Шестой сон - Бернар Вербер

Жак Кляйн внезапно проснулся в квартире в Монруже. Резкое побуждение вызвало у него нечто вроде тошноты.

Рядом спала, громко храпя, обнаженная Жюстина.

Он достал из кармана журнал сновидений и максимально подробно записал только что увиденный им сон.

Другой «я», старше на двадцать лет, попросил меня отправиться в Малайзию к племени сенои ради спасения мамы.

В это мгновение ему хотелось лишь одного – вновь погрузиться в сон. Не в этот – вообще в сон, в конце концов, он так давно не спал.

Жак вернулся в постель и прижался к спине Жюстины. Спина была горячая и уютная.

Он не хотел возвращаться на остров Розового песка. Поэтому он не опустился ниже четвертой стадии, и на сей раз его сон был не таким глубоким.

32

Сон от яви часто отделяет один лишь солнечный луч. Поскольку шторы были полностью опущены, Жак не знал, что уже рассвело, и дневной свет не сразу разбудил его. Но все-таки разбудил, прорвавшись сквозь щелку в шторах.

– Который час? – пробормотал он, добрался до смартфона и, изучив его под разными углами, увидел на дисплее цифры – 15:34. Ничего себе!

– Думаю, уже слишком поздно для того, чтобы идти на работу.

– Я тоже так думаю, – отозвалась проснувшаяся Жюстина. – Но мне плевать. Мы неплохо провели вчерашний вечер. – Она посмотрела на него и слегка подмигнула.

– Я уже плохо помню…

– Ты забыл, как тебя вырвало?

Он удивился.

– Шучу, шучу! Мы занимались любовью четыре раза, у меня было два оргазма, а потом ты уснул как младенец.

– Младенцы плохо спят. Они ежечасно просыпаются, чтобы плакать. Ты и в самом деле не пойдешь сегодня в университет?

– Я редко там бываю, потому что в универе обучают теории, а я предпочитаю практику. Единственная истинная философия заключается в том, чтобы научиться любить.

– Что тебе снилось? – спросил он.

– Мне снилось, что меня захватили в плен пираты. Привязали меня к мачте очень грубыми веревками, которые больно врезались в мои запястья и щиколотки. Потом они разорвали на мне белую рубашку, но в итоге я вырвалась на свободу и завладела их кораблем. Представляешь, я стала предводителем пиратов, и мы нападали на другие суда. У меня были длиннющие волнистые волосы, а рубашка на мне была расстегнута примерно вот так.

Рубашки на ней не было, но жест был красноречивый.

– Ты странная, тебе снятся мужские фантазмы…

– А тебе что снилось? Если жесткая эротика, то можешь мне рассказать, я обожаю такие вещи. Особенно что-то такое «политически некорректное» или «откровенно развратное». Меня ничто не шокирует.

– О, нет, ничего такого, извини. Мне всего лишь приснилось, что я встретил себя в будущем. И этот «я» пришел сказать, что мне следует делать.

– А, так это ж «образ отца». Нам говорили на лекциях.

– Но у него было мое лицо, а не лицо папы. Самое удивительное, что он казался реальным, по-настоящему реальным.

– Не хочешь ли ты отыметь главаря пиратов, перед тем как идти завтракать?

Они занялись любовью, потом немного отдохнули и опять продолжили.

Жюстина предложила ему добавить «перчинку» – сигареты с марихуаной. Они закурили, и Жака разобрал неудержимый смех. Комната стала расплывчатой.

– Никогда такого не пробовал, это действительно… дестабилизирует.

Он закашлялся и сморщился, по телу пробежала неприятная дрожь.

– Просыпаться в три часа дня. Курить травку. Проводить время с женщиной-философом. Вот три вещи, которых тебе недоставало и которые я рада тебе подарить.

Жюстина, поддразнивая его, задвигала раздвоенным языком.

– Вот увидишь, после этого тебе приснятся яркие психоделические сны.

Жак снова закашлялся, и девушка показала ему, как правильно курить: дым надо пропустить через мягкое нёбо. У него получилось, и он поразился новым ощущениям.

– Хочешь, я схожу за продуктами для ужина? – спросил он.

– Нет, у меня в морозилке есть все необходимое.

Жюстина направилась к кухонной зоне и вытащила из морозильника что-то похожее на брусчатку из бело-красного кирпича.

– Паста, – объявила она. – Сейчас мы ее разогреем.

Жак взглянул на бесформенную массу, его лицо не выражало особого энтузиазма.

– В чем дело? Ты не любишь пасту? Все ее любят.

– У меня со спагетти связано плохое воспоминание, касающееся моей мамы и подруги.

– Да, с матерями непросто, – вздохнула Жюстина. – Моя, например, обожает шопинг и часами зависает в салонах красоты.

