Рассказы и повести - Владислав Крапивин

— Я знаю, — быстро заговорила Валька, — он на реку уехал. Ой, что бу-удет…

— Что «бу-удет»? Почему на реку? — закипятился Юрик.

Но Борис уже вскочил. И первый спустился по лестнице.

— В какую сторону? — спросил он на ходу.

— Где обрыв. К сухой сосне, — тяжело дыша, сказала Валька. Она еле поспевала за мальчишками.

— Всего-то километра два, — тихо проговорил Борис. — Сто раз можно было съездить.

— Думаешь, потонул? — брякнул Юрик.

— Да помолчи! — крикнул Борис.

Улицу прошли быстро. Потянулся луг. Пересекли шоссе. Асфальт был еще теплый.

Желтые ромашки светились в темной траве. Круг земли, очерченный горизонтом, был уже укрыт сумерками. Небо на юго-востоке тоже стало густо-синим, ночным. Но северо-запад оставался зеленовато-желтым, и на светлом небе рисовалась черная сосна с голыми кривыми сучьями. Там был обрыв над рекой.

— Зачем его туда понесло, Алешку твоего? — сквозь зубы спросил Борис у Вальки.

— Твоего!.. Я, что ли, знаю, зачем… Он «Рахманинова» провожать поехал.

— Кого?

— Ну, теплоход…

Борис плюнул на ходу.

— Хоть бы я что-нибудь понимал.

— У них всякие свои тайны, — забегая вперед, торопливо заговорил Юрик. — Он ей про все рассказывает. А нам ничего.

Валька всхлипнула:

— Я, что ли, виновата?

Разве она была виновата в том, что ей, а не им все рассказывал Алешка?

Прошлым летом было не так.

Он тогда тоже все каникулы прожил у них. Мать Вальки и Бориса была хорошей подругой Алешкиной матери — тети Гали. Она давно звала «свою Галинку» приехать в поселок, где лес и река и совсем как на даче, но Галинка не могла и второе лето подряд присылала вместо себя сына.

В том году они все пошли встречать его — мама, Борис, соседский Юрка. И она, Валька, пошла.

Он вышел из вагона, маленький, тщательно причесанный и чисто умытый на дорогу, в аккуратном сером костюмчике и черном беретике на затылке…

Ну и что же, что она подумала, будто Алешка красивый? Ведь никто этого не знал.

А он через несколько дней превратился в обыкновенного мальчишку. Забросил свою курточку с большими красивыми пуговицами и беретик с блестящим значком, изодрал о футбольный мяч новые желтые сандалии. Волосы отросли и стали растрепанными. Пропылился он и загорел, потому что целые дни носился где-то с мальчишками. И так же, как они, дразнил ее, когда надоедала:

По болоту шла Валюха —Позолоченное брюхо!

Спали они, как и нынче, на чердаке. Втроем — Алешка, Борис и Юрик. Там у них был какой-то штаб. Там они делали себе луки с легкими тростниковыми стрелами. А Вальке не делали. Ну и не надо, она и сама умела. Только ей не хотелось…

А в этом году все получилось иначе. Алешку никто не встречал. Он приехал неожиданно и пришел со станции один. В том же черном берете и сером костюмчике, из которого сильно вырос.

Валька поливала в огороде огурцы.

— Алешка, ой!.. — растерялась она.

Он сказал:

— Что ойкаешь? Пчела, что ли укусила?

— Не… Не укусила, — ответила она и смутилась. — А почему не написал, когда приедешь? Мы бы встретили.

— И так знаю дорогу, — сказал он, стаскивая с плеча лямку маленького рюкзака. Вдруг посмотрел на Вальку и удивился:

— Ты длинная какая стала!

— И ты… — Валька несмело улыбнулась. — Тоже какой-то… как журавель длинноногий.

Она тут же испугалась. И чтобы Алешка не вздумал обидеться, добавила:

— Теперь на Васькином велосипеде с седла до педалей достанешь, наверно.

— Нет, — вздохнул он, — еще не достану. Еще на раме придется ездить.

И они замолчали. Потом Валька сказала:

— Наших-то дома нет. Мама с Василием на работе, а Борис пошел с Юркой на карьер рыбачить.

— У-у… — Алешка сразу как-то потускнел. И Валька опять испугалась. Она не хотела, чтобы ему было скучно.

— Может, отдохнешь? — нерешительно спросила она, потому что знала: с дороги полагается отдыхать.

— Не хочу, — отмахнулся Алешка. — Думаешь, устал? Всего три часа в поезде…

— А пыльный-то какой. Ужас! — сказала она.

— Это я в окне торчал.

— А умыться хочешь? Хочешь, полью?

— Полей.

Валька поливала ему на руки прямо из лейки и думала: сказать или не сказать? Ей было не жалко своей тайны, но Валька боялась, что Алешка будет смеяться.

И все-таки она решилась. Ведь нельзя же, чтобы он с первых минут заскучал здесь.

