Судьбе вопрек (СИ) - Романова Екатерина Ивановна

— Больше не будут. Проблема улажена. Нарушитель уже допрашивается.

— А… Гэлла?

— Эту женщину пока не удалось найти.

— Но… она же была, вы же сами видели!

Не могут же меня обманывать собственные глаза! Или могут? Нет, фет Дорский тоже видел костюмершу и яд в моих руках всамделишный был, ошибки тут быть не может, вот только если не Гэлла это вовсе была, а… сама Зейда? Да ну! В костюмерной на машинке тоже Зейда строчила? Отелепатеть. Или у меня енот в голове с ветром играется?

— До выхода на сцену три, два, один, пошла!

Я с траурным лицом вышла на сцену. Короткий сольный номер, после чего переодевание за сценой, финал на Льдистом утесе, поцелуй, занавес и поклоны на авансцене. Это значит, что совсем скоро я должна уничтожить Харви.

Этот танец сейчас я танцевала для него. Моя душа стремилась к любимому, стремилась выразить эмоции, ту боль, что я испытываю уже сейчас, тот ад, через который нам предстоит пройти обоим, тот огонь, что жжет меня изнутри. К концу номера в зале раздался рокот, и я поняла, почему. Мое тело сияло. Его словно охватил иллюзорный золотой туман, окутывающий меня коконом, при этом лигари почему-то сияли золотым светом, хотя вязь татуировок уже не была столь сильной. Затем узоры впитали золотой туман и пропали вместе с ним. Вот совсем пропали, словно и не накладывал их Оуэн.

Прощальный взгляд на Харви, что смотрел на меня с непониманием и тревогой и вот я уже за кулисами, стремительно переодеваюсь. Дори и вторая помощница перевязывают на мне пуанты, пока я сама через голову натягиваю другую пачку. Через голову, полную таким же туманом. Пустую, легкую и одновременно с этим невероятно тяжелую.

Три, два, один…

Плетусь на Льдистый утес, полная отчаяния и желания сброситься. Взбегаю по декорациям, расправляю в сторону руки, смотрю вниз… Даже мелькнула мысль, а что, если и правда сделать шаг? Всего один шаг?

Да ну, бред. Шею не сверну, только ноги переломаю, с такой-то высоты.

Закрываю глаза, натягиваю ногу, словно струну, поднимаю над обрывом, готовая скинуться. Чувствую на талии крепкие руки любимого. Питер дергает Эллу на себя, прижимает всем телом, шесть восьмерок, головокружительная поддержка над пропастью и… Я замерла. Сейчас от меня зависит судьба всех людей, что сидят в зале. Великородные не очень-то поощряют проявление чувств на публике, но разве у меня был выбор? Был он разве сейчас? Иного способа ударить Харви больней и придумать нельзя.

Я вложила в поцелуй всю возможную страсть. Он получился пылким, глубоким. Макс отвечал на него с жаром, полагая, что меня вели чувства, восторг, захлестнувший с головой, что я сошла с ума от успеха. Вот только это было не так. Краем глаза, до того, как закрылся занавес, заметила, как вскочил Харви, но Зейда дернула его за рукав и усадила на место, принялась что-то шептать, но он не слушал, лишь стискивал зубы и смотрел на меня взглядом, полным непонимания и обиды.

— Что это было Аллевойская? — прошептал Максимилиан, с удивлением рассматривая мое лицо.

— Слышишь это?

Тишина.

Один, два, три…

Страх, сомнение, ужас и паника от реакции Харви.

Грохот аплодисментов. К пожираемым меня эмоциям прибавился и восторг. Но какой-то неправильный, неуместный, ведь сейчас мы с любимым мужчиной зависли над пропастью и хрупкое «мы» готово разбиться на множество мелких осколков. Еще полтора часа назад я мечтала о свадьбе, хотя понимала, что это почти невероятно. Сейчас я мечтаю умереть на месте…

— Нас ждут на авансцене! — фет Ронхарский взял меня за руку и мы, сияя, как новенькие волары, явились публике.

Долго махали, долго кланялись, я даже улыбалась. Натянуто. Странно. До боли. Затем бросила взгляд в ложу Зейды, которая была недовольна. Очевидно, тот поцелуй не возымел должного эффекта, потому что дохлогрызка поганая с отвратительнейшей миной откинула корпус часов и похлопывала по красной кнопке, намекая, что готова в любой миг отправить всех присутствующих по грехам их, кого вниз, а кого наверх.

