Завещание фараона (СИ) - Митюгина Ольга

Хозяин, стоя на носу, довольно созерцал это, поглаживая бороду. Он наслаждался моментом.

— Ну, ребята, — начал он, — мы, конечно, не военные корабли, всегда готовые к выходу в море, более быстрые, более манёвренные, но…

В этот момент с улицы, ведущей в порт, раздались крики, топот коней — и на портовую площадь на взмыленных жеребцах влетел вооружённый отряд — человек сто. Мчавшийся впереди офицер кричал:

— Перекрыть порт! Ни одного корабля не выпускать! Приказ царя!

Пристань пришла в бурное волнение, со всех сторон раздавались непонимающие и негодующие возгласы, растерянно опускали свою поклажу грузчики, а отряд, крича о приказе царя, гремя подковами, мчался к зданию, где заседал начальник порта.

На лице хозяина униеры отразилось замешательство и растерянность. Задержка вовсе не входила в его торговые планы.

Мена и Агниппа тревожно переглянулись.

Военные корабли, стоявшие у молов, окутались облаком брызг от упавших вёсел — гул пронёсся над всем портом — и цепочкой потянулись в море: перекрывать выход из порта.

Хозяин всё больше хмурился. Как практичный человек, он предпочитал не связываться с властями. Поэтому просто подошёл к носу корабля, достал из ножен меч — и перерубил швартовочный канат, крепивший униеру к пирсу — а заодно и якорный трос.

Корабль вздрогнул и слегка покачнулся, как бы пробуя себя на ходу.

— Давай, ребята, — сказал хозяин. — Отчаливай! Нечего нам здесь коптиться!

Кормчий сделал один глубокий гребок, а моряки с одной стороны подняли вёсла, а с другой — сделали своими мощный рывок.

Корабль, словно очнувшись, вздрогнул, медленно повернулся носом в бескрайнее море — и опустил все вёсла на воду. Затем, как конь, долго стоявший на привязи, пробуя свои силы, сначала идёт медленно, но постепенно всё убыстряет свой бег — на вёслах двинулся к выходу из порта.

С пристани что-то кричали вслед, угрожали, кто-то размахивал руками, потрясая какими-то документами.

Военные биремы почти уже образовали цепь — но ещё не столь частую, чтобы через неё не мог проскочить корабль.

Под возмущённые крики военных и свист нескольких стрел, вонзившихся в борта, корабль вырвался в море и, развернув хлопнувший на ветру парус, подобно белокрылой чайке понёсся к Кипру. А поскольку приказа преследовать его не было, то биремы просто плотнее сомкнули свой строй, и ни один корабль больше не смог выйти из Библа.

Парус торговой униеры вскоре растаял в пасмурной дымке горизонта.

[1] Финикийцы, например, совершали плавания к берегам Англии за оловом — для этого, разумеется, им приходилось выходить на своих кораблях в Атлантический океан. А через девятьсот лет после описываемых событий, в 600–602 гг. до н. э., финикийцы первыми в истории обогнут Африку.

[2] Просмолённая тростниковая обшивка верхней части борта — чисто финикийский элемент судостроения, ею ограждали груз, размещённый на палубе.

Часть 1. Глава 10. Приказ Нефертити

Три дня оставались закрыты порты Финикии. Три дня царские шпионы рыскали по всей стране — и на четвёртый царю Белу доложили, что людей с названными приметами не обнаружено.

Нефертити всё это время гостила у царя и, когда ей принесли это известие, немедленно направилась к Белу — в ту залу, где он принимал её в памятный день их знакомства.

— Царь! — с порога крикнула она. — Ты уверен, что твои сведения правильны?

Бел хмуро посмотрел на солнцеподобную и лишь пожал плечами, даже не поднявшись с убранной дорогими тканями софы.

— Мои люди никогда не ошибаются, царица.

