Херувим (Том 1) - Полина Дашкова

— А вы, простите, кто будете Юрке?

— Я буду Юрке родная сестра.

Стас вспомнил, что действительно имелась сестра. Тогда ей было лет двенадцать. Стало быть, сейчас около двадцати семи, но имя ее совершенно вылетело из головы.

— Петя Мазо… Да, я помню. Как вы живете? Чем занимаетесь? — спросила она.

— Ну, у меня все ничего, живу, работаю, — пробурчал он невнятно, — а что с Юрой?

— Плохо с Юрой, — вздохнула женщина, — вернулся давно, пять лет назад, весь насквозь больной. Его даже выпустили досрочно, на год раньше, из-за туберкулеза. Год жил на «химии», в Архангельской области, потом приехал в Москву. Долго лечился, ему дали инвалидность второй степени. Работы нет, семьи нет и здоровья тоже нет. Первое время держался, потом запил, очень сильно запил, опустился совсем. Не знаю, захотите ли вы видеть его на встрече выпускников. С ним довольно сложно общаться.

«Значит, он все-таки вернулся из зоны, — подумал Стас. — Почему его выпустили? Почему он там не сдох?»

Набирая номер, Стас очень надеялся услышать, что его бывший сокурсник Юра Михеев умер в тюремной больнице или, на худой конец, все еще сидит, ведь очень часто добавляют срок за всякие нарушения. Михеев наверняка там нарушал дисциплину…

— Хорошо, что Юрку освободили досрочно, — произнес он, насыщая чужой фальцет теплыми сочувственными нотами, — я ужасно рад за него.

— Да всего-то на год раньше, его вроде как умирать выпустили. Для отчетности, чтобы меньше смертных случаев в зоне, — печально вздохнула женщина.

— Нет, ну все-таки. Там один год за десять. Он с вами живет?

— С ним вместе жить невозможно. У меня дети маленькие. Мы с мужем сняли для него квартиру однокомнатную в Выхино. Телефона там нет, но адрес могу дать.

— Отлично. Я записываю, — выпалил Стас уже своим обычным низким баритоном, но сам не заметил этого. Женщина на другом конце провода тоже вроде бы не заметила, продиктовала адрес, затем спросила с легким смешком:

— Петя, вы что, серьезно собираетесь навестить моего братца-алкоголика?

Стас долго откашливался, наконец настроил голосовые связки на противный фальцет давно забытого толстяка Петьки Мазо и ответил:

— Почему нет?

— Замечательно! — обрадовалась собеседница. — И когда же?

— Ну не знаю, в ближайшее время. В трубке послышался мягкий мелодичный смех, почему-то знакомый и Стаса слегка зазнобило.

— Я сказал что-то смешное? — спросил о нервно передернув плечами.

— Да нет, что вы, я вовсе не смеюсь, вам показалось, я совершенно не смеюсь. — Она помолчала и вдруг заговорила очень быстро и звонко. — Понимаете, Юрка ни с кем не общается, все его забыли, может, он поэтому и запил. Вы помните, какой он был? Экзамены сдавал на пятерки, на гитаре играл, пел, всего Высоцкого наизусть знал. А как он анекдоты рассказывал, помните? Сдохнуть можно было от смеха, — она всхлипнула и шумно высморкалась. — Извините меня, Петя, я так рада, что вы позвонили, вспомнили о Юрке. Спасибо вам. Так когда же вы поедете к нему?

— Ну, возможно, прямо сегодня, — нерешительно протянул Стас, — да, наверное, сегодня. У меня как раз свободна вторая половина дня. А потом вся неделя будет забита.

— Я не знаю, Петя, мне неловко, честное слово. Дело в том, что я должна была как раз сегодня навестить его, но совершенно некогда. Вы на машине или на метро?

— На машине.

— Ничего, если я вас попрошу передать Юрке кое-какую еду и одежду? Мы бы встретились, где скажете, в любое удобное для вас время.

У Стаса неприятно сжался желудок, он потянулся за сигаретой. Отказаться было невозможно. Не мог он вот так, с ходу, придумать уважительную причину для отказа. Он закурил и попытался успокоиться, сказав себе, что она не помнит, как выглядит Петя Мазо, и тем более как выглядит он, Стас Герасимов. Ей было всего двенадцать, а им по двадцать один-двадцать два. Вот если бы она вознамерилась ехать к любимому брату вместе, тогда другое дело. А так, только вещи передать, встретиться мельком, это ничего…

— Простите, Петя, я вас не очень гружу? — виновато спросила она.

— Нет. Все нормально. Я с удовольствием, — отчеканил Стас.

— Спасибо вам огромное, вы меня так выручите, вы не представляете, до чего мне сложно к нему выбираться. У меня двое маленьких детей, муж целыми днями на работе, мама болеет, да и морально очень тяжело. Как увижу его, так потом месяц мучаюсь депрессией.

— Неужели все настолько плохо? — спросил Стас.

