За гранью мира алая заря - Window Dark

Куры всполошились.

— Ко-ко-кого это нам бог послал? — квохчут, суетятся.

— А Птицу Щастья! — разевает клюв сорока.

— Чего-го-го-то мы счастья пока не видим?

— А на меня посмотрите! Какая птица, такое и щастье! Щас наемся, и будет ваше щастье сытое и довольное.

За один присест отруби проглотила. За другой — зерно. Попрыгала, да крошки с полу подобрала все до единой.

— Горе нам! Горе! — плачут куры. — Хозяева когда еще вернутся! Чем же нам питаться, да детушек малых кормить? Где оно, счастье-то?

— Да не щемись, мелкота, — успокаивает их сорока. — Я ведь какая Птица Щастья? Улетная! Вот улечу, так сразу почувствуете, какими счастливыми стали.

— Так ты уж как-нибудь это… поскорей бы, — молят куры.

— Ладно, сявы, не стоните, — сорока по сторонам зыркает, съестное ищет.

Как поняла, что больше тут ничего не обломится, обратно в щель, да в лес. А на другой день снова в общагу куриную завалилась. Деревня-то не маленькая была, курятников не пересчесть. Неделю целую и кормилась.

А на восьмой день ветер сменился. Сорока крыльями и так, и эдак. Все позы перепробовала, а результата нет. Потому как перо ее назад тащит. Устала шалава белобокая, расслабилась, тут-то ее и занесло в чащу, на заветную полянку.

Полянка-то не пустовала. Там лиса трапезу разложила. Сорока по привычке бух оземь, и ну к пище подкатываться.

— Ой, кто это? — глаза у рыжей, что две тарелки.

— А Птица Щастья! — и ну клювом пробовать. — Что, рыжая, не веришь?

— Почему ж не верю? Верю, — улыбнулась пушисточка. — Как есть счастье. Был у меня завтрак, а сейчас обед по полной программе. С холодными закусками, да десертом.

Тут и съела пернатую. Одно павлинье перо на полянке осталось. Нового хозяина ждет.

26

— Вот тебе и весь сказ…

Глаза Соджобо вспыхнули рядом с Марушей. Они напоминали два выпуклых стекла, за которыми бушевала лава разъяренного вулкана. В какой-то момент Маруше показалось, что лава превратилась в рыжую лису со злым взглядом и ободком окровавленных перьев вокруг пасти, откуда торчали острые зубы крокодила.

— Мораль проста, пташка верхнего уровня, — прохрипел Соджобо. — Не лепи на самопал крутую фирму. Умные вмиг раскусят обман. И не похвалят, а пожалеют. А те, кто купятся, будут в полном отпаде. Но подумай, их ли восхищения ты добивалась?

— Как здесь тихо, — поразилась Маруша, когда голос ворона умолк.

— Неудивительно, — хмыкнул длинноклювый. — Сюда не смеют залетать ни Вайю, ни Варуна.

— Ты это о ком?

— Неважно! Теперь твоя очередь, — напомнил Соджобо.

Маруша бросила быстрый взгляд на восток. Только чернильное небо, да темные верхушки елок.

— Все глядим, все надеемся, — заклекотал ворон. — Для тебя ночь протянута в бесконечность. Есть только один способ оборвать ее. И он тебе известен.

Маруша обернулась на запад.

— Старый Соджобо, мудрый Соджобо, — с искоркой иронии протянула она. Наверное, он и не думал дожить до дней, когда солнце встанет не с той стороны.

— Они пришли СНОВА? — и без того большие глазища стали поистине гигантскими. — Не может быть!

Скрежетнув когтями, ворон вперился взглядом в сторону, куда падает солнце, но увидел только бесстрастную черноту ночи.

— Ма-а-азги мне пудрить?!!! — рассерженно повернулся он к птичке.

А той уже не было рядом. Суматошно взмахивая крылышками, она улепетывала со страшной поляны. Соджобо расправил крылья, намереваясь броситься вслед, но передумал. Вместо стремительной погони он просто распушил веер.

— Только шесть с половиной, — разнеслось по поляне. — Значит, у нее есть шанс. Тем интереснее.

Ворон закрыл свое сокровище и громогласно каркнул, впервые раскрыв клюв:

— Я-Ма-Бу-Ши!

Кусты на западе вспыхнули тысячами безумных глаз, наполненных мечущимся багрянцем. С тихим свистом едва различимые силуэты пронеслись по поляне и истаяли во тьме. Соджобо неспешно последовал за ними.

— О седьмом пере у меня надолго сохранятся приятные воспоминания, — травы качнулись и спрятали навсегда последние слова длинноклювого ворона.

27

Строения вырастали и слева, и справа. Но нигде не могла спрятаться бедная Маруша, нигде не могла отыскать спасение. Метнулась птичка к покосившемуся храму, но возле темной дыры пробитого купола уже сидел угрюмый ворон. Перелетела к заброшенной хижине, глянь, и на ее крыше примостилась мрачная птица. Куда ни кинься, везде черное братство успевало первым. И на холмах, и на колодцах, и на пригнувшихся кустах одинокие вороны встречали Марушу холодными взглядами. Хоть возвращайся назад, в поле. Хоть ныряй в Реку Забвения или опрокидывайся в Лог Пересмешника. Все легче, все понятнее.

Одинокая сараюшка, приткнувшаяся к покосившемуся забору, доверия не вызывала. Но лишь на ней не виднелось ни одной черной птицы. Да и размышлять времени уже не было. Извернувшись, Маруша нырнула под изъеденный белесой паутиной грибка скат крыши и тут же врезалась в теплое тельце, покрытое перьями.

«Ворон!» — промелькнула в голове ужасная мысль. Маруша сжалась, ожидая оглушительного удара клювом. Но тельце лишь испуганно задрожало. Чувство опасности утихло. Изготовлять клюв к бою и царапать сырые бревна когтями не требовалось. Поэтому путешественница решила мирно разведать обстановку.

— Это ничего, что я так, без приглашения? — учтиво осведомилась она.

— Ничего, — ответил тонкий подростковый голосок.

— Я тут немного передохну, — в эту фразу Маруша постаралась вложить больше утверждения, чем вопроса.

— Ладно, — безвольно согласилась неизвестная птица.

Зловещее карканье разнеслось над самой крышей. Остроклювые вороны искали ускользнувшую беглянку. Маруша напряглась. Оставаться у выхода было слишком опасно. Может, ее хвост торчал сейчас из-под крыши явным ориентиром? Собравшись с духом, птичка начала протискиваться внутрь. Невидимый жилец распластался по стенке и пропустил неожиданную гостью. А та уже пробралась на низенький чердачок и по-хозяйски осматривалась по сторонам. Лунный свет, падающий сквозь дырявую крышу, рисовал на полу угловатые фигуры. В одну из них и забрался обитатель здешних мест. Видимо, чтобы Маруша могла его лучше рассмотреть.

Ничего потрясающего. Птенец птенцом, который крылья расправить не может из-за груза комплексов и страха. Маленький клювик, который не из каждой щелки выцепит жучка-паучка. Круглые глазенки, наполненные ужасом и скорбным ожиданием. Худющие лапки и недоразвитые крылья. Тело на удивление выглядело довольно упитанным. Впрочем, птицы, намеренно отказавшиеся от полета, редко могут похвастать стройной фигурой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});