немецко-фашистскими захватчиками в Белоруссии во главе партизанского отряда), Герой Социалистического Труда (этим званием он был отмечен за выдающиеся успехи в развитии народного хозяйства Белоруссии, фактическим руководителем которого он являлся долгие годы). Его авторитет во всем Советском Союзе был чрезвычайно высок. Своим беспримерным и неповторимым вниманием и заботой о Белорусском военном округе он косвенно оказал нашему Прикарпатскому и другим военным округам огромную поддержку. Он был примером для других руководителей. И вообще он был удивительно чутким и внимательным ко всем военным. Однако один случай мне хотелось бы вспомнить особо.

Министр обороны Гречко в зиму с 1974 на 1975 год проводил крупные учения с двумя военными округами — Белорусским и Прикарпатским. Причем действовали они по разные стороны «баррикад». То есть были «противниками». Основные действия разворачивались на территории Белоруссии. Естественно, войска — это не голуби мира. Иногда развернутся подобно слону в посудной лавке. Но к армии никогда не было не только никаких претензий или жалоб, а даже наоборот — благодарили, что именно на белорусской земле прошли эти маневры. Петр Миронович Машеров, несомненно, уникальная личность.

О Леониде Ильиче Брежневе уже было сказано достаточно. Но в данном случае, когда идет речь о влиянии этой личности на Прикарпатский военный округ, то, конечно, нельзя не привести еще ряд конкретных примеров.

Конечно, в первую очередь это факт пребывания Брежнева в должности начальника Политического управления Прикарпатского военного округа. Для нас это было и почетно, и ответственно. Мы вправе были считать, что пусть по духу, но у нас есть «родственные» связи с генеральным секретарем, и максимально использовали это обстоятельство в воспитательной работе с личным составом. В окружном и во всех музеях дивизий округа, в комнатах боевой славы, во всех ленинских комнатах непременно имелись материалы по истории округа. Были представлены портреты всех, кто командовал нашим округом, перечислялись также начальники штаба и начальники Политуправления — члены Военного совета. Среди них был, конечно, и Леонид Ильич.

Но для нас было важно и другое. Начиная с 70-х годов, Брежнев, как правило, ездил поездом, если вопросы решались в границах страны и Европы. Например, за время моей службы в ПрикВО он несколько раз ездил на съезды, конференции, совещания в Венгрию и Чехословакию. Путь проходил через Львов и станцию Чоп, где колеса вагонов заменяли и переводили на узкую европейскую колею. И каждый раз Леонид Ильич выходил из вагона и длительное время прохаживался с руководством соответствующей области по перрону. Всегда шла живая непринужденная беседа на различные темы, но в первую очередь она касалась воспоминаний военных лет (а Брежнев в этих краях воевал) или насущных проблем сегодняшнего дня, в том числе чисто житейских, бытовых тем. Конечно, содержание беседы на первые две темы мы непременно использовали в своей работе, доводя до офицеров, а через них — до солдат, широко раскрывая эти вопросы и в окружной газете. Ну а доверительные разговоры оставались с нами. Некоторые из них сейчас можно и проиллюстрировать.

Как-то в одну из поездок Леонид Ильич сделал остановку во Львове. А перед этим он останавливался в Киеве, где взял в свою делегацию Владимира Васильевича Щербицкого. Во Львове на вокзал встречать генсека приехали члены бюро обкома КПСС во главе с первым секретарем Виктором Федоровичем Добриком. Командующий войсками округа, являясь членом бюро обкома, а также по своему служебному положению (генсек был и Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами), обязан был присутствовать на встрече. Поэтому в составе группы встречающих был и я. Кстати, членов бюро было всего четверо и три сотрудника аппарата обкома. Добрик, видимо, прихватил для решения внезапно возникающих вопросов.

Перрон был безлюден, поскольку проходящих поездов в это время не было. Подошел поезд с Брежневым. Нас поставили именно там, где остановится его вагон. Открылась дверь, по ступенькам спустился проводник, а за ним, с приветливой улыбкой, — Леонид Ильич. На перроне в центре полукруга встречающих стоял В. Ф. Добрик — как раз против Л. И. Брежнева. Каково же было наше изумление, когда генеральный секретарь, сойдя по ступенькам вагона, с возгласом: «Фима, и ты здесь?!» — сгреб в охапку небольшого росточка работника аппарата обкома по фамилии Айзон. И, тиская его, пояснил:

— Это самый ценный еврей из всех евреев. Он в любое время из-под земли достанет все, что требуется.

Добрик заметил в тон Брежневу:

— Леонид Ильич, так именно по этому основному признаку мы его и держим в обкоме на хозяйственной должности.

