Денис Давыдов - Александр Бондаренко

Думается, что и читатель уже заждался боевых эпизодов и батальных сцен, а потому опустим предысторию появления Дениса на войне: то, как добирался он к месту назначения и с кем встречался в пути; как был представлен новому уже главнокомандующему генералу от кавалерии барону Беннигсену, которому передал пакеты из Петербурга; то, как в первый раз увидел поле недавнего сражения: «Он был потрясен видом груды искаженных и обезображенных тел и не мог спать всю ночь»[106]…

Но тут стоит остановиться и привести слова Давыдова — его размышления, возникшие при виде разоренной деревни Георгеншталь:

«Я был уверен, что обыватели тех областей, на коих происходят военные действия, вовсе не подвержены никакому несчастию и разорению, и что они ничто более, как покойные свидетели происшествий, подобно жителям Красного Села на маневрах гвардии. Каково было удивление мое при виде противного! Тут только удостоверился я в злополучии и бедствиях, причиняемых войною тому классу людей, который, не стяжая в ней, подобно нам, солдатам, ни славы, ни почестей, лишается не только последнего имущества, но и последнего куска хлеба, не только жизни, но чести жен и дочерей и умирает, тощий и пораженный во всем, что у него есть милого и святого, на дымящихся развалинах своей родины»[107].

Вот оно, то сокровенное знание, которое во многом определит дальнейшую судьбу Дениса! Кого на войне интересуют оказавшиеся в зоне боевых действий обыватели? Для военачальников это лишняя головная боль — им главное своих солдат сберечь и обеспечить; солдаты же — народ необразованный и грубый, тем более когда месяцами в походе — про них и объяснять не надо! Хотя известны случаи, когда генералиссимус Суворов, император Александр I, граф Милорадович щедро вознаграждали обывателей — обычно на иностранной территории — за понесенные убытки. Разумеется, если бы подобная компенсация была правилом, вряд ли бы это было отмечено историками.

Денис сумел понять, каково приходится на театре военных действий несчастным мирным людям, и вполне искренне им посочувствовал… Именно это понимание позволило ему увидеть в жителях тех территорий, где прошли французы в 1812 году, неисчерпаемый резерв сил для народной войны. Так приходит реальный боевой опыт, который нельзя приобрести ни в академиях, ни по учебникам. Но о том — в свое время, а мы возвращаемся к отнюдь не знаменитому «Вольфсдорфскому делу», произошедшему 24 января 1807 года. Не всем же довелось принять боевое крещение при Аустерлице!

Армия отступала от Янкова, где в течение дня сдерживал атаки французов арьергард генерал-майора Михаила Богдановича Барклая де Толли, к Прейсиш-Эйлау, а командование подбирало место для генерального сражения… Арьергардов, кстати, было два, вторым начальствовал генерал-лейтенант князь Петр Иванович Багратион. Кто бы тогда мог представить, что довольно скоро эти же два военачальника, только в других чинах, будут отводить от границ Российской империи к Москве 1-ю и 2-ю Западные армии! Мало того что подобное вообще не представлялось возможным, так ведь и «величины» были абсолютно разные. Любимец Суворова Багратион — герой Альпийского похода, недавних Шенграбена и Аустерлица — и мало кому известный Барклай, шеф 3-го егерского полка; к тому же князь осуществлял и общее руководство арьергардом. Но именно в тех боях начала стремительно восходить полководческая звезда Михаила Богдановича.

Итак, отступая на Фрауэндорф, арьергард Барклая де Толли дрался весь день 23-го, понес серьезные потери и был сменен арьергардом князя Багратиона.

На рассвете 24 января французы атаковали его передовую цепь. Спешно пробудившийся арьергард стал в ружье, но пока не двигался с места; егеря 5-го егерского полка стали занимать позиции в лесу на пути неприятеля; к месту стычки поспешил небольшой отряд легкой кавалерии… Впереди французского авангарда ехали фланкеры, в рядах его было два конных орудия, которые периодически останавливались и стреляли картечью. Противник медленно двигался по снежной целине, пробираясь через сугробы и кустарник. Позади авангарда, в отдалении, неисчислимой темной массой шла вся Наполеонова армия.

Вот оно наконец-то сбылось! Теперь — как в давыдовских стихах:

К коням, брат, и ногу в стремя,Саблю вон — и в сечу!..

«Будучи адъютантом князя Багратиона… я выпросился у него в первую цепь будто бы для наблюдения за движением неприятеля, но собственно для того, чтобы погарцовать на коне, пострелять из пистолетов, помахать саблею и — если представится случай — порубиться»[108], — скромно пишет Денис Васильевич в очерке «Урок сорванцу». Да не так все это было, не так! Не погарцевать и не «помахать саблею» — Давыдов рванулся в передовую цепь для подвигов.

Лишь только он прискакал к казакам, «перестреливавшимся с неприятельскими фланкерами» — противники постреливали нечасто и не затем, чтобы убить, но чтобы сохранялось расстояние, — Денис увидел «объект» для подвига: судя по высокой медвежьей шапке, скорее всего, это был офицер гвардейских конногренадер. Мундир его и эполеты были скрыты под синим плащом. Ничтоже сумняшеся Давыдов вознамерился взять его в плен, на что и стал подбивать казаков. Но те, люди опытные, не желали рисковать понапрасну, следуя капризам заезжего штабного франта… У них была своя задача, они ее выполняли, а лишняя инициатива в армии не приветствуется. Да и среди французов не осталось незамеченным прибытие к передовой линии гусара в алом с золотом ментике, надетом в рукава (нет сомнения, что на «боевое крещение» Давыдов выехал при полном параде), который что-то энергично внушал казакам, бросая хищные взгляды на всадника в медвежьей шапке. Несколько французских кавалеристов на всякий случай подъехали к своему офицеру…

Не найдя понимания у казаков, штабс-ротмистр дал шпоры коню, подскакал к французу и выстрелил в него из пистолета. Но близко подъезжать было все же слишком рискованно, равно как и останавливаться для прицельного выстрела, а стрелять с коня — трудно, так что пуля ушла, как тогда говорилось, «на воздух». Француз неторопливо достал из седельной кобуры пистолет и выстрелил в ответ, но также не попал, и даже выстрелы из карабинов, сделанные по Давыдову солдатами, цели не достигли, хотя пули просвистели где-то рядом. Зато Денис почувствовал себя вполне обстрелянным воином и ничего лучшего не придумал, как попытался вызвать офицера на поединок.

Гусар приблизился к противнику — не так, конечно, чтобы совсем близко, выхватил из ножен саблю, стал размахивать ею и, ругаясь по-французски, предложил офицеру выехать за линию, чтобы сразиться один на один. Тот, также отвечая ругательствами, предлагал приблизиться Давыдову… Ни русский, ни француз не рисковали слишком отдалиться от своих сил и оказаться вблизи неприятеля.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});