Кровь первая. Она - Саша Бер

Рибху налёг на еду с удвоенной скоростью и быстро покончив, соскочил со скамьи и чуть ли не бегом, как будто опаздывая, кинулся одеваться в тёплые шкуры. Когда Хабарка принесла парящую миску с наваром и поставила её перед Зорькой, он уже стоял на пороге одетый в ожидании команды от жены на убытие. Та не спешно подошла к нему, заботливо оправила ворот, оглядела муженька с ног до головы, как дитя малое, выпускаемое на двор гулять и позволительно отпустила, что-то тихо проговорив. Что она ему говорила Зорька не слышала, да и не прислушивалась. Была нужда. Проводив своего мужика, Хабарка вернулась за стол, уселась на против гостьи и уперев локти на стол и уложив на руки голову, молча уставилась на хлебающую варево Зорьку.

После нескольких глотков атаманша поставила чашку на стол и начала уверенным, но грустным тоном:

— Помру я подруга. Чует моё сердце не родить мне. Деды на меня обозлились, — она понурила голову и тут же продолжила уже плаксиво, — помру, чую помру. Ни мне не ребёночку этого не пережить.

Закончила она свою короткую тираду уже вся в слезах и соплях, размазывая и то и другое по лицу рукавом тулупа. На что хозяйка отреагировала неожиданно. Она спокойно и даже где-то равнодушно заявила:

— Ну пореви, пореви. Глядишь легче станет.

Тут вдруг Зорька резко встрепенулась, вытаращила округлившиеся глаза и перестав реветь, схватилась обоими руками за живот.

— Что? — резко встревожилась Хабарка.

— Пинается, — ответила Зорька, опять вытирая заплаканное лица рукавом, но реветь перестала.

— Правильно, — громко усмехнулась баба, — даже зародыш понимает, что у него мать дура, а такую дуру и попинать не грех.

— Да ладно тебе, заладила дура, да дура, — быстро успокоившись и скидывая с себя наконец тулуп огрызнулась молодуха, — я к тебе со всей серьёзностью, а ты?

— С какой серьёзностью? Я что первый раз от тебя эти сопли слышу, что ли? Через день, да каждый день.

— Да не, подруга, нынче всё по-другому.

— Да ну? — с деланным удивлением выпалила та.

— Мне помощь от тебя нужна.

— В чём? За ноги тебя подержать, так я не повитуха.

И тут Хабарка резко осеклась. Она и сама была в положении, только срок у неё был ещё маленький совсем, но только сейчас ей как обухом по голове прилетела мысль о собственных родах в первую очередь, конечно. Повитух то у них нет, а как без них рожать то? Это ж вещь не бывалая. Нет ходили конечно слухи, что мол то та, то эта где-то сама родила чуть ли не в чистом поле или лесу дремучем, но сама Хабарка в эти бабьи сказки не очень-то верила. А Зорька меж тем продолжала:

— Как не крути, а ты большуха в коровьем бабняке, а на носу Сороки. Ну сейчас, то понимаешь к чему я клоню? Кто если не большуха с Дедами договариваться будет?

— Да какая я к хуям большуха? — с горечью обрубила её Хабарка, — так надсмотрщик, да распорядитель. В аровых коровниках везде так.

— Ты ведь меня не бросишь? — чуть ли опять не собираясь зареветь спросила Зорька.

Но Хабарка и без неё глубоко призадумалась.

— С Дедами как-нибудь договоримся, а вот повитуха…, - она притихла в задумчивости, нервно стряхивая ладонью что-то со стола, несмотря на то, что он перед ней был чистым, — повитуху надо искать притом срочно.

— Может с бабами своими поговоришь? — предложила гостья.

— Да что с них взять, — тут же отмахнулась хозяйка, — молодняк один. Я у них чуть ли не за вековуху прохожу и то ничего не знаю.

Наступило напряжённое молчание. Наконец, Хабарка встрепенулась и уже с полной уверенностью в голосе заявила:

— Вот, что. К атаману твоему надо идти, — с этими словами она соскочила, чуть не уронив лавку и кинулась одеваться, как будто пожар случился, набегу продолжая свою мысль, — надо атаману срочный заказ делать на повитуху. При том не одну. Баб беременных натаскал полное логово, а кому роды принимать не одну не приволок.

— А с Дедами? — всё ещё ничего не понимая из сказанного Хабарки, проскулила Зорька.

— И с Дедами повитухи помогут. Ты что ж думаешь с ними большуха договаривается? Матёрая и договаривается только потому, что сама и есть первая повитуха. Пошли, — кинула она Зорьке, накидывая на себя тулуп и одевая такую же остроконечную шапку, как у Зорьки.

Ардни они в прямом смысле вытащили из постели. Хабарка в семье атамана была такая же своя, как и Зорька в семье Рибху. Поэтому ничего сверх естественного в том, что его будила не одна жена, а с Хабаркой на пару, он не удивился, но знал и то, коли эти две «оторвы» посмели его будить самым бесцеремонным образом, ничего хорошего ждать не приходится. И он сразу насторожился, ощетинился. Зорька что-то начала лепетать, быстро, сбивчиво, не понятно и начала она от куда-то из далека. Хабарка её перебила и выдала всё это коротко и понятно:

— Атаман, нам срочно нужны повитухи. Без них у нас ни одна баба не родит.

Ардни ещё толком нечего не понимая, вылез из-под одеяла, кинул дров в очаг.

— А ты что? — переспросил он даже как-то удивлённо, — вы ж с Онежкой вроде как?