Поздоровавшись с каждым из нас, Брежнев вспомнил службу в Прикарпатском военном округе, затем, обращаясь к нам, приступил к «критике» Щербицкого:

— Вы знаете, какую он приготовил мне бомбу в Киеве? Еще неделю назад звоню ему и говорю: «Володя, поедем к венгерским товарищам на съезд». Он дает согласие, но я его предупреждаю: «Заеду за тобой в Киев так, чтобы никто ничего не знал и чтобы провожающих было не более двух-трех человек». Договорились. А что на самом деле? Открываю дверь вагона, а передо мной — вся бригада слесарей, в которой я работал на Днепропетровском металлургическом комбинате. Они мне: «Леонид, надо встречу отметить. Ты же не побрезгуешь с рабочим классом? Иван, наливай». Я взмолился, говорю: «Ребята, я же еду по делам, лучше попозже специально к вам приеду». А они мне: «Знаем мы эти обещания! Да и работа тебе не позволит. А сейчас — самый раз. Первачок высшего класса — горит синим огнем». И суют мне стакан с самогоном и кусочек сала. Вы думаете кто-нибудь защитил меня от этой западни?

— Леонид Ильич, — для приличия начал оправдываться Владимир Васильевич Щербицкий, — они же сами все пронюхали о вашей поездке, у них разведка лучше, чем у меня, вот и прикатили.

— Нет, вы посмотрите на него: он еще оправдывается!

После обмена шутками перешли к деловому разговору, но, естественно, в общих чертах. Виктор Федорович Добрик доложил о состоянии дел по области, я — по округу. Леонид Ильич задал несколько вопросов. В первую очередь его интересовали проявления национализма у нас, на Западной Украине. И через час уехал.

Во время этого небольшого эпизода в глаза не могла не броситься простота, доступность и человечность Леонида Ильича. В то же время его простота отлично сочеталась с интеллигентностью.

Мне довелось наблюдать его и во время других встреч, и я неизменно убеждался в его открытости и честности.

Была приблизительно еще одна такая же поездка Брежнева с Щербицким, но, поскольку поезд проходил ночью, остановка делалась не во Львове, а только на станции Чоп Закарпатской области.

Утром в установленный день мы вместе с первым секретарем обкома партии этой области Юрием Васильевичем Ильницким прибыли на станцию Чоп. Подошел поезд. Через некоторое время появился Владимир Васильевич Щербицкий. Он сообщил, что Леонид Ильич «уже зашевелился» и, очевидно, скоро подойдет. В ожидании его мы прохаживались. Погода была прекрасная, солнечная. Воздух в Карпатах — не надышишься. Дела в Закарпатской области и нашем округе в основном выглядели нормально. Поэтому настроение было хорошее и даже приподнятое. И беседа протекала мирно, без напряжения. Помню, меня Владимир Васильевич посвятил в секреты о пользе и вреде разного вида ворон. Глядя на неподалеку расположенное поле (весна была в разгаре) и наблюдая там стаю ворон, «промышляющих» на этом поле, он сказал:

— Я только недавно узнал, что все вороны в целом являются санитарами и в городе, и в деревне. В то же время одни виды приносят целенаправленно пользу сельскому хозяйству, а другие — вред. Так, черная ворона уничтожает на полях всех вредителей. Ворона с серым крылом уничтожает еще и побеги пшеницы, кукурузы. Дергая клювом побег, она вытаскивает еще не разрушившееся зерно и поедает его.

В ходе короткой «лекции» появился и Леонид Ильич. Поинтересовался, о чем мы беседуем, и вдруг говорит:

— Ох, этот Чоп! В войну наши здесь хлебнули горя.

Мы попросили его рассказать.

— Уничтожив противника на перевалах и основных дорожных направлениях, — начал Леонид Ильич, — наши передовые части без особого труда стали спускаться в долины и обложили Чоп. Нам было известно, что на этой узловой станции у немцев сосредоточены огромные запасы боеприпасов, продовольствия и другого имущества. После непродолжительного боя станция была взята. На радостях мы телеграфируем Верховному: так, мол, и так, захватили крупную узловую станцию Чоп. Вечером в этот же день по радио Совинформбюро сообщает о победах Красной Армии, в том числе называет и нашу победу. На радостях солдаты и офицеры отметили это событие. А в Закарпатье вина всегда было много. Кроме того, немцы, очевидно, умышленно бросили на станции целый состав со спиртом. Ну, наши и «отметили». А ночью, перед рассветом, немцы, подтянув резервы, внезапным ударом с нескольких направлений выбили нас из станции. Только утром мы закрепились и поняли, какая тяжелая ситуация сложилась у наших войск в целом. Но мы уже доложили Сталину, что станцию взяли. Что делать?