Отшельник - Б. Седов

— Так ведь фотографии… — простонал Вертяков.

— А кто их увидит, эти фотографии? — резонно заметил Кислый, — газеты все — наши, без нашего разрешения ничего не напечатают, так что радуйся, что на панели не написали «Привет от Вертякова».

Вертяков представил себе такую надпись и ужаснулся.

— Надпись — мелочь, — сказал Кислый, — а вот то, что там сгорели все эти, как их… бактерии, вот это настоящий геморрой. Нужно думать не о том, что скажут про вора в законе Кислого, а о том, как с крестьянами этими быть. Теперь ведь никакой чумы у них не будет…

— Не будет, — Вертяков понуро кивнул, — может, им денег дать?

— И что? — Кислый с сомнением посмотрел на брата, как бы сомневаясь в его умственных способностях.

Но Вертяков уставился в неизвестную точку перед собой и, подняв палец, шевелил губами.

— Есть! — радостно воскликнул он, — придумал.

— Ну, давай, что ты там придумал, — скептически отозвался Кислый и достал еще одну сигарету.

Братан с соседней скамьи шустро поднес ему огоньку, и Кислый снова едва заметно кивнул.

— Значит, так, — Вертяков нервно потер руки, — мы даем им денег, а они заявляют, что те трупы постреляли друг друга в пьяной ссоре.

Кислый поднял брови и посмотрел на брата с интересом:

— А ты соображаешь! И сколько денег ты хочешь им дать?

— Сколько денег…

Было видно, что в этот момент в Вертякове боролись могучая «жаба» и не менее сильное желание поскорее закрыть опасную тему.

— Сколько денег… Ну, скажем, по сто тысяч рублей, — Вертяков отчаянно махнул рукой, — хрен с ними, по двести!

— Это получается… лимон на всех, — подсчитал Кислый.

— Да, — Вертяков кивнул, — лимон на всех. И пусть заткнутся. Они таких денег в жизни не видели.

— А кто будет с ними разговаривать?

— Отправь кого-нибудь из своих, но поприличнее, не таких, как эти, — Вертяков покосился на соседнюю скамью.

— Лившиц поедет, мой юрист, — уверенно сказал Кислый, — возьмет с собой нескольких пацанов и договорится с крестьянами. Вообще ты это нормально придумал. Молодец, Борюня!

— Да, нормально, — Вертяков облегченно вздохнул, — должно получиться. Мертвых уже не вернуть, а живым по двести тысяч — очень даже полезно будет. Вообще-то хватило бы и по десять…

— Эй, очнись! — оборвал его Кислый, — жадный платит дважды — забыл?

— Ладно, ладно, это я так…

Выход был найден, и Вертяков почувствовал, что жизнь снова повернулась к нему своей приятной стороной.

Он откинулся на спинку скамьи, положил ногу на ногу и сказал:

— А насчет французов этих… Тут мы с Эллой Арнольдовной подумали…

* * *

Лиза Русинова сидела в салоне бизнес-класса, и серебристый лайнер с надписью «Сибирские авиалинии» нес ее в далекую и таинственную Москву. Она никогда не была в столице, и волнение от предстоящей встречи с первопрестольной то наполняло ее, то снова отступало, когда Лиза возвращалась мыслями к тому, что лежало у нее в сумке. А лежал там лазерный диск, на котором имелась видеозапись откровенной и ужасающей беседы вора в законе с главой района. Неопытная и наивная девушка, она была знакома с превратностями журналистской судьбы только понаслышке и не подозревала, в какую опасную авантюру ввязывается.

Конечно же, она знала о том, что журналистов калечат, похищают и убивают, но это было где-то далеко, и пока никак не коснулось ее. Ей повезло в этом, но у такого везения была и обратная сторона. Если бы Лиза имела хоть какой-нибудь печальный опыт в этой области, то она трижды подумала бы, прежде чем связаться со своим бывшим университетским однокашником, Лешкой Гончаровым, который теперь работал в одной из столичных газет.

Получив диск, Лиза позвонила Лешке, и он, выслушав ее, сказал: материал хороший, сейчас такое нужно, так что приезжай, что-нибудь придумаем. Воодушевленная Лиза рассказала об этом Знахарю, и тот, улыбнувшись, выдал ей деньги на билет и на расходы. Лиза помчалась в кассу, а московский Лешка в это время, нюхая на богемной хате кокаин, сказал себе: ну, теперь-то я ее точно трахну.

Еще в Томске, когда они учились в одной группе, он имел на Лизу весьма горячие виды, но завалить ее в койку так и не удалось. И теперь у него появилась возможность взять реванш. Если красивая провинциальная журналистка попадает в столицу и рассчитывает на какой-то успех, она должна быть готова раскидывать ноги везде, где будет нужно. И первым в этой очереди был он, Алексей Гончаров, носивший фамилию великого русского писателя.