Нефертити, в голубовато-белом воздушном каласирисе, ничуть не смущаясь холодным приёмом, медленно прошла к балкону и, остановившись, задумчиво и как-то изумлённо заговорила, рассуждая вслух:

— Они не могли исчезнуть вот так просто. И не могли уехать раньше. На следующий день после того, как они пересекли границу твоей страны, мне сообщили об этом, а уже через пять дней я была у тебя. В тот же день мы перекрыли порты. Мне доложили: по какой-то невероятной милости богов ни один корабль за эти шесть дней не выходил к берегам Греции. Куда угодно — в Пунт, к Геркулесовым Столпам, к Кассириатидам, чуть ли не к берегам мифической Антиллы[1] — но только не в Элладу! Ладно, легенды мы оставим в покое… но Пунт и Кассириатиды? Отправиться в варварские земли с ужасным климатом? Мена вряд ли решился бы потащить туда свою обожаемую госпожу. Нет-нет, лишь Эллада… Но только на шестой день торговцы из нескольких портов собирались выйти к её берегам. На шестой. А я в это время уже была здесь! Это невозможно, царь! — молодая женщина встряхнула головой, и серьги в её ушах мелодично, негодующе зазвенели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Бел вздохнул — и сообщил не без некоторого злорадства:

— Мне сказали, солнцеподобная, что в Библе, перед самым закрытием порта — три дня назад — в море буквально вырвался один торговый корабль. По доставленным сведениям, он направлялся в Афины с заходом на Кипр и Крит. Сейчас, учитывая путь к Кипру и двухдневную стоянку там, он должен уже отходить от берегов Кипра к Криту. И там потерять ещё день. Скорее всего, они на этом корабле, солнцеподобная.

Лицо Нефертити страшно исказилось и побледнело. Молодая женщина воздела сцепленные руки и, запрокинув голову, закричала глубокому вечернему небу, и никогда, ни у кого Бел не слышал столько отчаяния в голосе:

— Боги, боги! За что?! За что вы меня караете, боги мои?! Эта девчонка!.. Эта глупая девчонка будет жить, плодить детей, а моя — моя! — дочь?! Её право на престол будут оспаривать сыновья этой выскочки! Девочка моя!.. И всё из-за этого отродья Сетха! Агниппа принесёт войну в мою несчастную страну. О Амон! К тебе обращаюсь! Испепели её своими смертоносными лучами, великое Солнце! О Тот! Дай мудрость свою мне, бог Луны и Науки, чтобы могла я и в Греции достать эту дрянь! Боги…

Царица опустила голову к молитвенно сложенным рукам.

Бел ошеломлённо молчал. Он знал, что жители южных стран эмоциональны, но Нефертити, казалось ему, всегда могла сдерживать себя.

Нефертити вышла на балкон и, чуть запрокинув голову, устремила задумчивый взгляд на море, слушая, как далеко внизу вздыхают могучие волны. По небу разливался сиреневый, нежный сумрак.

«Они теряют день на Крите… — шептала она. — День они плыли из Библа до Кипра, ещё день — от Кипра до Крита… Два дня… Минуя Крит… До Афин шесть дней. Итого восемь… Это если без остановок. Но у них ещё три дня теряется — одиннадцать. Значит, если военные корабли сейчас же выйдут из Тира и не станут терять ни единой минуты, а сразу возьмут курс на Афины… Да! Есть шанс, что у берегов Афин, в море, их догонят».

— Прекрасно! — воскликнула она — и стремительно, с загоревшимися глазами, подбежала к Белу, внимательно наблюдавшему за ней. — Бел! У нас есть шанс! Немедленно пошли за ними в погоню военные биремы. Пусть сейчас же выходят из Тирского порта! Что?.. — с недоумением взглянула солнцеподобная на царя Финикии — и её брови нахмурились. — Что ты сидишь?.. — тихо и грозно осведомилась она. — До порта от дворца на хорошей лошади минуты две. Быстрее гонца в порт, Бел! Быстрее!..

Через пять минут двенадцать военных бирем вышли из Тира по направлению к Афинам.

[1] Антилла — финикийское название Атлантиды.

Часть 1. Глава 11. Погоня

Плавание шло успешно, и одиннадцать дней истекали. Позади остались прекрасные шумные города Кипра и Крита с их удивительной самобытной архитектурой и общительным народом. И если на Кипре полисы ещё напоминали финикийские, то на Крите уже чувствовалось дыхание близкой Эллады.

Товары в трюмах униеры менялись со сказочным разнообразием: тонкие вина Кипра, мечи, щиты и знаменитые «кабаньи» шлемы Крита, партия слоновой кости из Ливии — перекупленная у египетских торговцев во время последней стоянки, — персидские муслины, сирийское оружие, египетские яды и кинжалы, украшения чеканки знаменитейших ювелиров… Был даже очень редкий товар — невольницы из далёкой Индии, которых финикиец купил втридорога, чтобы потом впятеро поднять цену на афинском рынке.