Ее Звали Карма - Светлана Поли

Немного поразмыслив, Карма тяжело вздохнула и оглядела свое одеяние. На ней были короткие красные штаны и коричневая просторная рубаха до колен. Путешественница опустила руки в воду (та оказалась достаточно холодная) и умыла лицо, размазывая обжигающую влагу по щекам, будто желала стереть грязь и страхи минувших дней. Уткнувшись лицом в широкий рукав, дождалась, когда ткань впитает воду, и, оглядевшись по сторонам, направилась обратно в хижину.

В другой комнате под покровом зимней ночи мирно спали четверо: в углу — старуха, у окна — мужчина с женщиной, а у другой стены в подвешенной к потолку колыбели спал ребенок.

Посмотрев на людей, приютивших непонятно откуда взявшуюся чужестранку, девушка вернулась на свою плетеную кровать. Спать не хотелось. В голове вертелись вопросы, вопросы, которые зудили душу, а также догадки, надежды, мечты…

Через небольшое окно на Карму заглядывала любопытная луна, томясь своей догадкой: что же ждет эту занесенную судьбиной былинку завтра, когда она проснется? Та же спокойно спала, ровно вздыхая во сне. Изредка пробиравшийся в комнату ветерок дергал ее за выбившийся локон, будто бы проверял, крепко ли она спит.

* * *

Карма открыла глаза. Было уже утро. За стенами хижины слышались звуки гремящей посуды и глухие удары палки по ковру. Душная ночь осталась позади. Поднявшись с плетеной кровати, путешественница вышла из хижины и остановилась на пороге, жмурясь от яркого дневного света. Посреди двора, под могучим раскидистым деревом сидела на циновке женщина и маленькими руками месила тесто. Раскатав лепешки, она сдабривала их специями и, побрызгав водой, лепила в большой круглой печке на стены. Других обитателей дома поблизости видно не было.

Увидев Карму, молодая хозяйка махнула ей рукой, мол: «Иди сюда ближе». Девушка не спеша подошла к ней и стала вглядываться в незнакомое лицо. Рассмотрев при дневном свете хозяйку получше, определенно сложно было назвать это юное создание серьезным словом «женщина». Ее личико, такое хорошенькое, и по-детски открытое, уже было охвачено заботой, нелегким домашним трудом и появившимся на свет ребенком. Причудливо завязанный на голове платок слегка взрослил эту девочку, как впрочем и немыслимое количество балахонов на ней.

Карма улыбнулась, не зная, как еще отреагировать на непонятную и незнакомую речь, схожую со звуком рассыпавшихся стеклянных бусинок, и на явное радушие к ней этой женщины. И, хотя глаза хозяйки были пытливо внимательными, в них зиждился детский интерес ко всему новому. Он придавал этим черным маслинам живость и блеск.

В этот момент заплакал ребенок, и молодая мать, подскочив, как вскакивают четырнадцатилетние девочки, побежала к своему малышу. Карма без интереса проводила ее взглядом до порога и, как только та скрылась в хижине, стала оглядывать двор: удивительное дерево, которого она нигде прежде не встречала (его крона закрывала от палящих лучей солнца почти весь двор), внушительных размеров кувшин с водой, вкопанный в землю, навес, под которым сушилась рыба. Но запах вяленой рыбы не прельщал голодную северянку. Нет. Притупленное чувство голода вспыхнуло с новой силой благодаря другому аромату, манящему, зовущему, будоражащему все внутренности, пьянящему, заставляющему забыть о стыде и воспитании. Бедняжка учуяла аромат свежего хлеба. И сейчас ее интересовало только дувало, на стенках которого пеклось заветное лакомство, и о котором Карма уже и мечтать перестала. Она опустилась на колени, поискала на земле возле себя заостренную палку и, заглянув в печь, достала ею румяную плоскую лепешку. Не отходя далеко от печи, она уселась на землю и стала жадно отрывать зубами горячие куски хрустящего хлеба.

