Чекисты - Юрий Герман

Действительный статский советник Манус продолжал и после революции оставаться председателем правления «Российского транспортного страхового общества» и членом правлений «Русского внешнеторгового банка» и «Русско-Азиатского банка». Правда, к. лету 1918 года банки эти были уже национализированы, а «Российкое транспортное страховое общество» еще продолжало функционировать, и Игнатия Мануса использовали в нем как специалиста.

Бодрый еще старик, он жил с семьей в собственном доме на Сергиевской улице, довольно часто выезжал в служебные командировки. Стал известен, кстати, довольно любопытный факт. Объяснив супруге, что снова уезжает по делам в Москву, Манус сел на извозчика и доехал до дома № 13 на Каменноостровском проспекте. Здесь, в будуаре испанской танцовщицы Сюзанны Пуюль-Сейн, и длилась недельная его «командировка».

Сотрудник Петроградской ЧК Александр Смирнов доложил все материалы о Манусе председателю Чрезвычайной Комиссии Урицкому.

— Что вы предлагаете? — спросил Урицкий.

— Хорошо бы, конечно, с поличным его задержать, но большой риск.

— Да, публика эта отличается ловкостью, — согласился Урицкий. — И все же надобно выяснить, когда и где намерены снова встретиться Манус и Кюн, так будет вернее…

Между тем Игнатий Манус все еще пребывал в «командировке» у испанской танцовщицы. На улицу не показывался, дневал и ночевал в будуаре своей любовницы. Что же касается Кюна, то стало известно, что он собирается в Москву, в немецкое посольство.

Именно в этот момент подоспела неожиданная помощь чекистам. На Гороховой было получено письмо от рядового конторщика «Российского транспортного страхового общества» Алексея Тулупова.

Такого рода сигналы трудящихся, поступавшие на Гороховую, оказывали большую помощь чекистам, помогли разоблачить многие козни врагов Советской власти.

«Игнатий Порфирьевич Манус, или «его превосходительство», как он любит, чтобы его величали, занят в данное время такими делишками, что прямо поражаешься, — писал Алексей Тулупов. — Больше всего заботит его скупка акций других предприятий и обществ, по всему видно, что готовит крупную махинацию. Манус работает тонко, неопытный человек не разберется в его плутнях, а наш комитет служащих идет у него на поводу, тем более что председателем комитета является барон Врангель».

Алексей Тулупов сообщил чекистам и более важные подробности. Стало известно, когда и где назначена встреча Игнатия Мануса с господином Кюном. Встреча решающая, для передачи акций.

В тот же день Игнатий Манус был доставлен на Гороховую. Ему предложили дать письменные показания о противозаконных действиях, наносящих ущерб финансам Республики.

Держался Игнатий Порфирьевич невозмутимо, даже нахально, задержание свое считал недоразумением. Соответствующими были и письменные его показания: «Я человек лояльный к Советам, работаю честно, национализации банков сопротивления не оказывал».

Спустя день после этого к Николаевскому вокзалу медленно подкатил черный автомобиль германского консульства. Вышли из него два господина, причем один из них был с кожаным баулом, проследовали на платформу к отходившему в Москву поезду. Еще было замечено, как нетерпеливо они оглядывались по сторонам— кого-то ждали. Но вот прозвучал второй звонок, пассажиры заняли свои места в вагонах, прошел в вагон и господин с баулом. Это был Кюн, несолоно хлебавши уезжавший из Петрограда.

Через полчаса в кабинете Урицкого раздался телефонный звонок.

— Уехал, говорите? — переспросил Урицкий и улыбнулся. — В неважном настроении? Ну что ж делать, за настроение господина Кюна мы ответственности не несем…

Вечером Игнатия Мануса допрашивал Урицкий. С ходу, без наводящих вопросов, спросил: когда и каким образом господин действительный статский советник познакомился с Кюном. Манус отвечал уклончиво. Знакомы еще с довоенных времен, оба специалисты банковского дела, интересы у них часто совпадали. В общем, обычное деловое знакомство.

— Прекрасно, — усмехнулся Урицкий. — Ну, а о чем вы беседовали с господином Кюном совсем недавно? Припоминаете, в кафе при гостинице «Селект»? Какие у вас теперь общие интересы?

Манус замялся, помолчал, делая вид, будто вспоминает о содержании их разговора.

