Соучастие в убийстве - Джуда Уотен

— Если вы хотите поговорить о так называемом деле, — сказала она, — заходите ко мне сегодня вечером.

— Вы серьезно?

— Испугались?

Он жадно смотрел на нее, а она продолжала дразнить его, бросая неясные намеки — на это она была мастер.

Парадная дверь отворилась. Браммел обернулся и увидел, что в холл вошел Санни Андерсон.

— Хэлло, Санни, — приветствовал он его. — Значит, вас не задержали?

— Зачем им меня задерживать? — сказал Андерсон. — Меня? Да я невинен, как младенец. Что я знаю?

— Не скромничайте, Санни, — сказал Браммел.

Андерсон даже нравился ему. После изнурительных часов, проведенных в полиции, а затем с Руни, он был все такой же: уверенный, щеголеватый, как с иголочки.

— Сегодня он у Чарли не в почете, — заметила Юнис.

— Чарли не прав, — сказал Браммел. — Нам бы никто не помешал войти. Куда нам надо, мы всегда войдем.

Андерсон бросил на Браммела хитрый взгляд.

— Берегитесь, Юнис, — сказал он, уходя. — Он к вам подберется, как змея.

— Мне нравятся змеи, — бросила она ему вслед.

Браммел добродушно усмехнулся, однако он не забывал об осторожности.

— Я тоже должен идти, — сказал он. — Чарли у себя?

— Ну, так как — увижу я вас сегодня вечером? — спросила Юнис.

— Я еще не знаю, — ответил он. — Вечером я могу оказаться в другом конце города.

Юнис мгновенно нахмурилась.

— Я позвоню, прежде, чем прийти, — сказал Браммел.

— Как вам угодно, — холодно бросила она.

Юнис не стала дожидаться его ответа и быстро, с подчеркнуто высокомерным видом пошла к двери, злясь на себя. Браммел не сводил с нее глаз и неизвестно чему улыбался. Он смотрел ей вслед до тех пор, пока ее стройная фигурка не скрылась из виду. Улыбка долго не сходила с его лица.

Все еще думая о Юнис Грэхем, он направился к кабинету Руни. Несмотря на профессиональную подозрительность, он чувствовал, что ее интерес к нему вполне искренен. Ему хотелось быть рядом с ней, вырвать ее из рук Руни. И даже желание интимной близости отступало перед более глубоким чувством — искренним человеческим интересом к этой женщине.

Телохранители Руни, стоявшие на своем посту перед кабинетом, вернули Браммела к действительности. Они явно насторожились и угрожающе нахмурились. Но тем не менее в них чувствовалась какая-то нерешительность, будто они готовы были сбежать при первых же признаках опасности. Так по крайней мере показалось Браммелу.

— Хэлло, Дарки! — сказал он одному из стражей. — Когда вышел?

— Еще чего, стану я отвечать каждому фараону! — огрызнулся Дарки.

— А я было подумал, что ты удрал из казенного дома, — продолжал Браммел. — Спутал тебя с одним парнем — тому еще отсиживать лет десять.

Дарки повернулся к своим товарищам.

— Сейчас прикончу этого фараона, — в ярости прошипел он.

Но его дружки отрицательно покачали головой — они только что побывали в полиции и были измучены и подавлены.

Дарки стих и мрачно поглядывал на Браммела. Тот постучал в дверь. Руни впустил его и быстро затворил дверь.

Король баккары уже утратил легкость и грациозность походки. Он устало опустился в кресло за письменным столом и сразу же перешел к делу.

— Какая гарантия, что вы не надуете меня, Браммел? — спросил он хриплым голосом, с трудом сохраняя спокойствие.

— Никакой.

Руни вскочил.

— Тогда нам не о чем больше разговаривать.

Браммел спокойно разглядывал длинное осунувшееся лицо Руни, неприятный кривящийся рот. Он не чувствовал к нему ни малейшей жалости.

— Лучше сядьте и не горячитесь, мистер Руни.

Руни медленно опустился в кресло и уставился на бювар, лежавший на столе.

— Вы не в том положении, чтобы торговаться, мистер Руни. Никто и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь вам, и вы это знаете.

Да, он знал это очень хорошо. Министр отпрянул от него, как от гадюки; он не хотел рисковать своим министерским креслом ради какого-то Руни.

— Впрочем, у вас есть выход, — продолжал Браммел. — Можете предстать перед судом. Больше десяти лет вам не дадут.

— За что это? — спросил Руни, злобно сверля инспектора глазами.

— Вам лучше знать.

— А я не знаю, — упрямо ответил Руни. — К нему на мгновение вернулась его прежняя твердость духа. — Хотите меня подловить? Эти штучки мне знакомы!

— Нам незачем ловить вас, — веско сказал Браммел. — И так все яснее ясного. У нас достаточно улик, чтобы упрятать вас на всю жизнь. Кое-кто из ваших дружков проговорился.