— А хочешь… Хочешь, покажу чудовище?

— Где? — быстро спросил он.

— А близко. В роще за кладбищем.

— Хочу.

И они побежали, бросив среди гряд тощий Алешкин рюкзачок и зеленую лейку, из которой, булькая, выливалась вода…

Алешка не смеялся. Чудовище оказалось просто обломанным стволом кривой березы, но Алешка не смеялся.

— У-у, — тихо протянул он. И сказал смущенной Вальке: — Это белый дракон.

Выгнутая книзу, расщепленная верхушка ствола походила на страшную голову с ощеренной пастью. Черный сучок-глаз бешено смотрел с высоты.

— А другого глаза нет, — озабоченно сказал Алешка. Скинул сандалии, с трудом вскарабкался по стволу и сел дракону на шею. Потом вытащил перочинный ножик и стал выцарапывать на морде чудовища второй глаз.

— Ой, свалишься, — прошептала Валька.

Он не свалился, но порезал палец.

— Говорила я, — взрослым голосом сказала Валька. — Подожди, найду подорожник.

Сунув палец в рот, Алешка пробормотал:

— Здесь нозыком бесполезно. Нузен топор…

— Сбегаем? — предложила она робко.

— Сбегаем!

Они побежали напрямик, по большой запутанной траве, и Алешка бежал рядом и смеялся, все еще держа палец во рту.

Дома по-прежнему никого не было, и они взяли плотничий топор Василия — младшего брата Валькиной матери. Сделали чудовищу второй хороший глаз, приладили костлявые лапы из сучьев и гриву из прошлогодней травы.

Вечером соседская бабка Анюта, крестясь, рассказывала женщинам, что по дороге на кладбище видела нечистую силу. Валька и Алешка тихо смеялись, а Борис и Юрик ничего не понимали…

И потом они не понимали многого. Юрка однажды сказал хмурому Борису:

— Мамочкиным сынком он стал. Жених…

Ну и пусть! А про теплоход все равно Алешка рассказал ей одной.

Это была его тайна.

Так получилось. Он катался на большом велосипеде Василия, ехал, куда поведет тропинка, и она привела его на обрывистый берег к сухой одинокой сосне. Алешка удивился: почему не спилят на дрова это дерево без единой зеленой иголки?

Из-за дальнего поворота показался теплоход. Он двигался не посередине реки, а к правому берегу, прямо на сосну и на Алешку. Но потом развернулся и пошел вдоль обрыва, поблескивая белыми буквами названия: «Рахманинов».

И Алешка понял: сосна — это знак для капитанов.

— Это чтобы правильно вести судно, — объяснил он потом Вальке. — Чтобы выбирать путь, где река глубже…

Через неделю «Рахманинов» возвращался из рейса. И Алешка снова поехал на берег. И когда теплоход опять уходил на север, Алешка стоял у сосны и смотрел, смотрел…

— А другие пароходы тебе не нравятся? — спросила Валька.

— Я не знаю, — вздохнул он. — Другие какие-то не такие.

— Этот красивый, — сразу согласилась она.

— Он как морской, — тихо сказал Алешка. — Он, говорят, ходит в Обскую губу. А там уже море…

И сегодня Алешка уехал смотреть, как мимо пройдет «Рахманинов». Днем еще уехал.

Валька очень боялась, что они найдут у сосны одинокий велосипед. Но его не было. Не было его и под обрывом, на песке.

— Могли же украсть, — уныло сказал Юрка. — Если Алешка потонул, велик увести могли.

— Городишь сам не знаешь что! — разозлился Борис. — Здесь и не бывает никто почти.

— А может, бывает…

— В чем он уехал? — спросил Борис у Вальки. — Да перестань ты носом хлюпать!

— Я, что ли, знаю… В трусах, в майке.

— Босиком?..

— В сандалетах.

— Ну, вот. Они-то все равно бы остались. Кому они нужны? Там дыры в подошвах — каждая с пятак. Айда домой, может, он приехал. Я ему морду набью, маминому сыночку.

— Тебе бы только бить, — всхлипнула Валька.

Они торопливо зашагали назад.

— Может, правда, приехал? — шепотом сказала Валька.

— Сейчас Василий придет. Надо сказать, что Алешка потерялся, бросил Борис.

— Ничего и говорить не надо, — вздохнул Юрик. — Он сам спросит, где велосипед. Ему же на танцы с Зойкой надо ехать.

— Все ты знаешь, — сердито сказал Борис.

— А чего? Знаю! И Алешка знает. Фигу ему Василий даст еще покататься. Не понимает, что ли, ваш Алешка?

2

Алешка все понимал. Но с самого начала ему просто не везло.

Виноваты были машины.

Они шли и шли нескончаемой цепью. Алешка насчитал пятьдесят четыре и сбился. Мелькали, мелькали зеленые кузова с белой надписью «Уборочная». А за стеклами кабин Алешка видел лица водителей, усталые и равнодушные. Водителям не было дела до Алешки.