Первая жена (сборник) - Ольга Агурбаш

– А как по-другому? – искренне продолжала удивляться Надя.

– Ну вроде бы она тебя бросила. Не воспитывала. Ты из-за нее и детства-то не видела.

Надежда останавливала поток его вопросов и отвечала так просто и выстраданно, что сомнений в искренности ее слов не оставалось:

– Глеб! Это все неважно!

– Что неважно?! Воспитание неважно? Нормальное общение с ребенком – неважно?! – он начинал заводиться, захлебываясь в праведном возмущении.

– Она подарила мне самое главное – жизнь! Понимаешь? Жизнь! По сравнению с этим все остальное уже не имеет значения.

– Ну это… как-то… слишком уж банально, – не очень проникся он ее объяснением. – Каждая мать дарит ребенку жизнь. Но кроме этого еще и тепло, и заботу, и любовь, и воспитание…

– Ну да! – просто соглашалась Надя. – А дети все недовольны. Им мало! Им недостаточно! И любви, и заботы, и тепла. Всегда мало! Они продолжают чего-то требовать, выражать недовольство… А я счастлива! И благодарна своим родителям. Папу, к сожалению, не помню. А вот с мамой удалось пожить. И я знаю, что такое счастье. Счастье – это просто жить! Понимаешь? И за это счастье я благодарна своей маме. Это же так просто! Как мне не уважать ее?! Как не любить?!

Глеб другими глазами посмотрел на Надю:

– Слушай! Если бы все дети так относились к своим матерям, наверное, на земле гораздо больше было бы радости. Как-то пафосно у меня это прозвучало, но я именно так и думаю.

– Несомненно, Глеб! Несомненно!

* * *

Тогда они только знакомились, и Глеб, уже имея за плечами одну семью и двоих детей, не очень-то серьезно был настроен на продолжение отношений с Надей. Но этот разговор что-то перевернул в нем, будто бы он открыл в себе такое, о чем раньше и не знал.

А ведь правда. Взять хотя бы его самого. Вплоть до окончания института у него с родителями были вечные недоразумения. И вроде бы неплохие отношения по большому счету складывались, но сколько Глеб себя помнил, он вечно что-то просил у них:

– Пап, а машину мне когда купим?

– Пап, я с девушкой на юг собрался. Деньжат подкинешь?

– Мам, а что вы мне на день рождения думаете с отцом подарить? Может, не надо ничего покупать? Деньгами лучше! Я вечеринку в клубе устрою.

Его даже в жар кинуло при воспоминании. Он же даже на свои дни рождения родителей не приглашал. То друзей, то девушек. А отца с матерью – нет. Деньги брал, подарки принимал, а пригласить – нет. Даже в голову такое не приходило. Потом, правда, когда стал развиваться, когда у самого деньги появились, он с родителями вроде бы «рассчитался», если можно так выразиться. Если такое слово вообще применимо по отношению к тем, кто дал тебе жизнь. Во всяком случае, он купил им хороший дом недалеко от Москвы, обновил автомобиль, и каждый год отправлял то в санаторий, то на зарубежные курорты – в Карловы Вары или в Израиль – поправить здоровье.

Женился Глеб довольно рано, в двадцать три. Почти сразу сын родился, а через два года дочь. Тогда Глеб стал уже понемногу «подниматься», или «раскручиваться», как говорили в девяностые. Возможностей открывалось великое множество, и Глеб смог организовать небольшую торговую сеть. Сначала одну палатку открыл, потом еще парочку, а буквально через год после первых удач он имел уже довольно развитую сеть из десятка мини-магазинчиков по всему городу. Останавливаться не собирался. Наоборот, подумывал об укрупнении бизнеса. Вопрос состоял только в выборе – то ли большой супермаркет открыть вместо нескольких палаток, то ли рыночные площади скупить на оптовой ярмарке. Планов было много.

Но в какой-то момент упустил он, видимо, что-то. Может, служба безопасности слабинку дала, а может, звездная болезнь охватила его, только утратил он бдительность. А зря! Гром грянул неожиданно. Наехали с той стороны, откуда не ждали… Сначала вроде предупредительного выстрела: мол, по-хорошему делись, а то плохо будет.

Глеб не очень встревожился, однако провел переговоры с «крышей» и успокоился. Он настолько был уверен в себе, в собственной безопасности и неуязвимости, в том, что «все схвачено» и все оплачено, что очень удивился, когда «крыша» заюлила и как-то самоустранилась на время.

За период выяснения – кто, за что, с какой стати, да не пойти ли вам куда подальше – Глеб получил второе предупреждение, гораздо более серьезное и явно агрессивное: деньги тогда-то и туда-то! Глеб сначала взорвался, потом заметался, забегал по знакомым, мол, что делать? Кто-то советовал послать рэкетиров. Мол, они ищут слабых, а если им дать отпор или хотя бы игнорировать, то они сами отвалят. Другие рекомендовали отдать бабки и спать спокойно. Потому как отморозков полно и надо быть умнее, пусть даже ценой денежных затрат. Иные предлагали встать на путь переговоров. От кого-то прозвучал призыв обратиться в милицию.

