Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Результаты появились не сразу, но оказались впечатляющими. На протяжении веков страна втягивалась в классическую «ловушку прогресса», идя по пути цивилизационного упадка из-за подрыва экологической ресурсной базы, на которой зиждилось ее общество. Но благодаря восстановлению лесов к концу XIX в. Япония превратилась в зеленый архипелаг, избежав суровой участи.
С одной стороны, эта история дает надежду, предлагая модель долгосрочного планирования для преодоления современных экологических кризисов. Но с другой стороны, она поднимает сложный политический вопрос: может ли эффективное долгосрочное планирование процветать при авторитарном режиме?
Японская программа лесовосстановления в немалой мере стала возможной потому, что сёгуны клана Токугава были феодальными диктаторами: они устанавливали новые законы, подавляя оппозицию, и при необходимости могли принудительно привлекать крестьян к посадке деревьев. Не стоит тешить себя иллюзиями и думать, будто они вдохновлялись любовью к природе или руководствовались буддийским принципом уважения ко всему живому, – ведь если бы это было так, то вряд ли произошло бы уничтожение лесов. Очевидно, что сёгуны решились реализовать такой долгосрочный проект, потому что хотели оставить своим прямым потомкам процветающее общество, которым они могли бы править. Долгосрочное планирование в Японии явилось результатом того, что страна находилась под контролем авторитарной семейной династии, которая попросту стремилась сохранить свою власть на протяжении поколений[153].
Немногие из нас добровольно согласились бы жить при такой диктатуре, особенно если учесть, что соблюдение законов обеспечивалось самурайскими мечами. Но в последние годы я все чаще слышу мнение, будто некая «милостивая диктатура» – это именно то, что нам нужно для преодоления кризисов, поскольку демократическая политика безнадежно близорука. Среди сторонников этой позиции Джеймс Лавлок, британский эколог и футурист, который говорит, что, «возможно, на некоторое время необходимо приостановить демократию» и, таким образом, справиться с глобальной экологической катастрофой. Вторя ему, Мартин Рис в статье о критических угрозах, связанных с изменением климата и биологическим оружием, пишет, что «только просвещенный деспот способен настоять на мерах, позволяющих успешно выжить в XXI в.»[154]. Это удивительное заявление, учитывая, что Рис – сторонник демократического процесса и даже основатель Межпартийной парламентской группы по вопросам будущих поколений (в качестве члена палаты лордов Великобритании). Когда я спросил его на открытом заседании, предлагает ли он диктатуру всерьез, в качестве политического рецепта борьбы с краткосрочностью, и предположил, что он просто пошутил в статье, Рис ответил: «Вообще-то я был наполовину серьезен»[155]. Затем он привел в пример Китай в качестве авторитарного режима, достигшего успеха в долгосрочном планировании, о чем говорят масштабные инвестиции в солнечную энергетику и ряд других стратегий. И многие в зале стали кивать в знак согласия.
Я не сторонник такого взгляда. В истории очень мало примеров, если они вообще есть, когда диктаторы оставались милостивыми и просвещенными в течение долгого времени. О том же свидетельствует и репутация Китая в области прав человека. Более того, как показывает индекс межпоколенческой солидарности, к которому мы еще вернемся в главе 9, нет доказательств того, что авторитарные режимы более склонны к долгосрочному мышлению и планированию, чем демократические. Например, Швеции без всякого деспота во главе государства удается черпать почти 60 % своей энергии из возобновляемых источников по сравнению с 26 % в Китае[156].
На самом деле, если проанализировать исторический опыт, можно обнаружить убедительные примеры того, как демократии делают долгосрочное планирование приоритетом своей политики. Но при каких обстоятельствах они готовы пойти на такой шаг? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется спуститься под землю, в канализацию викторианского Лондона.
