Проклятие Усердия. Том 2 - Евгений Нетт

пустошь с неравномерно разбросанными вокруг кратерами и редкими обломками.

И если говорить честно, то напрямую помочь отцу Виктор не мог по двум причинам. Первая — артефакты просто неспособны были выдать такой уровень мощи. Вторая — этих артефактов там, где шло сражение, банально не осталось. Встроенные в стены зданий и укрытые под землёй, развернувшуюся схватку они не пережили. Ну а то, что осталось, располагалось слишком далеко. Атаковать было можно, но заклинание, летящее к цели с десяток секунд — это просто смешно. Защититься элементарно, а вероятность задеть союзника совсем не эфемерна.

Тем не менее, у проклятого был другой план. Материальный мир и изнанка были тесно связаны друг с другом, и концентрация маны в одном измерении соответствовала аналогичной концентрации с поправкой на коэффициент плотности маны в его отражении. Изнанка сама по себе была насыщена маной куда сильнее, так что там, где в материальном мире была, допустим, одна условная единица маны, на изнанке находилось пять единиц, занимающие тот же объём пространства. Для Виктора было очевидно, что марионетка неизвестного тёмного мага сейчас переводила ману с изнанки в материальный мир, чем и обуславливалась её «гнилость». Мана ведь не берётся из ниоткуда, но что живые мертвецы, что эта холодящая душу тварь становились всё сильнее — прецедент, для обычного мага или магического существа невозможный. Притом все они были физически мёртвыми, что отсылало нас к стремлению тёмных магов избавиться от обременяющей их телесной оболочки, видимо, не одной только болью им мешающей.

Так как можно было ослабить такого врага?

В моменте — никак, но на дистанции вариантов было в достатке. Первый шаг инициировал ещё сам граф, приказав поднять барьер сразу после завершения эвакуации людей. До тех пор, пока этот купол стоит, мана сквозь него будет проникать в смешных объёмах, практически незаметных. Почти газопроницаемость, но в отношении маны. Тем не менее, враг всё ещё мог черпать ману из пространства изнанки внутри купола, и именно этому собирался помешать Виктор, сделав второй шаг на этом пути. Как?

Устроив мана-шторм.

Облизав пересохшие губы, проклятый на секунду опустил веки, вдохнул — и резко выдохнул, распахнув глаза и принявшись за работу. Механизм образования шторма маны не был известен реципиенту точно так же, как любому другому адекватному магу. Но при этом ему с самого детства вдалбливали в голову правила, несоблюдение которых может привести к формированию этого скоротечного, но пагубного для подавляющего большинства магов явления. Маги до четвёртого круга включительно просто слепнут в таком шторме, а их заклинания разрушаются. Исключение — гении с безобразно мощным контролем, или те, кто догадывается плести заклинания в своём теле, а наружу выпускать уже готовый к напитке конструкт. Для отца, да и для его «гвардейцев», это проблемой никак не станет, в то время как марионетка тёмного мага просто не сможет столь же свободно черпать ману. А если он ещё и плотно взаимодействует с изнанкой, где мана-шторм тоже отразится, да ещё и многократно более сильный…

Тварь как минимум перестанет так активно наращивать силу, а как максимум — лишиться её части, потеряв возможность работать с изнанкой. Всё-таки люди независимо ни от чего оставались людьми, и проклятый надеялся на то, что даже самый тёмный маг не будет чувствовать себя в другом измерении как дома.

Артефакты на всей территории поместья активировались десятками и сотнями, выпуская заклинания в отчётливо прослеживаемой последовательности. Где-то это походило на выпущенные не к месту фейерверки, а где-то даже не нарушалась повисшая над зданиями мёртвая тишина: там заклинания резонировали и схлопывались, в противовес другой, полыхающей и беснующейся в небесах половине образуя полости, в которых маны практически не было. Виктор совсем недолго занимался этим саботажем высшей категории, прежде чем несколько подконтрольных ему артефактов просто перестали отвечать на команды и выпали из системы. И стоило этому только произойти, как началась цепная реакция: мана-шторм образовался противоположной части поместья от места боя, и грозил вскоре обрушиться на то волной небывалой мощи.

До последнего Виктор наблюдал за этим буйством неестественного происхождения, прежде чем последний из управляемых им глаз не смело, лишив сердце оборонительных систем поместья возможности смотреть вовне.