Пока Глеб носился в поисках выхода, настал условленный час. И тут началось! Началось такое, о чем он до сих пор спокойно вспоминать не мог. Не мог, не хотел и не пытался. Предпочитал не вспоминать вовсе. Потому что то, что произошло с ним и с его семьей, было страшно. Настолько страшно и унизительно, что он готов был вычеркнуть эту историю из своей жизни.

* * *

Вместе с женой и детьми его вывезли в лес. Трое верзил с абсолютно невменяемыми лицами и какими-то стеклянными глазами бросили перед ними лопаты и заорали:

– Копай себе могилу, подонок!

Глеб непонимающе смотрел на них, жена, не в силах сдержать слез, зарыдала, дети прижались к матери и громогласно заплакали.

– Копай, паскуда! Кому говорят?!

Они достали оружие, грубо оттеснили жену с детьми и смотрели на Глеба с такой ненавистью и злостью, что он был уверен: его завалят, не задумываясь. Хотя, как он просчитал про себя, шанс у него был. Ведь им нужны от него деньги, а не смерть как таковая. Но кто их знает, этих обкуренных идиотов? Кто может представить, на что они способны?

Глеб считал себя мужиком сильным. Сильным и смелым. Он всегда представлялся сам себе решительным, целеустремленным и успешным. Но главное – сильным. Потому что никогда не пасовал ни в драке, ни в каких-то сложных переговорах, ни даже в разборках. Мог идти напролом, рисковать… Умел блефовать и почти всегда выигрывал. Ну за редким исключением, поскольку выигрывать всегда, наверное, невозможно. Но он обладал развитым логическим мышлением и умением просчитать наперед. Это качество своего ума Глеб использовал не только в каких-то сложных ситуациях, но и в повседневной жизни. Тем обиднее и неприятнее было сейчас сознавать, что он просчитался, проигнорировал какие-то важные знаки, что он просто-напросто попался, как самый примитивный лох.

Как он смог допустить такую ситуацию в своей жизни? Ситуацию настолько экстремальную, что даже уже не бизнес, а жизнь, причем не только его, а жизнь всей его семьи поставлена на карту. И хотя понимал, что убивать его никому не выгодно, страшно вдруг стало ужасно.

Здесь, в этом подмосковном лесу, перед тремя бандитами, он впервые почувствовал, что такое страх. Обезумевшая от нависшей опасности супруга, орущие дети, на которых направлены дула пистолетов и которых все дальше и дальше оттесняют к кустам.

– Слышь, гнида?! Или ты начинаешь копать, или я сейчас дам команду разделать твою сучку прямо здесь, перед детьми… Ну!

С перекошенным от ярости лицом Глеб взял лопату. Копать не получалось. Руки дрожали, нога соскальзывала, вязкий пот заливал глаза.

«Что я делаю? Зачем? Если им нужны деньги, то при чем здесь могила?»

Жена уже не выла. Она в изнеможении присела, обхватив детей, и с ужасом взирала на действия мужа. Дети жались к матери, дрожали и продолжали плакать. Бандиты, временно оставив их в покое, подгоняли Глеба:

– Торопись, урод! Твои часы сочтены! Сначала детей закопаешь, потом сам спрыгнешь! Мы уж тебя добьем, не сомневайся! А с телкой твоей как-нибудь сами разберемся, без тебя… – И они заржали, довольные собой и своей честно исполняемой работой. Нравилась им, видно, такая работа – насиловать, унижать, убивать.

Глеб пытался думать. Не очень это, правда, получалось у него. Мысли о возможных путях спасения вообще не приходили ему в голову. Если бы он был один, тогда еще какой-никакой, а выход он бы искал. А с детьми, с женой… Нет, нереально. Но все-таки вот так тупо копать себе могилу было ненормально, и надо было срочно что-то предпринимать. Он копал и уговаривал сам себя, что должен вступить с бандитами в переговоры. «Им же нужны деньги, им не нужна моя смерть!» – в который раз набатом стучало в голове. И все же слова не шли с языка: то ли он боялся испортить ситуацию напрочь, то ли ждал более подходящего момента. В какой-то момент пришло осознание: акция задумана как устрашающая, чтобы выбить побольше денег. Убивать ни его, ни его семью наверняка задача не стоит. Могут, конечно, требовать отдать бизнес. И в данной ситуации такой ход, скорей всего, удался бы. Да он любые бумаги подпишет, согласится на любые условия, лишь бы жизнь спасти и детей сохранить! Но они пока ничего не требовали, ни о чем не спрашивали и только подгоняли его: мол, давай, торопись, копай!