Тайна Тамплиеров - Серж Арденн

– Ох-ох-ох, какие мы горячие! Вы, господа, хоть знаете, с кем имеете дело?

Изысканно надменно и брезгливо, столичный аристократ оглядел молодых людей, дерзнувших препятствовать его шествию.

– Вижу по глупым взглядам, даже не имеете представления. Прелестно, клянусь Святым Дени, просто прелестно. Так вот господа торопыги, если вас, до сего времени, некому было научить манерам, вследствие чего вы не имеете понятия, как следует обращаться со знатными вельможами, то я преподам вам урок. Ну, а если же вы так спешите на Небеса, что даже не разбираете дороги, то поверьте, я и это обещаю вам без промедлений устроить.

Спокойно, без излишнего волнения, даже не повышая голоса, объяснил вельможа, и лениво обернувшись, заголосил:

– Флери!

Один из следовавших за ним господ, приблизился к хозяину, и с намеком на беспрекословность, ответил.

– Я здесь, господин де Ла Тур.

– Флери, голубчик, полагаю, вам не составит труда исполнить мои обещания, и отправить на небеса, а быть может в преисподнюю, сих столь неучтивых господ?

Граф наклонив голову в сторону верного Флери, совсем тихо добавил:

– Потом следуйте за нами, найдете нас в графском замке. Пароль «Принц и Фландрия», отзыв «Эльзас и Корона». Не задерживайтесь шевалье.

Вся свита, за исключением одного, удалилась, оставив анжуйцев наедине с улыбчивым и, на вид, весьма доброжелательным господином. Друзья несколько оторопели от того как быстро и властно всё расставил по местам этот парижский вельможа, осознав лишь после его ухода, что произошло на самом деле. Тем временем Флери, с легким поклоном, обратился к анжуйцам и, пожалуй, даже излишне любезно, предложил пройти на задний двор, где, как правило, решались подобные споры.

Оказавшись на небольшом пустыре, обнесенном ветхими фахверковыми постройками и каменным забором, среди пирамид пустых бочек, корзин, разнообразных колес от повозок и карет, покрытых пятнами куриного помета, Флери снял плащ, и шляпу аккуратно сложив всё это на кривой крестьянской телеге, лишенной по неизвестным причинам передней оси, что громоздилась у ворот конюшни. Улыбнувшись, незнакомцам, с которыми его свела не столько судьба, сколько воля его господина, графа де Ла Тура, он занял место на средине пустыря, с невероятной ловкостью и изяществом выхватив шпагу. Придирчиво оглядев сверкающий на солнце клинок, его голубые глаза, с хитрым прищуром, впились в анжуйцев. С легкой протяжностью, присущей уроженцам Франш-Конте, он рассек клинком воздух, любезно вымолвив:

– Господа, у меня мало времени, поэтому готов атаковать вас обоих, разом. Уверяю, это сэкономит время и если не утешит, то повеселит меня, а вам даст, хоть небольшой шанс.

Гийом, слащаво улыбнувшись, с нарочитой вежливостью, преднамеренно, а быть может нехотя, перешедшей в язвительность, ответил:

– Простите месье, мы не знаем, как подобные дела устраивают у вас в Париже. Но у нас в Анжу не принято скопом решать дела чести! Поэтому извольте проявить терпение и скрестить шпагу со мной, а затем, если понадобится с моим другом!

Флери зачесал назад спадающие на лоб волосы, при этом его красивое лицо немного побледнело. Он негромко, то ли с обреченностью, то ли с сожалением, произнес:

– Я предполагал, месье, что вы никогда не бывали в Париже, но именно сейчас я имел возможность наверняка удостовериться в этом, раз вы столь небрежно относитесь к человеку по имени де Флери! Что ж, я дам вам шанс изменить свое пренебрежительное мнение. Вот только ненадолго.

Ещё более помрачнев, он совсем тихо добавил:

– Что же касается Парижа, то вам вряд ли удастся его увидеть.

Клинок де Флери, рассекая воздух, со свистом, начертал невидимый крест, после чего острием указав на де База, он произнес:

– Прошу месье, вы первый.

Его обаятельная, без тени злобы, порой едва заметная, улыбка, казалось, была не совместима с жестокостью и кровопролитием, кои он вершил повсеместно, где появлялся хоть малейший повод для схватки. Железная воля, и непримиримый нрав, непобедимого господина де Флери, каким-то удивительным образом умещались в его хрупкой, порой наивной как у ребенка душе, не утерявшей на протяжении жизни, трогательной добродетели, очевидно впитавшейся ещё с молоком матери, и сумевшей закрепиться, с тех далеких времен, в его сердце навечно.

Де База ринулся на Флери с яростью и негодованием вызванным самоуверенностью заносчивого противника. Он нанес несколько неистовых ударов, намереваясь изрубить на куски надменного месье, как получил отпор, наткнувшись на приём скрытый от глаз де Ро под клубами желтой пыли. Из того, что удалось разглядеть анжуйцу: это шпага Гийома, со звоном улетевшая в конец двора, и тело товарища, перекатившееся по земле, в противоположном от клинка направлении, оказавшееся в один миг под соломенным навесом для скота. На лице де База появились испуг и удивление, он, схватившись за распоротое бедро, откуда хлынула кровь, застонал и затих, очевидно, лишившись чувств. Де Флери, даже не глянув в сторону поверженного противника, будто не предав значения блестящей победе, казалось, даже не заметив её, с несменной улыбкой, подмигнул Луи, указал в центр двора, на место, где только сейчас стоял де База.