Руни знал об этом. Конгер сообщил ему. Но кто эти предатели, которые выдали его? Даже Конгер и тот не знал. Погодите, Руни еще посчитается с ними, как он посчитался со всеми, кто вел двойную игру.

— Не думаю, что вам там будет весело, — сказал Браммел. — Этот молодчик Билли Бурк ждет вас не дождется. Он сказал, что сделает из вас отбивную.

Но таких угроз Руни не боялся; с Бурком он и сам может справиться. Он боялся тюрьмы. Еще мальчишкой Руни провел несколько месяцев в городской тюрьме и до сих пор помнил, как они дрались из-за вонючих мясных обрезков, которые им ставили в тазу посреди двора, помнил омерзительный запах камеры, где он сидел почти безвыходно, — этот запах словно въелся ему в ноздри. Не забыл он и грязных, кишевших блохами одеял, которыми они накрывались ночью.

В его глазах блеснул страх.

— Хотите стукача из меня сделать? — спросил он.

— Ну, что вы, — возразил Браммел. — Я хочу узнать лишь одно имя, больше ничего.

— Если я назову его, вы от меня век не отстанете, — сказал Руни. С минуту он молчал. — Нет, не выйдет, — сказал он, ударив кулаком по столу.

— Дело ваше, мистер Руни, — сказал Браммел. — Мы живем в свободной стране, — добавил он, презрительно глядя на Руни.

Снова наступило молчание.

— Что вы обещаете, если я дам сведения?

— Вот это другой разговор, — сказал Браммел. — Во-первых, мы не станем предъявлять вам никаких обвинений. И, во-вторых, мы не закроем ваш клуб. Уговор дороже денег.

Руни смотрел на стол. Он нервно провел рукой по лицу. Через силу, словно из него вырывали каждое слово, он выговорил:

— Этот человек — Фогг.

Браммел присвистнул.

— Фогг? Известный ювелир?

— Он.

— Тогда он, должно быть, крупнейший из всех скупщиков краденого. Король скупщиков. Всем скупщикам скупщик. Почище вас, мистер Руни, вы уж не обижайтесь.

Эти слова, казалось, задели Руни за живое. Он побагровел.

— Фараон поганый! — в ярости заорал он. — Я еще с тобой разделаюсь!..

— Заткнись, Руни, — крикнул Браммел, вскочив. Он не мог сдержать свою ненависть к Руни. — Вы отличный актер, Руни. Притворяетесь, что просто в отчаянии от того, что дали сведения полиции. А сколько лет вы были осведомителем? Не знали, что мне это известно? Вы были личным осведомителем старшего инспектора Бертона. А за это он убирал всех ваших конкурентов. Тех, которых вы не укокошили.

Руни вздрогнул, словно его ударили. Он хотел что-то сказать.

— Так что помалкивайте, Руни, — прикрикнул взбешенный Браммел. — А то я могу забыться и шепнуть одному из ваших молодчиков, что вы не только крупный скупщик, но и не менее крупный доносчик. Я даже могу сказать это Фоггу.

Громко хлопнув дверью, Браммел вышел из кабинета Руни. Вид у него был такой разъяренный, что телохранители попятились.

— Хотите хороший совет? — бросил им на ходу Браммел. — Удирайте отсюда, пока целы. Не то сидеть вам за решеткой.

22

В семь вечера от полицейского управления отъехала машина с сыщиками. Она направлялась к дому Альберта Огастеса Фогга на Пепперминт-кресчент, менее чем в четверти мили от дома покойной миссис Тайсон.

Группой руководил Филдс. Ему было явно не по себе.

— Знаете, Стюарт, — начал он, — я просто не могу поверить, что такой уважаемый в городе человек, как мистер Фогг, замешан в таких делах.

— Есть предел даже для самого большого обжоры, но жадности к деньгам нет предела, — заметил Браммел.

— Да, я знаю, — сказал Филдс. — Но мистер Фогг имеет со своих магазинов колоссальный доход. Зачем ему рисковать?

Вопрос был чисто риторический. Просто Филдс очень не любил допрашивать богатых людей, уважаемых горожан, членов масонских лож и разных видных обществ, даже банковских клерков, если тех, как говорится, «бес попутал».

По тонким губам Браммела скользнула улыбка.

— Министр посмеется втихомолку, Фрэнк, — сказал он. — Фогг — один из финансовых оплотов оппозиции.

— Если он скупщик краденого, деньги не принесут ему счастья, — сказал Филдс.

— Когда-то принесли, — сказал Браммел. — Как мне сообщили, десять лет тому назад он был обвинен в контрабанде бриллиантов. Его оправдали, но тем не менее он должен был остаться в списке подозрительных лиц. Кто-то сумел его выгородить. Вот что делают деньги.