Басаврюк ХХ - Дмитрий Белый

— Сюда!

Я оглянулся, — граф стоял возле неизвестно откуда образованного черного прохода в стене. Над краем перевернутого стола, прямо над нами появилась пасть вервольфа. Меня обдало горячим и гидотним дыханием. Я выстрелил последним патроном в эту пасть и бросился к графу. Уже возле спасительному проходу я вспомнил о Кожуха и вернулся. Но полковник с неожиданной силой толкнул меня обратно. Я спиной влетел к проходу. Тем временем полковник выстрелил в упор в вервольфа и, пока тот отшатнулся от выстрела, заскочил за мной. Неожиданно быстро тяжелая стена, которая открывала тайный ход, закрылась. Я застонал сквозь зубы:

— Мы бросили Кожуха.

Железные пальцы вцепились мне в плечо и полковник, тяжело дыша, произнес:

— Сейчас сотнику может помочь только Бог, — потом через паузу добавил, — его Бог.

Была темнота, сердце безумно колотило в грудь, перед глазами всплывали красные пятна. Словно издалека до меня донеслись слова графа:

— …ход ведет к арсеналу. За полчаса мы будем там.

Вспыхнула спичка, и темноту прорезал свет факела. Мы стояли перед по ступеням, которые вели вниз. В отсветах пламени я увидел бледное, как у мертвеца, лицо графа и безумно застывшие глаза Гретхен. Я припал ухом к стене. За ней была тишина. Нечто сдавило мне горло.

Освещая путь факелом, мы осторожно пошли по лестнице. Я провел рукой по стене, — она была холодная и влажная. Грета едва могла идти, мне пришлось почти нести ее.

Граф, идя впереди, сказал:

— Замок имеет два уровня. Подземный намного длиннее. Этот подземный ход из гостиной к арсеналу был прорыт еще во времена Третьего Крестового Похода.

Мне казалось, что мы шли целую вечность. Наконец граф, который шел впереди, остановился, нащупал нечто на стене и покрутил, — послышался треск, и открылось небольшое отверстие. Едва протиснувшись в него, мы оказались в зале арсенала.

7

Теперь мы вновь оказались посреди огромного хранилища старинного оружия. Граф повернул вазу возле стены — ход за нами закрылся. Я осторожно посадил Грету в кресло. Казалось, что она не дышит, ее глаза были закрыты, тело расслаблено и бессильно. Граф сразу бросился к двери и запер их на тяжелый засов. Я покрутил в руках ружье. Теперь ее холодный взблеск не предоставлял прежней уверенности. Полковник отбросил свой «манлихер» на пол и спросил у графа:

— Нам нужно оружие, настоящее оружие.

— Мы сможем здесь продержаться. Он не проберется сюда. С первыми лучами солнца вервольф превратится в человека.

— А дальше? Первая ночь — и он перегрызет нам глотки. Вервольф начал охоту и он не остановится. Он должен нас убить.

— Почему?

— Профессор Курц смог бы ответить на этот вопрос.

— Кто вы и что вам надо?

— Уже шесть лет мы не знаем, кто мы, возможно, мы и пришли сюда, чтобы узнать об этом. Кстати, вы обещали выполнить просьбу профессора.

— Я смогу это сделать только после того, как мы выйдем отсюда.

— Оружие, граф, нам нужно оружие.

Граф молча подошел к огромному сундуку, на котором лежали части рыцарских лат, и, отбросив их рукой, как ненужный хлам, отворил тяжелую глазок. Мы заинтересованно подошли ближе. Тем временем граф достал оттуда две большие самострелы:

— Эти арбалеты смогли спасти жизнь рыцарю фон Денцелю в 1254 году. Точнее, не они, а стрелы-болты, которыми он смог поразить двух вервольфов.

Я принял в руки самострел. Он был тяжелый и холодный. Почему мне вспомнилось, что на первом гербе Киева был изображен самострел. Граф достал из сундука небольшой кожаный покров и подал полковнику:

— А это два болта. К сожалению, только два.

Полковник решил покров и достал оттуда короткую серебряную стрелу. Еще одну он подал мне. Тяжелый болт был выплавлен из серебра, только на конце были приделаны широкие кожаные конечности вместо привычного для оперения стрел. Я обратил болт к свету. На одной из его четырех стенок темнели выбиты руны. Граф осторожно взял стрелу из моих рук:

— Если перевести на современную немецкую, это означает примерно следующее: «Сын тьмы вернется под власть сына солнца».

Граф дал нам краткую инструкцию по пользованию луками. Я вступил ногой в «стремя» арбалета и специальным прибором, «козьей ногой», натянул тетиву из воловьих жил. Мне показалось, что я держу наигрознейшее оружие. Полковник положил болт на желоб самострела привычно, словно все свои походы провел с арбалетом в руках, прицелился куда под потолок, опустил оружие и сказал графу:

— Сейчас мы откроем дверь и попробуем его расстрелять из ваших арбалетов.

— Подождите, наденьте вот это, — и граф достал из сундука два стальных с серебряными инкрустациями нагрудные латы, на блестящей поверхности которых был ритуваний рыцарский крест, подобный тем, которые я видел на старинных казачьих флагах.

Полковник пожал плечами, но довольно быстро надел на себя панцирь. Меня поразило, насколько хорошо смотрелось на его суровом, словно вырубленному из камня, лицо, строгое изящество рыцарского доспеха. Мы стояли перед дверью с натянутыми луками. Вдруг граф сказал:

— Я не предупредил вас. Вервольф не всегда убивает свою добычу сразу.

* * *

…Вервольф знал, где прячутся люди, он обежал вокруг дома и подскочил к его входу. Он чувствовал их и он стремился поскорее добраться до их крови. Замок был теперь его нераздельным владением. Вервольф повернул голову к луне — и протяжный вой пронеслось над замком.

* * *

В арсенале стояла напряженная тишина. Посредине зала мы устроили нечто вроде баррикады из перегорнутих ряды столов и, навалив на них щиты и латы. Я занял левый край изгороди, а полковник прав. Самострелы были заряжены и нацелены на дверь. Мы договорились, что первым будет стрелять полковник. На всякий случай я положил возле себя длинную алебарду и короткий меч. Граф, вооруженный мечом и большим факелом, замыкал наш боевой порядок. Грета так и оставалась в кресле, и только слабое дыхание свидетельствовало о том, что она жива.

В глубине души я надеялся, что вервольф не появится. Ожидание было невыносимым. Вдруг мне послышалось, что дверь тихо заскрипела. Краем глаза я заметил, что полковник подобрался и поправил свой самострел. С обеих сторон двери мы поставили два факела, которые давали неплохое освещение. Но я не мог понять, действительно ли дверь открывается, или это кажется от мерцание огня. Прошло еще несколько секунд, бесконечных, как вечность. Я почувствовал, что мои ладони стали мокрыми от пота, а сердце безумно застучало в груди. Теперь было ясно видно, что дверь медленно отворяется. За ними послышался утробный, рожденный из самого ада рык. Капли горячего пота упали на глаза, я вытер его рукавом, и в этот момент дверь распахнулась настежь. Все, что произошло дальше, заняло несколько секунд. На пороге появилась темная согнутая фигура. Звякнула тетива самострела полковника — и черный болт впился в грудь фигуры. Весь арсенал затопил страшный рык, фигура упала. Я с ужасом увидел, что это был согнут человеческий труп, который держал перед собой в зубах вервольф. Тот бросил его и одним прыжком оказался перед нашей баррикадой. Я вскочил, держа самострел прямо перед собой, острый конец болта смотрел прямо в мохнатую грудную клетку вурдалаки. Крик невольно пробрался из моей глотки и я нажал на спуск. Кто прыгнул мне на спину. Я не смог удержаться на ногах и упал на колени. Стрела с треском врезалась в перевернутый стол. Упав на бок, я увидел тело вервольфа, которое в длинном прыжке пролетало надо мной. Кто или нечто железными пальцами сдавливало мою глотку. Стальной нагрудник заскрипел под клыками. Я едва смог встать на колени, пытаясь сбросить невидимого врага со спины. Моя рука натолкнулась на рукоять меча и я, задыхаясь, перехватил его лезвием назад и наугад ткнул себе за спину. Крик отчаяния обжег меня. Кричала женщина. Я оглянулся, — позади меня лежала, проколота мечом насквозь, Грета.