Реми-отступник (СИ) - Твист Оливер

Она убрала книгу и встала, частые капли быстро превратились в мерно шелестящие струи, которые щедро орошали влагой поникшие под дождем кусты жасмина, двор и дорожку, где уже вскипали пузырями большие лужи. Стало ощутимо холодней, и Эйфи зябко поежилась, потом плотно обхватила себя руками, пытаясь сохранить тепло. Над крыльцом был небольшой навес, зиявший прорехами, и скоро на Эйфорию обрушились потоки воды. Она быстро промокла и начала дрожать, но упрямо продолжала стоять на крыльце, низко опустив голову, и едва сдерживая слезы. Она вдруг ощутила, как безнадежна эта затея, Реми не сдавался несмотря все ее упрямство, но и она уже не могла оставить его. Было уже невозможно не видеть его каждый день, пусть и глядевшего на нее каждый раз с досадой и удивлением. И что ей делать, когда он уйдет? Когда этот старый, но такой притягательный для нее, дом опустеет? Горячие, обжигающие слезы сами собой потекли из глаз, мешаясь с холодными струями дождя на ее лице. Она несколько раз непроизвольно и громко всхлипнула, впадая в отчаянье, как вдруг позади заскрипела дверь, и раздался долгожданный голос:

— Может, хватит уже стоять и мокнуть. Дверь открыта, и вы это знаете.

Но Эйфи упрямо помотала головой и, не поворачиваясь, произнесла как можно тверже:

— Меня зовут Эйфория! И вы это тоже знаете, — потом голос ее сорвался, стал тонким и несчастным. — Я прошу вас, возьмите меня с собой!

Она услышала, как он привычно вздохнул и сказал:

— Пожалуйста, зайди в дом, Эйфория.

Она стремительно обернулась, потоки дождя не оставили ни одного сухого участка на ее теле, волосы намокли и повисли сосульками облепив лицо, губы посинели от холода, а маленький, хорошенький носик, напротив покраснел, но большие серые глаза сияли. Первый раз он назвал ее по имени и дождь из проклятья сразу стал благословением. Она вошла в тесную прихожую, где вокруг ее ног тут же образовалась обширная лужа, расплываясь по светлому дощатому полу, потом прошла вслед за Реми в комнату, оставляя после себя влажные следы. Он принес ей полотенце, и Эйфи вытерла лицо и шею, промокнула, как могла волосы. И пока она сушилась, Реми достал из шкафа чистую сухую рубашку и свои старые штаны, протянул ей одежду и молча вышел. Она стала переодеваться, чутко прислушиваясь к доносившимся из кухни звукам. И когда он спросил, крикнув через дверь:

— Ты готова?

Она радостно откликнулась:

— Да!

Его клетчатая шерстяная рубашка и грубые хлопковые брюки были ей велики, она просто утонула в них, пришлось подвернуть рукава и штанины, к тому же сильно затянуться поясом, завязав его на животе узлом, но было сухо, тепло и невероятно уютно. Он принес горячий чай, плошку с медом, хлеб и окинув ее теплым, смеющимся взглядом сказал:

— Ну и что мне теперь делать с тобой, Эйфи? Несносная ты девица!

Эйфория робко улыбнулась и произнесла с надеждой:

— Ты возьмешь меня с собой? Я обещаю, что не доставлю тебе хлопот.

— Ну, если ты обещаешь, — засмеялся он. — Боюсь, что на самом деле у меня нет выбора. Еще недели твоих песен я просто не выдержу.

Глава 14 Исцеление и помощь

Серебряный замок Королевы мьюми возвышался посреди Зачарованного озера прекрасным миражом, словно сотканным из мириада тонких водяных струй, которые взлетали вверх легко и свободно, сплетаясь в высокие стрельчатые арки, растущие ввысь хрустальные колонны, башни и шпили, ажурные лестницы, ведущие вглубь великолепных покоев, где все было так легко, изящно и зыбко, что казалось сном. Лунный свет скользил по гладким изгибам поверхностей, искрился на резных гранях узоров, покрывал серебряным морозным инеем небесной голубизны стены. Сияние замка озаряло озеро невесомым призрачным светом, а подножие его терялось в дымке, похожей на утренний туман над поверхностью реки, туман этот вспыхивал серебряными и алмазными блестками, едва заметно дышал, как крепко спящий человек. Даже россыпи крупных ярких звезд на черном бархате неба казались искрами этого серебряного костра, горевшего на водной глади. Зрелище было до того захватывающим и великолепным, что даже сами мьюми взирали на него каждый раз с благоговением и восторгом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Дивная роща шепчущих деревьев осталась позади, и путники вместе с процессией волшебных существ вышли на берег, его жемчужно-розовый песок гладили с едва слышным шорохом темные воды Зачарованного озера. Здесь все остановились. На берегу, немного поодаль от воды, был раскинут шатер из переливчато-зеленой ткани с вензелями, где золотые ветви поющих деревьев сплетались прихотливым венком вокруг знака мьюми — серебряной звезды с четырьмя длинными и четырьмя короткими лучами, по концам которых вспыхивали искрами крохотные голубые алмазы.

