Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

ностальгия по прошлогоднему снегу, по котлетам из хлеба за восемь копеек, по совку нерушимому, а?

– Я не нищая! И Союз Советский не был совком! – страстно заорала кузина Алла в лицо своему мучителю, словно подпольщик на допросе у царского жандарма-сатрапа. – Знать не желаю таких, как вы! Вам бы только насмехаться над святым! Над прошлым нашим! Над величием страны! А то, что Регинку наконец-то угробили, – нет никакого моего удивления в том! Давным-давно к такому концу дело там у них шло!

Катя прикрыла лицо рукой – ну Гектор… Все правила допроса нарушены – но результат! Подозреваемая орет. Сейчас начнет показания давать, как из пулемета строчить. Однако… не притворство ли с ее стороны и такая взрывная реакция, гнев заполошный, истерика?

– Конкретнее. – Гектор навис над орущей кузиной Аллой.

– Ирка с ней рассчиталась, – выпалила кузина Алла. – Фотографиня, невестка ее несостоявшаяся. Они друг друга ненавидели. Все за мальчишку, за сынка Регины, сражались между собой – кому он достанется. Он до двадцати шести лет возле Регининой юбки колупался, а как появилась Ирка у него, в постель его к себе затащила, так он взбунтовался против матери. Регина лютой злобой исходила.

– Она вам сама говорила или это ваши догадки?

– Не слепая же я. И не скрыть было, как они друг друга ненавидели. Молодые день свадьбы уж назначили, особняк арбатский себе заграбастали, поселились там. А потом вдруг с Иркой случилось что-то нехорошее.

– Что именно произошло?

– Не знаю я, мне Верка, сеструха моя, ничего толком не рассказала. Секретничала, а ведь они с муженьком ее больше меня про дела Регины знают. Слышала я от нее только, что Ирка в больницу попала, в Склифосовского. Незадолго до свадьбы то было. А сынок Регины от нее все равно не отступился. Рвали они его на части, каждая к себе. Не выдержал он такого или же… уж и не знаю, что с ним в ту ночь в их особняке на Арбате стряслось. Только нашли его в петле под потолком. Вы думаете, Ирка простила Регине, что такой куш от нее уплыл с его смертью? Рассчиталась она с ней! Отомстила.

– Вы обвиняете в убийстве своей двоюродной сестры невесту ее покойного сына? – Катя решила вмешаться в допрос. Пора было придать ему хотя бы видимость уголовно-процессуального действа, а не дикого экспромта в стиле «спецслужб».

– Никого я не обвиняю. Вы спросили – я ответила.

– Кого еще вы подозреваете?

– А как она умерла? От чего?

– А вы этого не знаете? – вопросом ответила Катя.

Кузина Алла сразу снова сменила маску – холодная отчужденность, этакое непонимание.

– Как же я могу знать, если вы мне не говорите?

– Вы каждый день работаете в партийном офисе? – продолжила Катя.

– Нет, не каждый.

– На этой неделе какой у вас был график?

– Сегодня, вчера и позавчера.

– Сегодня и вчера – выходные.

– У «Партии пенсионеров» выходных нет, – отрезала кузина Алла. – По телефону кляузы… то есть обращения избирателей с утра до вечера поступают.

– Кого еще вы подозреваете в убийстве родственницы?

– Никого я не подозреваю. Вот только… сестра моя младшая Вера… Как переехали они с благоверным ее из-под Питера в Звенигород, так прилипли оба к Регине, словно банные листья. Благоверный-то ее ведь коллега ваш бывший. – Кузина Алла поджала тонкие губы. – Тоже из органов он, в этом, как его, ОМОНе, что ли, питерском командовал… Помните случай, как женщину мент ногами на митинге бил, по телевизору показали сначала, а потом замяли все – мол, пришел с цветами к ней в больницу мент извиняться. А муж моей сестры Веры начальствовал над ним – поперли его из органов. По-тихому уволили. От позора они оттуда уехали, дом продали. Благоверный-то ее мерзавец конченый, и сама Верка, сестра моя, никогда в жизни доброй не была. Зимой снега у нее не допросишься, у сквалыги. Они Регину могли за имущество ее прикончить. Я ей говорила – гони их от себя, на порог не пускай. Она только глаза на меня таращила.

– Фамилия вашей сестры, телефон, адрес? – спросил Гектор.

– Резинова по мужу у нее фамилия, Вера Алексеевна. А благоверного ее Захаром зовут. Он в охране где-то ишачит. А она… даже не знаю, не делилась она со мной. Вот ее номер, адреса ее нового не знаю. Она и на старый свой адрес в Гатчине меня ни разу в жизни не приглашала – погостить у них, Питер посмотреть.

– Еще кого вы «не подозреваете»? – Гектор занес данные в свой навороченный мобильный.

– Подруга детства Регины – не в себе она. На похороны сына заявилась. Безумцы же опасные бывают – как на них накатит. Она видом уродка, лицо у нее все в шрамах. Мне Верка шепнула потом, что, мол, это Регина виновата в ее увечье. Вот вам и повод.

– Что вам еще известно о жизни вашей двоюродной сестры? О ее сыне? – спросила Катя. – О том, как она вообще жила?

– Ничего мне не известно. Она никого из нас, родни, в свою жизнь не пускала. Сынок у нее от тайного отца прижит. Она его родила поздно, когда уж капитал себе сколотила. А мать ее – тетя Глафира – работала всю жизнь бухгалтером, но она давно умерла. Регина – одиночка по жизни. В ней самой было нечто такое…

– Что именно? – спросила Катя.

– Ненормальное. – Кузина Алла отвернулась к окну. – Точнее, паранормальное. Помню отлично те времена – в Союзе как помешались все перед самым концом – кто к Ванге ездил, кто воду заряжал, кто у Джуны лечился. Ну и Регинка увлекалась подобной ахинеей.

– Паранормальными вещами?

– Богопротивные дела, прелесть дьявольская против природы, против естества. Антимарксистский подход, – отрезала кузина Алла. – Я в юности нашей комсомольской, советской, спаси Господи, такого не поощряла!

Глава 13. Сон Мармеладовой о вазе, о шторме и ножницах

Катя и Гектор давно уже были в Рузе, на время отложив дела на улице Дмитрия Донского, а в квартире на третьем этаже о них все еще вспоминали с великой тревогой.

София Мармеладова, словно зверь в клетке, бродила по квартире из