— Мы лекарки, — тяжело выдохнула Хабарка, закатив глаза к потолку, как обычно делают люди при объяснении всем известных истин, особо не понятливым, — одно дело болячки лечить, атаман, другое роды принимать, да детей править. Это разные вещи.

— А что раньше молчали? — тон голоса атамана стал командно-холодным.

Хабарка пожала плечами.

— Да чё т не думала как-то.

— Не думала она, — обозлённо рыкнул на неё атаман, — ничего без повитух родите. Где я вам их возьму?

Тут Зорька жалобно запищала, закрывая глаза руками, медленно усаживаясь на лежак. Хабарка же, не испугавшись гнева атаманского, жёстко и уверенно ответила ему:

— Ни одна не родит. Передохнут все. Надо стащить или выкупить где-нибудь.

— Где? — уже взревел Ардни, — повитухи и большухи у речников одно и тоже. Как ты интересно собираешься выкупить большуху у бабняка или украсть. Это ж надо весь баймак разорять. Да после этого большуха лучше сдохнуть пожелает, чем вам помогать. Она вас всех и поубивает, мстя. Думать надо башкой, — орал на Хабарку атаман, стуча ладонью себе по лбу.

На что Хабарка лишь ехидно ухмыльнулась:

— А не надо большуху, — прервала они ор атамана тихо и вкрадчиво, — Шумный у нас ведь не только про бабняки знает, но и про их еби-баб, что по лесам сидят. А сейчас после зимы им ой как плохо там сидится. Мрут с голоду да холоду.

— А при чём тут еби-бабы? — ошарашенный подобный сдвигом мысли в сторону, спросил Ардни.

— Так при смене атамана и бывшая большуха и весь её ближний круг в еби-бабы по лесам садятся. А они-то как раз к нашему делу и сподручны. Там даже без крови обойтись можно будет и без уговоров. Лишь помани и они сами с голодухи, да со злобы на своих бывших баб к нам побегут. Надо лишь помочь добраться. А коли ещё и пообещать чё, так воще.

Ардни с шумом плюхнулся на лежанку рядом с Зорькой, которая уже перестала скулить и лишь умоляюще смотрела на него сквозь слёзки. Как он иногда ненавидел этих двух баб, особенно когда они собирались вместе. Он сразу понял, при пробуждении, что ему на голову сейчас вывалят очередную кучу дерьма какого-нибудь, от которого его бедная голова тут же опухнет, ну и нравились эти две дуры, каждая, конечно, по-своему. Вот прибежали, огорошили, но тут же сами предложили решение. Всегда бы так. А с Хабаркой почти всегда так и получалось. За что и жаловал и уважал. Умная баба, хоть с виду и дура полная.

— Ладно, — сдался атаман напору подруг, — попытаю Шумного, как поем. Помнится, мне, говорил он что-то о смене власти в каком-то баймаке. Притом, как бы не в одном.

Он ещё не успел договорить, а на шее уже повисла Зорька, заваливая атамана в меховое одеяло и расцеловывая лицо. Хабарка буркнула какую-то сальную шуточку, что тоже не против составить Зорьке компанию по валянию атамана по постели, но посетовав, что Ардни и с одной совладать не может, куда ему вторую, поспешила из их кибитки. Ардни, весёлый, довольный и не сильно упираясь напору радостной жены, барахтался с ней на лежаке ещё какое-то время, потом всё же поборов хрупкую, пузатую жёнушку, победно подвёл итог любовной схватке:

— Ладно. Пойду лодырей подниму, поем, да с Шумным потолкую.

После чего хлопнув её по заднице и оставив валяться в тулупе и шапке на лежаке, оделся и вышел.

Память его не подвела. Действительно, как выяснилось, на летнее солнце зависание два речных рода поменяли атаманов. В одном атаман совсем захворал и после перевыборов даже помер, а вот во втором не обошлось без драки и крови. Круг на круг, нож на нож. Победила молодость. Атамана свергли, а значит и всё руководство бабняка принудительно поменяли. Правда один из этих родов, почти как луну назад, Ардни растеребил под чистую, но еби-бабы его ещё должны были сидеть по лесам и с голоду без поддержки родов не окочуриться, Время прошло не так много. К удивлению атамана, всплыл ещё один любопытный факт. Пацаны Шумного оказывается именно через еби-баб и собирали информацию о нужных баймаках. Эти проныры в первую очередь их по лесам отыскивали и пользуясь тем, что еби-бабство было для них неким видом наказания, за не понятно какие прегрешения, а за частую в еби-бабы закрывали вообще без греха, лишь по воле ненавистной матёрой, то обиды на бабняк у них было хоть отбавляй и они охотно не только всё рассказывали пацанам о выгнавших их баймаках, но иногда даже активно помогали в их уничтожении, теша себя мыслью о мщении. Были даже такие еби-бабы, баймаки которых уж давно Ардни перемолол, а они до сих пор по лесам сидят и в ус не дуют! Их сами же пацаны Шумного регулярно подкармливали и про них каждому проныре — лазутчику было известно, ибо использовали они их, как некие перевалочные базы, при длинных вылазках. Вот так, оказывается, от одной еби-бабы до другой они и шастали по чужим землям. Уже утром, не свет не заря, десяток «шкурниц», то есть переобутых колесниц, с командой по три человека: ближника, его возничего и одного из пацанов Шумного, в качестве проводника, покинули логово, устремившись в степь со спецзаданием.