Теперь всё, что оставалось проклятому — это ждать и надеяться на лучшее…

* * *

Дюран ван Бельвиос с самого детства считался талантливейшим боевым магом своего поколения. Уже с двенадцати лет он демонстрировал успехи в спаррингах, обладая всем, что необходимо подлинному боевику. Интуитивное и осознанное видение картины боя, сверхбыстрая реакция, стремительное освоение всё новых и новых заклинаний, контроль и сила — Дюран демонстрировал своё превосходство везде и всюду.

Но даже так обогнать Дэймоса, своего старшего брата, он не мог.

Тот не был гением в боевой магии, но достиг подлинной вершины в сложнейших магических направлениях — артефакторике и алхимии, что в перспективе открывало ему дорогу к химерологии. Не столько магическому искусству, сколько науке, освоить которую на подобающем уровне было крайне, крайне сложно. С момента смерти основателя химерологи появлялись всего четырежды, а к тому моменту в роду не осталось ни одного. И Дэймос, старший сын главы рода, должен был стать им, дабы после возглавить фамилию и привести её к процветанию.

Дюран завидовал ему. Честолюбивый юноша, считавший себя гением, не мог принять превосходства даже самого близкого человека. Отрицательные эмоции захватили боевого мага, и толкали его вперёд так, как не могло ничто иное. А усугублялось это внешним давлением и борьбой за власть внутри рода, ибо желающих установить на вершине своего человека было достаточно много.

Тогда Дюран ван Бельвиос совершил самую большую ошибку в своей жизни: он закрыл глаза на приготовления своих «сторонников», не восприняв те всерьёз.

Впервые с момента получения Дэймосом ранга мастера артефакторики в его лаборатории прозвучал взрыв, а прибывшие на место маги, — слугам туда вход был заказан, — обнаружили молодого господина в ужаснейшем состоянии: его сердце маны было раздроблено на сотни кусков и фактически уничтожено. Будущий химеролог стал беспомощным инвалидом, в то время как Дюран фактически остался единственным претендентом на место следующего главы рода.

Этот сомнительный успех не принёс юноше ни счастья, ни удовлетворения, а несколькими годами позже Дюран и вовсе понял, что управление фамилией подавляет его потенциал и мешает развитию. Он был бойцом, а не управленцем.

И ярче всего он осознал это, оказавшись в гуще битвы, подобных которой в его долгой жизни ещё не было. Неизвестный, но крайне могущественный враг. Ставка — жизнь и всё, за что Бельвиосы сражались ещё сотню лет назад. И права отступить у него нет, ибо что бегство, что поражение сейчас поставят крест на Бельвиосах. Потерю города магам, может, и простят, но как самостоятельная сила они просто исчезнут.

А допустить подобное Дюран попросту не имел права.

Десятки подготовленных магами заклинаний в один миг расцвели в радиусе трёх сотен метров, напитываясь маной и формируя барьеры причудливой формы, а сорвавшиеся с их рук лучи, проходя через них, искажались, меняли направление и даже плотность потоков. В считанные секунды вокруг клубящейся в центре получившегося построения тьмы выросла полноценная сеть из способных рассечь всё и вся лучей, ограничивших манёвр врага и растерзавших все структуры, которые тот вольно или невольно создал вокруг себя. Над полем боя пронёсся злобный потусторонний вой: тварь, попытавшись шевельнуться, опалила кости о белоснежный луч.

— Сохраняем построение, дублируем контур для точечного удара!

Короткая команда одновременно и затихла, едва сорвавшись с языка главы рода, и была услышана теми, кому она предназначалась. Вновь закипела работа, и маги, мгновение назад выглядевшие так, словно только что закончили голыми руками тягать многотонные гранитные валуны, избавились ото всех признаков усталости. У них была задача и было чёткое понимание того, на что они способны. А возмущения своих тел, любящих сдаваться заранее, они умели очень хорошо и без последствий в моменте игнорировать. Да, после боя им будет худо, но в случае проигрыша или отступления «худо» затмится ужасом потери того, что они стремились защитить с малых лет.

И вновь в воздухе начали появляться геометрически сложные барьеры, выстраивающиеся в одним только магам понятную