Великое зловоние, или Как кризис может подтолкнуть к радикальному планированию
Представьте себе Лондон 1850-х гг. На самом деле важно не столько представить, сколько ощутить его запах. Со времен Средневековья все отходы жизнедеятельности в городе сбрасывались в зловонные выгребные ямы, наполненные разлагающимися нечистотами, или же прямо в Темзу. Хотя с 1830-х гг. были очищены тысячи выгребных ям, сама Темза на тот момент оставалась гигантской сточной канавой, которая одновременно служила основным источником питьевой воды в городе – лондонцы пили собственные нечистоты. В результате начались вспышки холеры, от которой в 1848 г. умерло более 14 000, а в 1854 г. – еще 10 000 человек[157]. Несмотря на это, городские власти практически ничего не делали, чтобы справиться с непрекращающейся катастрофой в сфере здоровья населения. Мешали им не только нехватка средств и мнение, что холера распространяется воздушным путем, а не через воду, но и частные водопроводные компании, которые настаивали на том, что питьевая вода, которую они качают из реки, исключительно чистая.
Кризис достиг апогея удушающе жарким летом 1858 г. В том году в городе уже были три вспышки холеры, а теперь в отсутствие дождя пологие берега Темзы обнажили отложения нечистот двухметровой толщины. Город наполнил чудовищный смрад. Терпеть его приходилось не только работягам: гнилостные испарения проникли в недавно отстроенное здание парламента, а новая система вентиляции только способствовала их распространению. Запах был настолько мерзким, что дебаты в обоих палатах пришлось прекратить, а парламентарии бежали из залов заседаний, закрывая лица тряпками.
То, что вошло в историю как Великое зловоние, в конце концов побудило правительство действовать. Премьер-министр Бенджамин Дизраэли в спешном порядке за рекордные 16 дней провел законопроект, который обеспечил столичному управлению городских работ широкие полномочия и долгосрочное финансирование, необходимое для строительства в Лондоне современной канализационной системы. Благодаря кризису, который не смогли игнорировать даже члены парламента, Великобритания приступила к одной из самых радикальных реформ общественного здравоохранения XIX в. Как писала The Times, «эти жаркие две недели сделали для санитарной администрации метрополии то же, что бенгальские мятежи сделали для администрации Индии»[158].
Однако канализацию еще предстояло построить. На этом этапе в дело вступает один из героев викторианской эпохи, главный инженер лондонского управления городских работ Джозеф Базалгетт. За 18 лет он создал сеть коллекторов длиной 132 км, на строительство которой ушло 672 000 м3 цемента и 318 млн кирпичей. По коллекторам сточные воды поступали к насосным станциям, расположенным ниже по течению реки, откуда их можно было безопасно смывать в море во время отлива. Примечательно, что почти вся эта система служит до сего дня: прогуливаясь по широким набережным Виктории и Альберта вдоль Темзы, туристы на самом деле идут по сооружениям, построенным 22 000 рабочих Базалгетта, внутри которых, всего в нескольких метрах от поверхности, расположены коллекторы.
- Записки философствующего врача. Книга вторая. Манифест: жизнь элементарна - Скальный Анатолий - Публицистика
- Бессмертное существование - MAMKIN FEN inc. - Прочая научная литература / Периодические издания
- Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев - История / Политика / Публицистика
- «Уходили мы из Крыма…» «Двадцатый год – прощай Россия!» - Владимир Васильевич Золотых - Исторические приключения / История / Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 14-21.07.2023 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Щупальца длиннее ночи - Такер Юджин - Прочая научная литература
- Ловушка для женщин - Швея Кровавая - Публицистика
- Эти странные непонятные дети - Сергей Абрамов - Публицистика
- Книга вопросов. Как написать сценарий мультфильма - Михаил Сафронов - Кино / Прочая научная литература
- Мудрость веков в языке бизнеса. Паремии в англоязычном научно-популярном деловом дискурсе. Когнитивно-дискурсивный аспект - Татьяна Ширяева - Прочая научная литература