Я смотрела в глаза Харви и понимала — не смогу. Смотрела на зрителей, что сейчас, сорвавшись с мест, хлопали, кричали и свистели, словно не великородные, а самые обычные пустышки и понимала — должна смочь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А затем ледяное крошево приказа захлестнуло сознание. Ноги сами развернули меня, руки сами обвили сильную шею Макса, а губы впились в его губы. Он сначала растерялся, но почти сразу стиснул меня в объятиях, прижал к себе и поцеловал пылко, страстно, так, словно мы были одни, а он пил меня, а не ласкал. Так целуют перед тем, как раздвинуть ноги, но ни отстраниться, ни убежать я не могла — тело не повиновалось моему разуму и желаниям. Его вел приказ великородной сцакхи.

Когда подняла голову — Харви уже не было в ложе, а Зейда покидала ее, кивнув мне, видимо, в знак того, что я выполнила нашу часть договоренности.

— Идем, — шепнул Максимилиан после еще одной серии поклонов и мы, наконец, протиснулись сквозь щель тяжелого бархатного занавеса, чтобы скрыться от всех и окунуться в относительную тишину.

Меня трясло, нет, даже лихорадило. По спине бежал холодный пот, горло скрутило от боли, а в глазах дрожали слезы. Что подумает Харви? Он же знает, что для меня значат поцелуи в губы, а тут так откровенно и на публику, уже не оправдано сюжетом постановки! Мои губы ныли, горели жаром, но не томительным и сладострастным, а постыдным, словно их только что опорочили, оскорбили, изнасиловали, если такое вообще возможно.

Что подумает Харви, я имела возможность узнать вот прямо сразу, потому как великородный приближался ко мне, как пустынный мертвоед к добыче, а, когда приблизился, схватил за руку и потащил:

— Все, моя милая. Концерт окончен!

— Харви! — заверещала Зейда, что бежала вслед за ним и сейчас перекрыла нам путь к отступлению. В зале возбужденно рокотала толпа и разворачивающийся за занавесом скандал точно не слышала. Но что-то подсказывало, пресса все равно об этом узнает. Да и я понимала, что фетесса в любой момент еще может выпустить яд. Как из собственного рта, так и зарин, ведь пока три тысячи человек выйдут…

Холод приказа все еще змеился внутри.

— Отойди, — рыкнул Харви фиктивной невесте, но та не сдвинулась с места.

— Отпусти меня! — выдернула руку, за что получила недоуменный взгляд. Макс тут же поспешил на помощь и прижал меня к себе. Нас обступили рейгверды, во главе с фетом Дорским.

— Какие-то проблемы, фетрой? — без обиняков начал Ронхарский. — Руки к моей женщине тянуть не надо.

— Твоей? Женщине? — сказал так тихо, что всем, включая Максимилиана — ладони его впились в мой живот — стало не по себе. — Твоей? — повторил он и перевел взгляд на меня. Я посмотрела на Зейду. Зейда смотрела на… время.

— Да, Харви. По-моему, мой выбор очевиден, — постаралась сделать голос спокойным и отрешенным. — Давай не будем усложнять друг другу жизнь и просто разойдемся каждый по своим делам.

— По своим делам, — снова повторил он, вот совершенно мне не веря. — Флер. Ты явно не в себе. Идем.

Он не хотел, не желал верить. Вместо того чтобы встать и уйти после того, как я публично его опорочила и оттолкнула, сам правящий продолжает бороться! Это ли не признание в любви? Да за такого мужчину можно умереть без страха! Вот только внутри, в самой душе, иглы приказа уже точили кинжал, который вопьется в сердце любимого.

— Я никуда с тобой не пойду. Прекрати меня доставать! Прекрати волочиться за мной, это выглядит жалко! Словно других женщин на свете нет!

Не желая больше слушать, Харви оттолкнул Макса, и потянул меня на себя. Ронхарский дернулся, но рейгверды тут же остановили его. Тогда вырываться снова пришлось мне. Правящий, игнорируя все мои увещевания, уверенно вел меня в сторону выхода.

— Харви, это уже переходит все границы, — простонала Зейда, вцепившись в локоть правящего с другой стороны, но тот дернул рукой, сбрасывая с себя цепкие лапки дохлогрызки.

— Ты что, так ничего и не понял? — наконец, заставила его остановиться и развернула к себе.