Егерь: Назад в СССР 3 - Алекс Рудин

глазами смотрела на гранит.

— Подумать только — именно здесь умирал человек! Как ты думаешь — из-за чего они стрелялись? Из-за девушки?

Я пожал плечами.

— Возможно. Подробностей я не знаю. Помню только, что секундантом одного из них был Рылеев — знаменитый декабрист.

— Ничего себе! А может, дуэль была и не из-за девушки, а из-за политических взглядов?

— Не думаю, — усмехнулся я. — Хотя, в те времена стрелялись по поводу и без повода. Предлагаю немного подъехать на трамвае. Я бы не прочь где-нибудь пообедать. Ты случайно не знаешь поблизости какую-нибудь столовую?

— Нет, — помотала головой Катя. — Но если ты проводишь меня до общежития, мы что-нибудь придумаем.

— Вот и отлично!

— Я как раз хотела поговорить с тобой по поводу твоих знакомых. Этот Владимир Вениаминович — откуда ты его знаешь?

— Он иногда приезжает ко мне на охоту. Вот мы и познакомились.

— Ты знал, где он работает, когда просил его помочь?

— Догадывался. И как, он помог?

— Ещё бы! Он такое представление разыграл на вокзале — даже я испугалась! А что было с ребятами! Кирилла они увезли с собой, а Славку отпустили. Он по платформе бегом бежал! Два дня их на занятиях не было. Даже пошли слухи, что их отчислили. Но вчера оба появились. Только теперь сидят тише воды, ниже травы, а ко мне вообще не подходят, представляешь? И ещё девчонки шептались, что у отца Кирилла какие-то проблемы.

Я улыбнулся. Да, нагнал Владимир Вениаминович шороху.

— Твой знакомый подвёз меня на чёрной «Волге» прямо к институту. А по дороге рассказывал анекдоты — я хохотала, как сумасшедшая. А вот про тебя он даже не спрашивал.

— У нас такой уговор, — объяснил я. — Он про меня не спрашивает, а я про него не рассказываю.

— Понятно.

Катя недоумённо подняла брови.

— А сейчас мне рассказал!

— Во-первых, тебе — можно. А во-вторых — ничего я не рассказал, ты сама догадалась.

Мы вышли к трамвайной остановке. Здесь дул холодный ветер — он влетал в проспект и нёсся как по аэродинамической трубе.

Катя плотнее запахнула своё серое пальто.

— Проедем на трамвае? — предложил я.

— Давай!

Мы залезли в сердито лязгающий трамвай. Я опустил в кассу шесть копеек, провернул ручку и оторвал два билета.

— Сядем? — предложил я Кате.

— Неохота. Давай постоим здесь, на задней площадке.

Чуть ли не прижимаясь носами к стеклу, мы смотрели, как мимо нас, подрагивая, проезжал город. Дома стояли, тесно прижавшись друг к другу, в большинство дворов можно было попасть только через арки в фасадах зданий.

— Красиво, правда? — спросила Катя.

Я молча обнял её за плечи.

За спиной раздалось нарочитое покашливание. Мы обернулись.

На нас сердито смотрела бабулька в пуховом платке и тёмном драповом пальто.

— Что ж ты, милая, без билета едешь? — укоризненно сказала она Кате.

— Почему без билета? — растерялась Катя.

Я показал старушке два билета.

— Вот, смотрите!

— Ну, и что, — неохотно проворчала старушка. — Оторвал-то ты два, а денег сколько в кассу опустил?

— Шесть копеек, — теряя терпение, ответил я. — Вот они, до сих пор лежат. Посмотрите.

— И посмотрю!

Старушка подошла и взглянула через прозрачный верх кассы.

— Правильно, — сказала она. — Ну, извините. А то другие — пуговицу опустят в кассу, оторвут билет и едут!

— А вы разве кондуктор? — спросил я.

— Нет теперь кондукторов, — вздохнула старушка. — И порядку нет от этого. А раньше я кондуктором работала, да. Пока уйти не пришлось. Зато теперь народ в кассы пуговицы пихает.

— Нехорошо, — сказал я, зачем-то поддерживая разговор.

— Раньше больше порядку было, — доверительно сказала старушка.

— Ой, смотри! — воскликнула Катя. — Метро! Новая станция! Выйдем?

— Метро ещё придумали, — заворчала старушка. — Трамваев им мало!

— Давай! — сказал я Кате и, повернувшись к старушке, вежливо кивнул. — До свидания!

Мы выскочили из трамвая, и он покатился дальше, раскачиваясь на стыках и стрелках. Старушка смотрела на нас через стекло. Наверное, ей было жаль терять собеседников.

Мы полюбовались стеклянным павильоном новой станции метро. Длинный выносной козырёк над стеклянными дверями поддерживали две тонкие бетонные колонны, обшитые жёлтым листовым металлом, похожим на латунь.

— Какая красота! — вздохнула Катя.

А я смотрел через железнодорожные пути в ту сторону, где за высокими тополями скрывалось здание троллейбусного парка. Того самого, в котором я проработал добрую половину прошлой жизни.

Здания не было видно, но я точно знал, что оно там. И сейчас в нём кипит работа. Только работают другие, совершенно незнакомые мне люди. Хотя...

Я вспомнил рассказы старых работников, которые всегда внимательно слушал, когда сам был молодым. Возможно, кто-то из тех, о ком мне рассказывали, как о легендах, сейчас работает в парке.

Меня непреодолимо потянуло пойти к парку, посмотреть на него хотя бы из-за ограды. И дел-то всего ничего — пройти длинным подземным переходом под железнодорожными путями, а там — рукой подать!

Я поискал глазами спуск в переход, но его не было. Наверное, ещё не построили. Зато невдалеке виднелся деревянный пешеходный мост.

— Пойдём к набережной, — предложила Катя, беря меня под руку. — Смотри — какой сад!

Я повернулся и увидел последнее золото облетающих листьев на фоне глубокой осенней синевы октябрьского неба.

Наверное, не стоит возвращаться к той прошлой-будущей жизни. Незачем, нет смысла.

— Идём, — ответил я.

И мы пошли, огибая лужи, по песчаной дорожке вдоль прямоугольного пруда в ту сторону, где из-за деревьев выглядывали купола Сампсониевского собора.

На берегу пруда галдели мальчишки.

— Палкой надо! — услышал я. — Дохлый! Найди длинную палку!

— Сам ты дохлый! Да я сейчас так достану!

Один из мальчишек скинул рубашку и запрыгал на одной ноге, снимая штаны.

— Сумасшедшие!

Катя отпустила мою руку и бросилась к мальчишкам. Я побежал за ней.

— Вы что делаете? — закричала она.

Мальчишки испуганно застыли, соображая — бежать, или нет.

— Часы! — вразнобой заговорили они. — У нас часы упали!

— Как это получилось?

Я внимательно вгляделся в мутную воду. Вроде, у самого берега что-то блестело, или показалось?

— Витька сказал, что они водонепроницаемые. Мы хотели только проверить, и уронили.

— А мне теперь от