— Не то слово, приедете, сами увидите. Она продиктовала адрес, толково объяснила, как доехать, и спросила, где, в котором часу они встретятся.

— Давайте в шесть, в начале Цветного бульвара, у старого цирка, — быстро проговорил Стас и готов был повесить трубку, но тут же спохватился и заорал: Нет! Погодите! Вы помните, как я выгляжу?

— Ой, правда, совсем не помню! — растерялась она. — Столько лет прошло, я видела вас раза два, не больше. Вы, кажется, были такой полный, с длинными волосами, в очках.

— Я сбросил пятнадцать килограммов, волосы стригу коротко, вместо очков контактные линзы. А вы были маленькая, худенькая, с двумя хвостиками, и большими голубыми глазами.

— Все правильно, только глаза у меня темно-карие, почти черные. Это у Юрки голубые.

— Ну да, конечно. Простите, я забыл. Честно говоря, я забыл даже ваше имя.

— Ирина.

— Очень приятно. Так вот, Ирина. Вы увидите «Тойоту» цвета какао с молоком. Машина довольно приметная. Запишите номер.

Положив трубку, Стас долго кашлял. От чужого голоса першило в горле.

— Бред, — произнес он, хлебнув минералки из горлышка, — я с самого начала понял, что это бред.

А женщина, которую действительно звали Ирина, тут же позвонила и по телефону пересказала разговор со Стасом почти дословно.

— Умница, — похвалил ее хриплый прокуренный бас, — когда встретитесь, задержи его минут на двадцать-тридцать. Как тебе показалось, он сильно нервничал?

— Я же сказала, он говорил чужим голосом, он играл другого человека, причем довольно бездарно.

— Но нервничал?

— Да фиг его знает! — рассердилась Ирина. — Я тебе что, психолог, блин?

* * *

Сергей Логинов попытался открыть глаза, но не сумел. Сквозь веки пробивался зыбкий свет. Кожа на лице саднила, стянулась и отвердела, как будто ее пропитали клеем. Он потрогал щеку и почувствовал под пальцами нечто мягкое, шершавое.

«Бинты, — догадался он, — у меня перебинтовано лицо!»

Он осторожно приподнялся на койке. Ноги не болели. На коленях никаких повязок не оказалось. Стало быть, штыри не извлекали. Очередное вранье. Ему все-таки удалось чуть-чуть разлепить веки и первое, что он увидел сквозь щелочки, было высокое окно, за которым качались еловые ветки. Значит, он опять в этом треклятом «боксе» и все начинается с начала, но только на этот раз ему не спасали ноги. Ему зачем-то искалечили лицо.

Открылась дверь, и в палату вплыла знакомая фигура в белом халате. Он узнал медсестру Катю.

— Доброе утро, — сказала она, — не пытайся разговаривать. Тебе пока нельзя. И старайся не открывать глаза. Лучше ляг и лежи спокойно.

«Что у меня с лицом?» — хотел крикнуть он, но вместо слов получился мутный, жалобный стон. Язык не ворочался, губы были мертвыми.

— Голова кружится? Тошнит? — сочувственно улыбнулась Катя. — Ничего, это скоро пройдет. Просто наркоз еще не отошел. Давай-ка я тебя сейчас уколю, часика три поспишь, проснешься другим человеком. Тогда уж и поесть будет можно.

Сквозь пятнистый туман он увидел, как она надламывает ампулу, вскинул руку и стиснул ее запястье. Она вскрикнула, выронила ампулу.

— Совсем свихнулся? Пусти, больно!

В ответ он тихо замычал и помотал забинтованной головой.

— Ну что, мне орать, да? Охрану звать? — спросила она и попыталась выдернуть руку. Он сжал еще сильней и почувствовал под пальцами быстрое биение ее пульса.

— Ладно, — вздохнула она, немного успокоившись, — я расскажу тебе, что случилось. Только сначала отпусти, хорошо? — Он разжал пальцы. Она присела на койку рядом с ним и быстро, тихо заговорила. — Вчера Гамлет Рубенович должен был провести очередное обследование. Я ввела тебе триомбраст. Это такой специальный контрастный препарат, для рентгена. Но у тебя оказалась аллергия на него, этого никто не мог ожидать. Ты стал совершенно бешеный, у тебя случился настоящий интоксикационный психоз, я, честно говоря, никогда подобного не видела. Ты заорал, вскочил, помчался по коридору. Наверное, у тебя были галлюцинации, потому что ты с размаху врезался лицом в стальную дверь. Мы с Гамлетом Рубеновичем не успели тебя удержать. В итоге ты сломал нос и нижнюю челюсть.

Катя замолчала, и тишина показалась неприятной, сухой и шершавой, как наждак. Сергей закрыл глаза. У него заболел живот. Эта боль была совершенно новой, но в то же время знакомой, как будто пришла издалека, старушка-странница, запричитала и присосалась, ведьма, где-то внутри, в районе желудка.