– Моя мама… – Голос Жака дрогнул, но он взял себя в руки. – Моя мама всегда меня поддерживала. Она привила мне любовь к чтению и к медицине, научила меня видеть сны, она замечательная… Единственная проблема в том, что она исчезла.

– Понимаю, она тебя бросила. Называй вещи своими именами.

– Не знаю. Все произошло так внезапно. Должно быть, она…

Неоконченная фраза повисла в воздухе, породив неловкость. Жюстина зажгла красные свечи и села верхом на Жака, зажав ему руки коленями.

– А что это за шрамы у тебя на запястье? – спросил он.

– Попытки самоубийства с помощью бритвы.

Она чмокнула его в лоб и рассмеялась:

– Но ад от меня отказался, видимо, был переполнен. А в рай меня не пустят без аккредитации.

– А это? – спросил он, показывая на шрамики, тянувшиеся рядами по ее плечу под татуировками. – Когда с запястьями не получилось, ты решила взять выше?

– Ты не поймешь… Это тотемные насечки, я сделала их при помощи охотничьего ножа.

Жюстина поднялась и повернулась к нему спиной.

Татуировок на ней было много: скелет, пара игральных костей, туз пик, мотоцикл и несколько фраз, написанных готическими буквами: «Кто нам докажет, что мы существуем?», «Что нас не разрывает, то делает нас эластичнее», «Посадив себя в галошу, однажды проснешься цветком».

– У тебя что, есть привычка записывать лекции по философии на кожу? – усмехнулся Жак.

Она показала свой живот, где тоже были написаны фразы, правда с трудом различимые из-за некачественной работы татуировщика. Жак попытался прочесть их вслух:

– Вещи, которые нужно сегодня сделать: рискнуть… полюбить себя… полюбить кого-то… получить оргазм. А что, клёво!

Чуть позже они перекусили пастой, слушая музыку. Жак утратил всякое представление о времени. Жюстина выгребла из шкафа пластиковые пакетики, наполненные сушеными листьями, и положила на тумбочку. Они покуривали, затем позвонили в службу доставки и заказали две пиццы, затем съели пиццу, запив пивом. Жюстина покопалась в смартфоне и включила Pink Floyd. Когда зазвучали первые аккорды Wish you were here, они заснули в обнимку. Жак постарался не погружаться до пятой стадии из страха повстречаться со своим «постаревшим я».

За весь следующий день они видели только одного человека – наркодилера. Пузатый мужчина с длинной светлой бородой и лысым черепом. Его тело тоже было покрыто татуировками, а кольцо в носу делало похожим на племенного быка. По-видимому, он был прекрасно знаком с хозяйкой студии.

– Я смотрю, вы тут классно проводите время вдвоем, – сказал он, осматривая комнату, в которой все было перевернуто вверх дном.

– Это Патрик – преподаватель философии, – уточнила Жюстина, поворачиваясь к Жаку.

– Я специалист по Ницше, а мои любимые темы – «Радость в разрушении» и «Можно ли быть свободным, не порабощая других?».

– Это… как сказать? Оригинально, – отреагировал Жак.

– Молодежи нравится, но в отношении оценок я все же очень строг. Не в моих правилах поощрять разболтанность в столь важном предмете, помогающем выковывать характер. Студиозы должны уметь приводить доводы, находить подходящие цитаты, логично мыслить.

– А как же работа наркодилера?

– Госслужащие получают немного, едва хватает на оплату жилья. Чтобы возместить расходы за мой Harley-Davidson, потребовалась вторая работа. Хотите сенсимилью? Скоро получу в хорошем качестве из Амстердама.

После ухода Патрика они поужинали пиццей при свечах.

– До нашей встречи я жил в замкнутом мирке своей постели. В полном одиночестве. Это была ошибка. В постели можно жить вдвоем, так веселее, – признался Жак.

– У меня была тетка, которая решила в шестьдесят лет, что больна. Ее дочь тут же превратилась в сиделку. В результате тетя больше не покидала своей постели, даже из комнаты не выходила. Она умерла в 105 лет. Я всегда ей завидовала.

– А что, вполне приятный способ существования.

– Тогда предлагаю тебе побить рекорд по безвылазному пребыванию в постели. Я не имею в виду больных – нет, я говорю о вполне себе здоровых. О таких, как мы с тобой. Сейчас рекорд составляет три месяца. Но нужно по-настоящему не вставать с постели. Мы придвинем к кровати все необходимое и пустимся во все тяжкие. Не будем открывать шторы, будем заказывать на дом еду, наркотики, будем трахаться, слушать музыку, будем пить… ладно, в туалет придется вставать, но это не считается. Будем фотографироваться, будем вести блог… и, может, окажемся в книге рекордов.