Эта была настоящая еда, первая с той поры, когда она еще по осени, распрощалась с охотниками. Господи, как же это было давно! А этот хлеб сейчас хрустел на зубах зажаристой корочкой, чуть солоноватый с привкусом каких-то зерен. Он был горячим, мягким, упругим. От него пахло теплом, жизнью и безграничным счастьем.

Карма не заметила, как из хижины вышла хозяйка. Она продолжала кусками посылать в рот горячий хлеб, икая и с трудом пережевывая ослабевшими скулами большой кусок. Женщина жалостливо посмотрела на нее и, быстро подойдя к печи, тронула Карму за плечо. Та испуганно оглянулась, застыв с поднесенной ко рту рукой, в которой остался всего лишь крошечный кусочек некогда большой лепешки. Молодая хозяйка погладила голодную по голове и, забрав из руки остатки хлеба, присела рядом.

— Нельзя есть горячих хлеб. Умрешь. Подожди, я сейчас принесу тебе еду.

Карма не понимала ни единого слова и только смотрела на нее широко распахнутыми глазами. Вот теперь ей сделалось стыдно.

Вскоре хозяйка вернулась с миской кислого молока и чеплашкой фиников. Сначала она настояла, чтобы Карма выпила молоко, а уж потом разрешила покончить с фруктами.

Когда несчастная путешественница утолила голод и успокоилась, женщины уселись друг напротив друга.

— Кто ты? Откуда? Как тебя зовут? — начала спрашивать хозяйка. — Как ты оказалась в наших краях? Ты куда-то плыла? Тебя украли? Ты сбежала?

Но, увы… Карма не понимала ее языка. Он как-будто бы что-то напоминал ей, и временами она узнавала знакомые слова, но смысла длинных тирад не улавливала. Тогда юная женщина прибегла к языку жеста.

— Я — Ширин, — она положила ладони себе на грудь. — Ширин. А кто ты? — коснувшись светловолосой незнакомки, вопросительно вздернула головой.

— Карма, — ответила та.

— Кармэ. Ширин, — повторила женщина, поочередно касаясь обладательниц этих имен. — Откуда ты? Я, — она показала на себя и похлопала по земле, — живу здесь. А Карма откуда?

Девушка посмотрела по сторонам и, не зная в какой стороне ее дом, указала назад. Ширин не согласилась и показала рукой в другую сторону. Тогда Карма поправилась и, соглашаясь, указала направо.

— Да, я много прошла. Долгий был мой путь, длинный, — в той же манере отвечала Карма. Ширин взяла ее ладони в свои, долго рассматривала их, потом грустно покачала головой.

— Руки твои прежде были нежны и белы. Видно, ты знатного рода, а вот судьба твоя горькая, скитальческая, и жизнь пролетит твоя быстрехонько, словно птица крылом махнет, — рассказывала Ширин скорее себе, чем незнакомке. — Ну да ладно, — она погладила Карму по ладони, улыбнулась и поднялась с циновки. — Будешь помогать мне по хозяйству.

К полудню на дворе потеплело, ярко и весело разлился солнечный свет, словно зима уже попрощалась. Зачирикали воробьи, прыгая по земле и высокой каменной изгороди.

Карма стояла посреди двора и, подставив лицо солнцу, наслаждалась его теплом. Открыв глаза, она обнаружила, что на старом раскидистом дереве, которое Ширин называет чинарой, набухли почки. Небо казалось необъятным и бездонным. Его чистота и синева завораживали. Где-то в соседнем дворе жгли то ли листья, то ли траву: пахло костром, пахло приближающейся весной. Аромат свежести наполнял все вокруг. И вмиг нахлынули воспоминания. Ей уже виделась лесная поляна, молодые березки, разведенный костер, хоровод подружек, прыжки через чудесное и магическое пламя костра, венки на головах, такие душистые…и Берджу…Ах, Берджу…