Глава седьмая

НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

Как хорошо выйти рано утром из дома, причем обязательно в семейных трусах, и, почесывая живот, направиться к грядкам с клубникой! Клубники у меня, правда, еще не было, это теперь только на следующий год, но лук с редиской уже вылезли, и я, сидя на маленькой деревянной скамеечке, трудолюбиво и неторопливо пропалывал грядку.

Солнце грело мою и без того загорелую спину, в лесу чирикали птички, где-то долбил дятел, в траве жужжали букашки, в общем — рай, да и только.

Афанасий с Макаром возились в сарае, и оттуда время от времени доносились то ли молитвы, то ли заклинания. Когда мы с Тимуром несколько дней назад пришли к ним, так сказать, на экскурсию, я удивился. Внутренность сарая преобразилась до неузнаваемости. По стенам вперемешку с православными образками висели амулеты и какие-то темные деревянные идолы, напоминавшие уродливых людей, пахло травами и смолой, пол был чисто подметен, в углу был устроен очаг, сложенный из камней, и над ним, как в фильме про колдунов, висел закопченный котел, в котором булькало какое-то подозрительное варево. На еду оно не было похоже, да и несколько пучков сушеных мышей и лягушек, висевших на гвоздиках, вовсе не наводили посетителей на кулинарные мысли.

Я пропалывал грядку, Тимур нагло храпел в своей комнате, а две собаки, принадлежавшие Афанасию с Макаром — Кусай и Жучка, — валялись в тени, вытянув лапы. Несмотря на такие странные и несерьезные имена, это были породистые сибирские лайки, и службу они знали крепко. Я убедился в этом, когда сходил с моими индейцами на охоту. Там же я впервые увидел, что на самом деле обозначает выражение «белку в глаз». Афанасий тогда взял с собой мелкашку и к ней особые патроны — вместо пули в мелкашечный патрон была вставлена дробина.

А дальше — как в книжке. Кусай засек белку, облаял ее и загнал в удобное для охотника место, Афанасий приложился, и — бац! — зверюшка упала на землю. Кусай подбежал к ней и дисциплинированно уселся на хвост, а Макар, подобрав белку, показал мне ее и невозмутимо сказал:

— Однако, в глаз. Шкурка целая.

Убрав добычу в сумку из оленьей кожи, обшитую бисером, он подмигнул мне, и мы пошли дальше. Когда Жучка облаяла следующую белку, я попросил у Афанасия мелкашку и, понятное дело, промазал. Для меня это было все равно что попытаться попасть в клопа, сидящего на кресте Исаакиевского собора.

Итак, я копался в грядках, ханты-манси занимались своим вуду, а собаки дремали в тенечке. Над землей висел жаркий летний полдень, и все было — лучше не придумаешь.

Вдруг Кусай поднял голову и, зарычав, уставился куда-то в сторону. Жучка тоже забеспокоилась и вскочила. Шерсть на ее загривке встала дыбом, и, приподняв переднюю лапу, собака застыла в охотничьей стойке.

Я посмотрел туда, куда были устремлены собачьи носы, но там был забор, и я, конечно же, ничего не увидел. Тут собаки, как по команде, бросились к воротам и, выскочив за ограду, исчезли. Мне стало интересно, и, с кряхтением поднявшись со скамейки, я пошел за ними. За забором раздался звонкий лай, такой же, как при появлении белки, и я понял, что это было обращение ко мне, дескать — иди сюда, посмотри, что тут есть!

За месяц я успел привыкнуть и к моим шаманам и к их собакам, и даже стал различать некоторые слова собачьего языка. Сейчас меня звали, и, пробормотав «иду, иду», я вышел за ворота.

Пройдя вдоль ограды и повернув за угол, я увидел, что обе собаки уткнулись мордами в кусты, на что-то лая. Но делали они это без особого азарта и без злобы. Мне стало еще интересней, и я подошел поближе.

— А ну-ка цыц мне тут! — объявил я собакам, и они умолкли.

Как видно, они тоже научились меня понимать.

И тут из кустов раздался стон.

Я подскочил от неожиданности, а стон повторился. Стонал мужчина.

Ну, что тут делать! Если кто-то стонет, надо посмотреть, что там такое — может, человеку плохо. Правда, иногда люди стонут оттого, что им хорошо, но я все-таки остановился на том, что кому-то нужна помощь.

Отогнав собак, я вломился в кусты и увидел крупного мужика в серой робе, который, закрыв глаза, лежал на спине и тихо подвывал. Его ступня была неестественным образом вывернута, обложена кусками коры и обвязана тряпками. Я понял, что это импровизированная шина, а шина, как известно, применяется при переломах или вывихах, значит…