Выживший - Джеймс Фелан

Ничего. Я стал спускаться дальше. Несмотря на все усилия, идти бесшумно не получалось: в полной тишине каждый шаг по паркетному полу вестибюля отдавался громким эхом. Задувал холодный ветер, будто где–то внизу было открыто окно. Яркий луч фонарика разрезал темноту, но никак не получалось избавиться от ощущения, что кто–то постоянно ускользает от меня, прячась на границе света и тьмы, на границе двух миров.

Под покровом ночи могло происходить, что угодно. Всех нас эта атака сделала в некотором роде монстрами. Я видел забитый тысячами человеческих тел туннель: огонь настиг там людей, пытавшихся убежать с Манхэттена. Запах горелой человеческой плоти смешался с вонью плавящегося пластика, жженой резины и разлитого горючего. И даже не эта жуткая, невообразимая картина, а страшная вонь заставила меня развернуться и просто бежать — бежать, не разбирая дороги. Я бежал, выставив вперед пистолет, и если бы мне тогда попались виновники случившегося, я бы выпустил в них всю обойму. Я бы стрелял и стрелял, убивал без жалости и сожаления. Только вот в кого бы я после этого превратился?

Я стоял один в пустом, холодном и темном вестибюле.

С баррикады, которую я выстроил возле основного входа, упал стул. Свет фонарика отразился в стекле — ничего. Через пробитую охотниками дыру врывался ветер и шевелил наваленные под дверью вещи: в куче что–то позвякивало, постукивало, шелестело. Я засунул пистолет в карман, направил луч фонарика на баррикаду и собрался поднять стул, но внезапно остановился. Ощущалось чье–то присутствие: чуть слышный шорох, шевеление…

Я ждал, нащупав в кармане пистолет и положив палец на спусковой крючок.

Вытащил руку с пистолетом.

Подождал еще.

Больше ничего не было: ни шума, ни движения.

Еще пару минут я стоял на месте, боясь шелохнуться от страха. Выжидал, готовый закричать, выстрелить, броситься на врага. Тишина. Постепенно я стал успокаиваться, сердце забилось медленнее, я чуть расслабился…

Там!

В луче света что–то проскочило. Крыса! Я поймал ее в круг света: она семенила по полу, вынюхивая, шевеля мордой. Всего лишь крыса! Я почти рассмеялся. Никого — только я и крыса.

Крыса явно искала выход на улицу, и я приоткрыл заднюю дверь, чтобы выпустить ее. Нахлынула черная ночная пустота. Свет фонарика растворялся в ней. Я выключил его и немного подождал, пока глаза привыкнут к темноте.

Звезды были закрыты низкими плотными тучами, из–за которых зловеще пробивался лунный свет.

Звери. Ледяной ветер. Неизвестность. Скрипнуло дерево, пронеслась в воздухе какая–то ночная тварь. В полной темноте я быстро обошел вокруг центрального бассейна, чернота в котором была еще гуще, чем чернота воздуха. По периметру зоопарка стояла металлическая ограда на каменном основании: сейчас я мог различить только участок рядом со зданием арсенала. Ограда была одно название: на самом деле она ни от кого не защищала.

Но, несмотря на это, я чувствовал себя в зоопарке на удивление безопасно и спокойно, будто под защитой питомцев Рейчел: их глаза и уши всегда настороже, и если на территорию проникнет чужак, они тут же подымут тревогу. Только что потом?

До сих пор охотники не перелезали через ограду. Так почему мы должны бояться, что они до этого додумаются?

Потому что они становятся умнее? Потому что с каждым днем охотятся все лучше? Потому что придумывают новые способы заполучить добычу?

Внезапно я будто проснулся, увидел перед собой цель. Все вдруг стало ясно и понятно, пришла уверенность. Я сел, развернувшись спиной к заднему входу арсенала: как постовой в карауле. Я оберегал Рейчел. И звери оберегали ее. Мы были одной семьей и выпутываться нам вместе. Я натянул капюшон — замерзшее лицо стало понемногу отогреваться. Так и сидел, глядя на темный город и ожидая прихода рассвета.

— Ты рано встал.

Из арсенала вышла Рейчел и положила руку мне на плечо.

— Не мог уснуть, — соврал я: если бы мне дали возможность, я бы отсыпался до конца жизни. Ноги и зад затекли от сидения на холодных ступеньках, зато мысли стали яснее после того, как я столько времени слушал тихий пульс одинокого Нью–Йорка.

— Тебя разбудил шум?

Я подозрительно посмотрел на нее.

— Да.

— Это арсенал, — сказала Рейчел, регулируя яркость фонаря. — Он живет своей жизнью: в окна стучатся ветки, в стенах и под полом скребутся крысы и мыши, на крыше гнездятся опоссумы. Здание скрипит из–за перепадов температур. Ничего сверхъестественного.

Я устало кивнул.

— Пойдем внутрь, — сказала Рейчел, зябко кутаясь в одеяло. Волосы у нее были заправлены за уши. — А то замерзнешь до смерти. Я поставила греться воду.

Я поднялся и пошел за Рейчел. Часы показывали почти половину восьмого. В ванной я вымылся нагретой в ведре водой, наслаждаясь теплом и паром. Через небольшое окошко было видно, что уже светает: за голыми ветвями деревьев, стучавшими по стеклу, вставало солнце.

Рейчел сварила кашу и поставила передо мной в тарелке. Достала мед, чай, сок.

— Спасибо, — поблагодарил я, заливая кипятком пакетики с чаем в чайнике.

Мы молча завтракали при сером утреннем свете. Я смотрел, как прямо сидит Рейчел, и тоже старался не сутулиться. Глоток кофе, удар ложкой по тарелке, скрип стула. Эти звуки отвлекали меня, не давали заговорить о самом главном.

Мне хотелось спросить только об одном: что заставит Рейчел уйти? Но я боялся услышать ответ. Или я, или само это место должны были убедить ее в необходимости покинуть город.

— Послушай, Рейчел. Давай уйдем, — нерешительно предложил я.

— У нас еды еще на неделю, — не поняла она меня, пока не подняла глаза. — Ты имеешь в виду, совсем? Из города?

Я кивнул.

— Джесс, ты же знаешь: я не могу. Не могу бросить их.

— А если я найду кого–то, кто будет заботиться о них? — спросил я, понимая, что обещаю невозможное.

Рейчел рассмеялась:

— Кого? Кого ты найдешь?

Я отпил чаю.

— Давай я приведу Калеба, он нам поможет. Думаю, он умеет работать. И еще, он многое знает о выживании.

— Он же только окончил школу!

— А я только в выпускном классе, да и ты недалеко ушла.

— И где же он всему научился? В компьютерных игрушках? По твоим рассказам, он типичный сынок богатеньких родителей, он руки марать не захочет. Неужели ты думаешь, что твой Калеб будет ковыряться в навозе? Будет весь день вкалывать на холоде?

— Он поможет, я уверен.

— Посмотрим, — сказала Рейчел, медленно доедая овсянку. — Но… Я знаю, что ты чувствуешь. Я тоже сыта по горло, я устала, я соскучилась по семье, по дому. Только сейчас мой дом — здесь. Наверное, это…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});