Реми остался на берегу с Королевой, а Джоя и Эйфорию проводили в шатер. Здесь все было готово к приему гостей, стояли удобные мягкие ложа, отделенные друг от друга легкой занавесью. На низком маленьком столике горела толстая восковая свеча, наполняя шатер неярким, приятным светом и густым медовым ароматом, согревавшим свежесть ночи.

— Вы можете отдохнуть здесь, — сказал один из провожатых. И повернувшись к Эйфории с легким поклоном добавил. — Королева призовет вас, когда все будет готово для исцеления.

Когда юноша вышел, Эйфи встревоженно посмотрела на Джоя. Он сразу подошел к ней и сказал, озабоченно:

— Он прав, тебе нужно отдохнуть. Не знаю, что у них за лечение, но думаю они справятся с твоей раной.

— Джой, скажи мне, что происходит, — она едва стояла на ногах, рану жгло огнем, но еще более мучительный огонь жег ее сердце. — Посмотри, здесь всего две постели. Где будет отдыхать Реми? Разве мы не будем вместе? Он же не оставит нас здесь одних? Почему мы не можем быть с ним?

— Я не знаю, — хмуро сказал Джой. Он решительно взял ее под локоть и помог прилечь на сплетенное из ветвей ивы ложе, покрытое тонкой пуховой периной и легким, но теплым покрывалом. Потом опустился рядом на травяной пол и снова заговорил глухо и отрывисто, не глядя на девушку, чьи глаза были полны слез. — Я не знаю, что тебе сказать, Эйфи. Обычно мы приходили на рассвете и уходили на рассвете, проводя ночь охотясь на живые камни. Только думаю, что Реми бывает здесь гораздо чаще, чем хочет показать. Иногда его неделями не застанешь в городе, говорит, что помогал на дальних фермах или бродил по лесу, искал редкие целебные травы для аптекаря. Я спрашивал потом у фермеров, они не отрицают, что он был, они его охотно принимают, он хороший работник и берет недорого. Но никто из них не может сказать точно, сколько дней он там проводит. Мнутся, чешут в затылке, глаза отводят, прикидываются простачками и глупцами, будто не умеют считать или так заняты работой, что дней не замечают.

Джой сердито сплюнул и замолчал, занятый какими-то своими мыслями. А Эйфи, приподняв голову, спросила, с недоумением посмотрев на Джоя:

— Скажи, а зачем тебе это нужно?

— Что? — не понял он, не сразу выйдя из задумчивости.

— Знать, где и когда он бывает?

— А, это, — Джой слегка смутился, пошевелил рукой траву, пропустив между пальцев тонкие изумрудные стебельки, хмыкнул. — Ну, он же мой друг. Зачем же от друзей хранить секреты. Так ведь?

— А еще он чужак, верно?

— Да, и это тоже верно. Я знаю, ты не придаешь этому значения, потому что он тебе нравится. — Тут Джой не смог сдержать тяжелого вздоха. — Но ты не знаешь, на что способны вороны. Они могут внушить тебе что угодно, и ты станешь плясать под их дудку, сам того не желая. Отец рассказывал, как в их деревню, когда он был еще подростком, как-то проникли вороны. Многих крепких здоровых мужчин и молодых женщин в ту ночь не досчитались. Они ушли за воронами сами, поддавшись колдовству, а тех, кто не поддался нашли потом истерзанными и замученными. Отец говорил, что сам чуть не подвергся этой участи, но его спасла мать. Когда он стал рваться прочь из дома на их зов, совершенно обезумев и потеряв себя, она ударила его поленом по ногам, чтобы он очнулся от этого морока. Но отец, упав и вопя от боли, все равно пополз к двери и бился об нее, пока их крики на улице не стихли и они не улетели прочь в свои черные земли. Он выжил и остался цел, только с тех пор, так и хромает. А тех, кого они забрали никто больше никогда не видел. И думаю, их доля там была намного хуже смерти. Да, я ненавижу воронов, и не скрываю этого. Поэтому я и хотел, чтоб ты была поосторожнее с Реми. Он может сколько угодно говорить, что он не ворон, но черное племя похоже считает по-другому. И кто их разберет на чьей стороне правда…