Смерть и любовь в Гонконге - Хайнц Конзалик

И вот они оказались в гавани Яу Ма-теи, где корабли скрывались от тайфунов, огромном водном пространстве, огражденном молами. Здесь-то, собственно, и возник город, равного которому тоже нигде в мире нет: город джонок.

Толкотня в гавани немыслимая. Как и повсюду в Гонконге и Коулуне, с наступлением темноты оживали уличные базары. В сотнях ларьков и киосков, освещенных морем пестрых маленьких светильников, продавалось буквально все, что вообще можно продать и купить в таких условиях: от китайского любовного зелья до электронных видеокамер, от змеиных яиц до моторов для катеров и яхт. Прорицатели предлагали свои таинственные услуги; игроки в кости зазывали испытать счастье; толкователи снов и знамений подбрасывали в воздух свои палочки из слоновой кости и по тому, как они падали, предсказывали судьбу; уличные певцы стояли с протянутыми шляпами, а слепые музыканты на удивление уверенно находили путь через кривые переулки прямо к набережной. За раскладными столиками сидели уличные писцы, готовые за небольшую плату составить для неграмотных любое прошение или заполнить квитанции и другие деловые бумаги.

Продавцы змей также предлагали свой товар: в плетеных корзинах перед ними извивалось множество небольших мускулистых экземпляров, а их более крупные сородичи бились на выставленных прямо на улице вертикальных металлических решетках и столбах с крюками – зрелище не для слабонервных.

Перед несколькими ювелирными магазинами, вход в которые здесь, как и во всех магазинах в Коулуне, был открыт с улицы – любуйся роскошью сколько угодно! – стояла охрана: очень высокого роста индусы, в основном из племени сигхов, длиннобородые и страшные с виду, вооруженные пистолетами и револьверами с рукоятками из слоновой кости, или ружьями, ложа которых были украшены полудрагоценными камнями или вбитыми серебряными гвоздиками, или длинными саблями, которыми можно было проткнуть насквозь. В Коулуне никогда не слышали, чтобы кто-то осмелился напасть на магазинчики ювелиров.

Меркер вздрогнул, когда рикша неожиданно остановился и уронил оглобли прямо на асфальт. Их сразу же окружили уличные торговцы – орущие, размахивающие руками, едва не вытащившие его из коляски. Появление иностранца в таком месте и в такое время – ну, как этим не воспользоваться!

Рикша громко выкрикнул несколько слов, и все разбежались, словно он щелкнул кнутом. Они остановились на молу. Перед ними открылся город «боат пипл» – город китайцев, живущих на воде. Плавучий город. В нем на тысячах джонок и сампанов проживало около пятнадцати тысяч семей. Освещался он десятками тысяч лампочек прямо на лодках, на мачтах, на бортах и на маленьких лодчонках торговцев-поставщиков, которые плавали по всем образуемым джонками улочкам и переулкам и продавали все необходимое.

Со многих джонок звучала китайская музыка, ветер приносил запахи жареной рыбы и мяса, над некоторыми джонками подрагивали пестрые фонарики и бумажные змеи – это там, где торжественно отмечалось какое-то событие, свадьбы или похороны. Для похорон предназначались специальные джонки, с искусной резьбой по дереву и специально раскрашенные: на них в деревянных гробах покойных доставляли на сушу. Каждый день такие джонки объезжали Плавучий город и подбирали покойных. Носильщики гробов были в торжественных белых одеяниях с широкими белыми лентами на лбу.

Взгляд на Плавучий город поражал воображение. Любоваться видом ночного города на воде – удовольствие, которое ни с чем не сравнишь. Доктор Меркер восторженно смотрел на море огней над теплой водной гладью. Несколько катеров с туристами медленно выруливали к Плавучему городу, сопровождаемые армадой сампанов торговцев и плавающими кухнями, на которых готовили горячие блюда и закуски. От набережной беспрерывно отваливали другие лодки, полные искателей приключений, торопившихся в «салоны массажа», к «дамам-собеседницам», на «семейные ужины» или просто к шлюхам, которые жили кто на жалких и старых, а кто на новых и недавно выкрашенных лодках – смотря по тому, чем располагали их хозяйки и чем могли похвастаться.

Плавучий город готов был предложить все, кроме покоя. О покое и речи не было. Большинство из живших здесь людей на сушу даже ногой не ступали. Их зачинали на джонках, тут они рождались на белый свет, взрослели на воде, женились, рожали детей и умирали. На сушу их впервые доставляла джонка-катафалк…

Когда доктор Меркер решил выйти из коляски, перед ним с низким поклоном предстал китаец среднего роста в синем костюме. При этом он сорвал с головы соломенную шляпу с узкими поляки.

– Ваше благословенное присутствие осчастливит нас! – сказал он на хорошем английском языке. – Позволено ли мне будет высказать недостойную просьбу последовать за мной?

Меркер колебался. Вспомнив Тинь Дзедуна, он огляделся по сторонам, но не заметил никого похожего на внимательного наблюдателя. Все это могло оказаться западней. Но и началом приключений с неизвестным исходом тоже.

– Куда? – осторожно спросил Меркер.

– Лодка ждет вас, сэр.

– Вы будете сопровождать меня?

– Нет. Мне, недостойному, поручено лишь провести вас к лодке. Ничего другого я не знаю.

Меркер вышел из коляски, бросил прощальный взгляд на рикшу, застывшего с опущенными глазами между оглоблями, и пошел вслед за новым провожатым к набережной, где у деревянных сходней его ждал сампан.

«Когда я вступлю в него, он либо развалится, либо перевернется, либо сразу пойдет ко дну, – подумалось Меркеру. – Рулевой сидит по пояс в воде! Как он надеется провести эту развалюху по улицам водного города, по волнам, которые поднимают моторные лодки и катера туристов? Хорошая волна – и этой лодки как не бывало!»

– Это она? – спросил Меркер, указывая вниз.

– Да, сэр.

– Во времена какой династии ее построили?

– Она незаметная, а это главное. У меня к вам еще одна нижайшая просьба: наденьте лежащий в лодке шелковый плащ и большую шляпу. Это важно, чтобы никто сразу не признал в вас иностранца, когда вы въедете внутрь Плавучего города.

– Ладно, согласен. Меня успокаивает то, что я хорошо плаваю. Спустившись по крутой лестнице, он оказался у деревянного причала. Его удивило, что, когда он оказался в сампане, тот, с виду чуть живой, едва покачнулся. И когда он перегнулся через сиденье, чтобы взять плащ и шляпу, тоже. Надев то и другое, поднял голову и посмотрел на набережную. Вежливый китаец помахал рукой – для гребца-рулевого это был сигнал отчаливать.

На гребца было тяжело смотреть, такой он изможденный. Под жалким тряпьем только кожа да кости. Вдобавок замкнутый, неразговорчивый. Он не ответил, когда доктор Меркер спросил: