Красная хризантема - Лора Роулэнд

— Мы погибнем! — причитала она.

— Нет, не погибнем! Замолчи! — После всей работы над грандиозными планами Янагисава не собирался позволить плохой погоде остановить его.

Внезапно сильный удар сотряс корпус посудины. Эмико запричитала громче, всех швырнуло к стене. Янагисава подумал, что это, должно быть, молния ударила в палубу. Один из матросов протиснулся в дверь. Он был мокрым до нитки, вода плескалась у его колен.

— Мы налетели на риф! Мы тонем! — прокричал он. Вода хлынула в каюту. — Уходите с корабля! Садитесь в спасательные лодки!

Янагисава бросился прочь первым. На затопленной палубе плавали бочки и разное корабельное имущество. Матросы торопливо отвязывали две маленькие деревянные лодки. Дождь хлестал по лицу, ослепляя Янагисаву. Он яростно ругался. Этого не могло случиться! Как смеет природа вмешиваться в его планы!

Гигантская волна подняла корабль к самым небесам. Янагисаве показалось, что какое-то чудовище всплыло из глубин и подняло его в руке. Затем корабль, опрокидываясь, стал падать вниз. Вопль Янагисавы смешался с воплями других, перекрывавшими гул и грохот ненастья.

А потом было море. Холодная тяжелая чернота проглатывала Янагисаву, набрасывалась на него водоворотами. Он бился, пытаясь поднять голову над соленой водой, от которой резало глаза и которая заполняла ему нос и рот. Наконец ему удалось вынырнуть. Он вдохнул воздуха, который из-за ливня мало чем отличался от бурлящей стихии. Молнии освещали небо и воду своими ослепительно-белыми зигзагами. Янагисава увидел поблизости полузатонувший корабль. Среди обломков мелькали головы людей. До него долетел крик Эмико. К нему подплыл обломок доски. Он подтянул его к себе и крепко вцепился в него.

Шторм продолжался всю ночь. Когда наступил рассвет и море успокоилось, Янагисава все еще цеплялся за свою доску. Изможденный, измученный и наполовину задохнувшийся, он втянул себя на нее и осмотрелся. Это был новый день, и ему довелось увидеть его. Небо затягивали тучи, водная поверхность напоминала измятую сталь. Корабля нигде не было видно, как и никого из его спутников. До Янагисавы не доносилось никаких звуков, кроме гудения волн и ветра. Он был один в огромном и страшном мире.

Ему бы поплыть к берегу, но как определить куда? Янагисава не знал, как долго он пробыл в воде. Он ослаб от жажды, сознание его стало меркнуть, он потерял счет времени. Когда наступал день, солнце начинало нещадно жечь, и его кожа покрывалась волдырями. Ночью его колотило от холода. Голод пожирал его внутренности. Он был беспомощен, его глаза были закрыты, а волны несли его к стране мертвых. Только воля поддерживала в нем жизнь.

Находясь в полубессознательном состоянии, он уловил ритмичный шлепающий звук. Послышались голоса. Янагисава открыл глаза. Солнце и голубое небо ослепили его. Он увидел лодку, которая спешила к нему. Это была рыбацкая лодка, в которой сидели два простолюдина. За ними вдалеке виднелась земля. Должно быть, его принесло сюда приливом.

Лодка подошла ближе. Рыбаки втащили Янагисаву на борт. Когда они гребли к берегу, ему едва хватало сознания, чтобы чувствовать благодарность за спасение.

Они принесли его в деревню и поместили в какой-то хижине. Их женщины обмывали его водой и накладывали на обожженные места целебный бальзам. Янагисаву трясло в лихорадке. Его посещали бредовые кошмары о морских монстрах, об обжигающем пламени и сражающихся армиях. Женщины вливали ему в рот горький настой из трав. Постепенно лихорадка отступила. В одно прекрасное утро он проснулся с ясной головой. Он лежал на матрасе в комнате, заваленной рыбацкими сетями, кадками и кухонной утварью. На улице кричали чайки. Янагисава увидел старуху, которая стояла на коленях перед очагом.

— Где я? — спросил он; его голос был едва слышен.

Женщина повернулась; от улыбки морщины на ее лице стали еще глубже.

— Хорошо, что вы очнулись. Это деревня Мацузаки.

Это полуостров Изу, кусочек земли, отходящий от южного побережья, вспомнил Янагисава.

— Как давно я здесь?

— Семь дней.

Янагисаву обеспокоило, что прошло так много драгоценного времени.

— Спасибо, что спасли мне жизнь. Теперь мне нужно идти.

Он откинул одеяло и попытался сесть, но мышцы его были слишком слабы.

— Вам следует подождать, пока не окрепнете, — сказала старуха.

Она щедро кормила его вареной рыбой, и день за днем к нему возвращалось здоровье. Сельчане спрашивали, откуда он, кто он такой. Он притворялся, что не помнит, что потерял память. Он не хотел, чтобы власти узнали, что вернулся самый знатный изгнанник. Вечерами, с наступлением темноты, он гулял по берегу, тренируя мускулы. И опасался, как бы не наткнуться на шпионов правителя Мацудаиры. Он дал своей макушке и лицу зарасти волосами. Через месяц Янагисава был уже в своей обычной физической форме, но никто из тех, кого он знал, не смог бы узнать его. Одетый в старье, подаренное ему рыбаками, он ничем не отличался от них.

Все, что у него оставалось от прежнего богатства, это несколько золотых монет, которые ему передали вскоре после того, как его арестовал правитель Мацудаира. Янагисава тайком захватил их с собой на Хатидзо и носил зашитыми в полу халата. Он дал сельчанам одну монету — за доброту и небольшое количество пищи в дорогу. Остальные оставил про запас. Деревню он покинул в третьем месяце и пустился в медленное, трудное путешествие пешком через полуостров Изу, затем вдоль главного тракта, ведущего на восток, к Эдо.

Как Янагисава скучал по поездкам верхом! Другие путники принимали его за нищего, что было правдой. У него кончилась еда, и он кормился либо их милостыней, либо объедками, которые находил в кучах мусора у постоялых дворов. Чтобы он докатился до ковыряния в отбросах, как бродячий пес?! Когда он уставал, то спал в лесу. Правитель Мацудаира за это заплатит!

Почти через месяц Янагисава добрался до одного храма к северу от Тоцука, что в дне пути от столицы. Солнце уже село, монахи удалились почивать, и пышные весной храмовые сады были безлюдны. На скатах крыш ворковали голуби. Янагисава прошел к резиденции настоятеля, вилле, окруженной цветущими вишнями, и постучал в дверь. Настоятель впустил его.

— Удивлены? — спросил Янагисава, набросившись, словно голодный волк, на рис, овощной суп и чай.

— Не особенно, — ответил настоятель. — Сильные выживают. — Это был человек неопределенного возраста, одетый в оранжевый халат и парчовую накидку. Его бритая голова была круглой и блестящей, как жемчужина. — Чем могу помочь?

Янагисава выстроил этот храм и поддерживал обитавшую здесь секту в течение десяти лет. Настоятель был его должником.

— Прежде всего мне нужна ванна, кое-какая чистая одежда и место, где можно остановиться.

Настоятель кивнул.

— Можете жить в гостевом домике, сколько вам будет угодно.

— Еще мне нужны новости, — потребовал Янагисава. — Какова ситуация в Эдо?

— Если в двух словах, — откликнулся настоятель, — правитель Мацудаире все еще на своем месте. А Сано Исиро занял вашу должность.

Это плохо. Но Янагисава намерен все изменить.

— Не будете так любезны, чтобы отослать от меня записку в Эдо?

— Конечно. — Настоятель оглядел Янагисаву. — Нужно что-то сделать с вашей внешностью. Это хорошая маскировка, но вы похожи на бродягу.

Янагисава согласился.

— У меня есть идея о еще лучшей маскировке.

На следующее утро Янагисава выбрил лицо и голову. Надел оранжевый халат и улыбнулся своему отражению в зеркале. Вылитый монах. Затем он позволил себе расслабиться в ожидании, когда его записка доберется до замка Эдо и придет ответ. На четвертый день пребывания в храме он прогуливался в саду, когда к нему подошли три самурая. Один из них был симпатичным молодым человеком, двое других — старыми ворчунами.

— Простите, ваше досточтимое святейшество, — сказал молодой человек, — я получил записку, в которой говорится, что если я заинтересован в важной информации о моем отце, то должен прийти сюда.

Он повнимательнее всмотрелся в Янагисаву, и на его лице отразились изумление и недоверие.

— Отец! — вскричал он. — Это вы! Это вы послали мне эту записку?

— Да, Ёритомо. — Во время ссылки он часто думал о сыне, но вплоть до этого момента не знал, что так соскучился по нему. Теперь его сердце было наполнено такой теплотой, такой любовью, что он буквально дрожал, глядя на сына, двадцатичетырехлетнюю копию себя самого.

— О, отец, я так рад, что вы вернулись! — Весь светясь радостью, Ёритомо упал перед отцом на колени и разрыдался.

Слезы щипали и глаза Янагисавы. Он поднял Ёритомо, и они порывисто обнялись.

— У тебя все хорошо, сын мой? — хриплым от нахлынувших чувств голосом спросил он. Он держался на расстоянии вытянутых рук, чтобы лучше разглядеть сына. — Как с тобой обращается сегун?