– Что ж, теперь вы, месье.

Мессир Луи Филлип Анн дю Алье, шевалье де Ро, являлся отпрыском небогатого, не столь знатного, но весьма славного и древнего рода. Его дед, по отцовской линии -господин Эркюль Морис дю Алье, умер довольно рано, оставив двух сыновей и покрыв себя славой в многочисленных походах, а также кровью убиенных гугенотов в ту жуткую ночь Святого Варфоломея. Но воин он был знатный, о чем свидетельствуют не только семейные архивы, но и воспоминания коннетаблей и маршалов, принесших славу побед и горечь поражений французской короне.

Его отец – Пьер Ален де Ро не нарушил семейных традиций, проведя большую часть жизни в седле, не выпуская из рук оружия, находясь под стягами то Гизов, то Валуа, то Бурбонов. К слову небольшой замок Ро, который отныне являлся родовым гнездом дю Алье, он получил за верность от герцога Франциска Анжуйского, к которому примкнул во времена, когда Его Высочество ещё правил в Алансоне, оставаясь верным ему, до самой смерти суверена.

Генрих же Бурбон, умел ценить людей, частенько говаривая – «Меня, прежде всего, интересует на вероисповедание, а что человек может дать Франции». Он, не преминул воспользоваться услугами столь верного вассала и отважного офицера, назначив Пьера Алена де Ро комендантом одной из крепостей в Нормандии. Будучи истовым служакой, отец де Ро не видел для своего сына иного пути, кроме карьеры военного, желая сделать из Луи офицера кавалерии, коей сам отдал лучшие годы. С малолетства Луи содержался в строгости. Изнурительные часы, проведенные в седле и фехтовальном зале, разнообразили лишь менявшиеся лица учителей, желавших за деньги отца, сделать из мальчика сносного бойца. Исключением из этой нескончаемой вереницы наставников, являлся старый солдат наемник Джузеппе, которого командор Пьер де Ро, подобрал, полуживого, в развалинах одной из взятых штурмом крепостей, после чего генуэзец никогда не расставался со спасителем. Джузеппе жил в их замке, и научил Луи защите, в которой итальянцы, стоит признать, знают толк. «Для меня, ragazzo тіо2, не важны зарубки на прикладе аркебузы, коими ты будешь исчислять побежденных противников. Моя задача научить тебя оставаться в живых» – любил повторять старина Джузеппе, едва держащемуся от усталости в седле Луи, возвращаясь с мальцом из леса, после армейской выволочки.

Таким образом, с багажом знаний, полученным благодаря отцовской опеке и опыте, приобретенном в междоусобных схватках в родном Анжу, бок о бок со своими друзьями, шевалье де Ро предстал перед мастером клинка кавалером де Флери. Осознавая серьезность положения, Луи заметно нервничал. Медленно продвигаясь к средине пустыря, он дрожащей рукой извлек шпагу, отбросив в сторону пояс с ножнами. В его голове проносились разнообразные, в основном скорбные, мысли, прорываясь сквозь которые молодой человек пытался отыскать выход из сложившейся ситуации, подбирая стиль и тактику ведения боя с более чем опасным соперником. Удары сердца, сводившие к минимуму его старания, канонадой заглушали все звуки, разрывая вески прильнувшей горячей кровью.

Заняв удобную позицию, де Ро успокоился, насколько это было возможно, вспоминая тонкости которым его учили. Флери дождавшись соперника, которого он рассматривал лишь как следующую жертву, начал поединок с нескольких ложных выпадов, но мастерски выполненный прием был тут же разгадан. Тогда он решил сменить тактику, и для начала прощупать умение противника, а так же приспособиться к ведению боя с левшой. Его изумление было довольно велико, когда он наткнулся на твердую руку, парирующую все его мудреные удары. Стоило ему на миг расслабиться, открыв малейшую брешь в обороне, как туда устремлялась шпага де Ро, и нужно было немедля отбивать атаку. Почувствовав весьма достойного соперника, Флери собрался, усилив напор. Звон от ударов клинков стоял на всю округу, искры сыпались градом. Луи никогда не видел, что бы человек так умело, орудовал шпагой, а скорость, с которой наносились удары, сопровождаемые зловещим свистом, попросту изумила его. Лязг металла, отблески стального жала мелькающего со всех сторон, столбы поднятой пыли, слепящие и забивающие дыхание, ввергли анжуйца в кромешный ад схватки, всё больше разрушая надежду на спасение. Де Ро старался не идти на поводу у изощренного врага, он не в состоянии угнаться за ним, что мог, отбивал, уклонялся, отходил, сближался подшагивая с неудобной для противника стороны, извивался с неистовством дикого зверя чующего смертельную опасность. Флери испытывая некоторое неудобство, навязанное соперником, что случалось с ним крайне редко, решил покончить с неуступчивым анжуйцем коронным ударом «Карусель де Мамироль», завершив маневр смертельным уколом в глазницу. Он дождался атаки де Ро, и, отведя выпад, заплел шпагу, переложив корпус. Его молниеносный разворот, вследствие которого он оказался спина к спине с анжуйцем, нарушил координацию противника, после чего сильный рывок, заставил Луи, обернувшись вокруг своей оси, окончательно потерять равновесие, представ перед виртуозным соперником совершенно беззащитным. Осталось самое малое, нанести решающий, последний удар. Но сегодня, как, оказалось, был не день месье де Флери.