Ее Звали Карма - Светлана Поли

В дальнем углу послышался шорох.

— Кто здесь? — раздался голос из темноты.

Карма притаилась за неотесанным столбом, подпиравшим крышу. Из темноты на лунный свет вышел Матвей.

— Матвей, это ты?

— Я. А кто тут хоронится?

— Я это, Катерина.

— Княжна? Почто государыня здесь?

Катерина тоже вышла на свет, держа под уздцы скакуна.

— Неужто в бега, матушка?

— В бега, Матвеюшка. В бега. Ты ж поди обо всем ведаешь, чего зря толковать?

— Верно…Бедняжка, я завсегда на вашей стороне был, княжна. Но, видать, судьбина у вас такая…

— Ладноть. Скажи, все готово?

— Завсегда готово, матушка. Только куды ж ты теперича одна?

— Подале от гнусного места сего! Погляди, нет ли кого?

Матвей вышел из конюшни, посмотрел по сторонам, прислушался. Все успокоилось и затихло до утра.

— Спят все, — ответил обнадеживающе кузнец.

Обвязав копыта коня мешковиной, он подсадил Катерину в седло, и на мгновенье они замолчали.

— Ну, прощевай, Матвеюшка. Век тебя не забуду. А за доброту твою желаю тебе счастья и, не приведи Господи, попасться дурным людям, — сказала княжна и, набросив на плечи плащ, пришпорила жеребца. — Прощай!

— Прощай, княжна Катерина. Да храни тебя в дороге Господь…

Конь уносил Карму в неведомое по ночной дороге все дальше и дальше от родных мест…

III часть

По дороге в неведомое

Я в этом мире

вечный странник.

Раз так, то думаю, что мне

Покоя в жизни не найти,

Пока гуляю по земле.

1

Многое пришлось испытать, через многое пройти прежде, чем добралась Карма до моря. Долог был путь и опасен. Коня заели волки, а сама спаслась, забравшись на дерево. Старалась идти по дорогам, чтобы можно было встречаться с людьми и справляться у них, верно ли идет она к морю. Чтоб не привлекать внимание, переоделась в мужское холопское платье, а волосы спрятала под холщовый колпак, усеченный сверху. Не гнушалась попросить еду и ночлег у крестьян и пастухов. Если же ночь заставала в лесу, забиралась на дерево и так спала под открытым небом. А дождь прихватит — садилась под натянутую мешковину и так пережидала ненастье; потом выжимала тряпку, сушила на солнце и снова в путь. По дороге ягод наестся, песен попоет, поплачет.

Слегка одичав, Карма приноровилась ловить рыбу сачком, сплетенным из молодых, гибких прутьев, как когда-то этому учил ее Берджу. Поймает рыбу — шлеп об камень; очистит кинжалом, в иле вывозит и на огонь…

Лето кануло быстро. Началась осень. День ото дня становилось все прохладнее. Ночами одинокая путешественница замерзала так, что и разведенный костер не согревал. Хоть садись в него.

Однажды вечером вышла она к деревне. Даже не деревня то была, а несколько домишек, разбросанных по окраине леса.

Залаяли собаки, почуя чужака. Почти сразу же блеснул в темноте огонь факела, и во двор вышел бородатый здоровяк. Увидев человека, мужик начал приглядываться. Карма была невысокого роста, в штанах, в рубахе, телогрейке и холщовой шапке, натянутой на самый лоб. За плечами болтался мешок. Смерив незнакомца суровым взглядом, верзила подошел ближе.

— Откудава ты, парниша, в ентих краях?

— Иду к морю. Пустишь, ночь скоротать?

— Ты один? — мужик настороженно посмотрел по сторонам.

— Один.

— Не боязно одному странствовать?

— Я никого не трогаю, и Бог хранит меня, — ответила Карма, как можно более низким голосом.

— Ну, пошли, — нехотя пробасил хозяин, пропуская незнакомца первым.

В домишке было тепло: в отгороженном углу потрескивали дрова. Пламя огня освещало убогое жилище охотника. По середине стоял дубовый стол, возле него — пара лавок, на одной из которых сидела немолодая раскосая татарка.

— Это еще кого вихрем принесло? — беззлобно бросила она, поглядев на тощего полуночника. В темноте казалось, что у Кармы щеки и глаза ввалились так сильно, что она походила на мертвеца; лицо было бледным, как жабье пузо. На разбойника она никак не тянула: уж слишком изможденный и испуганный у нее был вид.

— Не мнись у порога, проходи к огню, — хозяин подтолкнул ее в спину.

— Откудова бредешь? — спросила татарка, сметывая толстенной иголкой края волчьей шкуры.

— С северу.

— И давно в странствии?

— С середины лета.

Хозяин протянул Карме чеплашку с горячим чаем из листьев малины.

— Благодарствую добрые люди, — отозвалась она.

— Какая же нелегкая понесла тебя с северу до моря? — поинтересовался мужик.

Карма тяжело вздохнула, держа обеими руками горячую посудину и устало глядя в нее.

— Никак беглый ты, — догадалась татарка.

Карма испуганно глянула на нее.

— Не пужайся, — сразу успокоил ее мужик, похлопав по плечу. — Туточки тебя никто не тронет и суд чинить не станет.

— Агабаз, дай мальцу хлеба и мяса, а не то он последний дух испустит. Поглянь на него, в чем только душа-то у тебя держится?

— А вы здесь откель? — поинтересовалась Карма, согреваясь и жадно жуя хлеб с жаренным мясом.

— У нас своя история, — скупо отозвался хозяин, явно не желавший откровенничать с первым встречным.

— Не серчай, добрый человек. Я боле не спрошу ни об чем. Верно, не моего это разумения. Спаси Боже и за то, что пустили на ночлег, да накормили, напоили.

— И ты не серчай на нас, малец. Отвергнутые мы. Прогнали нас из наших селений, — пояснила хозяйка.

— Почто так?

— Глаза у тебя есть? Догадайся.

— Вы, верно, разных племен будете? Племен враждующих?

— А ты…Неужто по свое воле по дорогам бродишь?

Карма опустила голову.

— И ты права, женщина, — отозвалась девушка.

— Знать, много общего в судьбах наших…

— Часто к вам странники забредают? — поинтересовалась Карма, отпивая малиновый отвар.

— Нет. Очень редкостно, — вступил в разговор Агабаз.

— Сколько же весен тебе, малец? — спросила татарка, поднимаясь и стряхивая пошитую меховую жилетку.

— Семнадцать.

— Иди, иди к огню, не робей, — подбодрил Карму Агабаз.

Девушка села на шкуру возле очага и обняла колени, прижав их к груди.

— Родные у тебя есть? — спросила татарка.

— Были. Много чего у меня было прежде. А ныне я никто.

— А за какой надобностью тебе море?

— За морем земля моего друга.

— Он ждет тебя?

Карма задумалась; грусть живо отразилась на ее лице, и криво улыбнувшись, девушка вздохнула.

— Ждет, — печально ответила она.

— Как же нарекают тебя?