— Случайная встреча, гражданин председатель, Кюн рассказывал о своих торговых делах, вспоминал прошлое. Словом, пустяки разные, внимания ЧК они не заслуживают…

Урицкий слушал внимательно.

— Не заслуживают, говорите? Вероятно, вы считаете нас глупцами, Игнатий Порфирьевич? Напрасно. ЧК известно о вашем намерении сплавить Кюну акции. Кстати, где они у вас спрятаны?

Вопрос был прямой, отвечать нужно было без лукавства, и все же Манус начал разыгрывать комедию.

— Это заблуждение, гражданин председатель! На меня кто-то наклеветал! Никаких акций у меня нет!

— Ваше дело — отговариваться или сознаваться. В конце концов, гражданин Манус, обесцененные революцией бумажки можете сохранить на память. Главное, что акции не попали в руки господина Кюна — это нас вполне устраивает, этого мы и добивались.

— Значит, я могу быть свободным, гражданин председатель?

— Вопрос этот будет решать революционный суд, — сказал Урицкий. — За художества свои во вред интересам Республики вам придется держать ответ перед Ревтрибуналом.

В тюремную камеру Игнатий Манус возвращался подавленным, с понурой головой. Дела для него приняли скверный оборот.

Впрочем, давний и опытный делец не так легко сложил оружие. Попробовал он подкупить работника тюремной охраны — не вышло. Пробовал завести многозначительный разговор со следователем, намекал на возможность совместного побега в Финляндию, где он сумеет «отблагодарить соответствующим образом», — сорвалось. С позором лишь оскандалился.

Тогда в действие вступила «тяжелая артиллерия». На имя председателя Петроградской ЧК М. Урицкого было получено письмо от германского консула в Петрограде господина Брейтера.

Документ этот достаточно любопытен:

«Господину Председателю

Чрезвычайной Комиссии

по борьбе с контрреволюцией

и спекуляцией

М. УРИЦКОМУ

Петроград 15 июля 1918 г.

№ 55/18 Здесь. Гороховая, 2

По сведениям, имеющимся в Германском генеральном консульстве, 2 сего месяца был арестован и затем препровожден в «Крестовскую» тюрьму украинский гражданин Игнатий Порфирьевич Манус, находящийся в настоящее время в одиночной камере. Был бы Вам очень признателен за скорейшее, по возможности, уведомление меня о том, в чем именно обвиняется заключенный, в каком положении в данное время следствие о нем, и не признали бы Вы возможным освободить из-под ареста под залог и в каком размере залога.

Императорский Германский Генеральный консул Брейтер».

Можно бы, разумеется, оставить без ответа эту наглую попытку выгородить преступника. Однако Урицкий решил ответить, причем ответить так, чтобы зарвавшиеся дипломаты почувствовали твердость позиций Советской власти.

Спустя день посыльный ЧК свез в Консульство ответное письмо:

«В Германское Генеральное консульство Здесь. Мойка, 9.

В ответ на Ваше отношение за № 55/18 от 15 июля 1918 г. Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией при Петроградском Совете сообщает Вам, что Игнатий Порфирьевич Манус обвиняется в нарушении декрета о сделках с акциями и другими ценными бумагами. Под залог Манус освобожден быть не может. Вместе с тем, не касаясь вопроса о том, что Манус о своем украинском гражданстве не заявлял, Комиссия считает необходимым довести до сведения Германского консульства, что украинские граждане имеют своего консула в Петрограде и, следовательно, под германской защитой не состоят и что, согласно личному заявлению г. Вице-Консула под Германским покровительством состоят только жители Курляндии и Литвы.

17 июля 1918 г.

Председатель Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией Урицкий».

Так потерпели крах все попытки Мануса спастись от неминуемого наказания.

Следствие тем временем подошло к концу. Вражеская работа Мануса, действовавшего под маской «лояльного специалиста», была полностью разоблачена.

Председатель ЧК должен был предъявить ему обвинительное заключение, однако сделали это другие товарищи.

30 августа 1918 года Моисей Урицкий погиб на боевом посту от пули эсеровского террориста. Председателем Петроградской ЧК стал Глеб Иванович Бокий, старый большевик-подпольщик.

IV. ВЕЛИКАЯ, ЕДИНАЯ…

Поразмыслив над возникшей ситуацией, Дмитрий Бутов решил, что вернее всего отправить жену на Вологодчину, к ее состоятельным родственникам.