Когда поют сверчки - Чарльз Мартин

– Дела идут, – отозвался Чарли. – Думаю, через пару дней мы закончим. Если, конечно… – Он ткнул в мою сторону пальцем. – Если, конечно, наш Капитан Америка[41] не будет отвлекаться на посторонние дела.

Дэвис перевернул очередную котлету и посмотрел на меня.

– Я слышал, на днях какой-то супергерой спас в городе девочку. Кто-то даже утверждает, что видел, как в кустах мелькнул его полосатый щит[42].

* * *

Флюгер в виде голой женщины на коньке крыши, неоновые надписи «Игрушки для взрослых» и «Мы обнажаем все» в окне, а также манипуляции Дэвиса с пивом могли бы навести кое-кого на мысль, будто хозяин бара намеренно вводит клиентов в заблуждение – показывает одно, а подсовывает другое. Лжет, если называть вещи своими именами. В баре и впрямь никто не ходит голышом и никто не обнажается (если не считать Чарли, который в охотку исполняет «танец живота» в дни, когда к микрофону допускаются все желающие), а единственными «игрушками для взрослых» являются стол для пула в углу и несколько досок для дартс. Правда, как я уже говорил, вероятность того, что, заказывая «Будвайзер», вы получите слегка разбавленный «Будвайзер», здесь довольно высока, но это лишь в случае, если вы уже основательно набрались.

Если вы напрямую спросите у Дэвиса, так ли это, он, скорее всего, не станет ничего отрицать. Дело, однако, в том, что он изначально ориентирован на свою, так сказать, целевую аудиторию, то есть на своих постоянных клиентов. И Дэвис отлично знает, что им нужно и что им нравится. Нет, я вовсе не собираюсь утверждать, что он прав или, наоборот, не прав; больше того, я никогда не считал, будто цель оправдывает средства. И все же я не могу не признать, что Дэвис делает все, чтобы посетители «Колодца» чувствовали себя как дома. Он вкладывает в свою работу душу и – если судить по тому, сколько человек посещает его заведение, – сумел добиться впечатляющих результатов. Лично я ни секунды не сомневаюсь, что Дэвис при желании сможет отчитаться за каждый свой поступок и не будет при этом испытывать ни неловкости, ни стыда. Уж такой он человек, наш бармен.

Если бы в годы Второй мировой войны Дэвис жил в Германии, он, несомненно, стал бы одним из тех, кто преспокойно объяснял ворвавшимся в дом эсэсовцам, что в доме нет никаких евреев – и это при том, что в его подвале скрывалось бы пять-семь семейств, чьи далекие предки когда-то носили имена Анания, Азария и Мисаил.

Итак, Дэвису неинтересны люди, которых не привлекают обнаженные женщины и холодное пиво и которые способны равнодушно отнестись к перспективе получить то и другое. Именно поэтому в качестве целевой аудитории он выбрал тех, кто полагает, будто не может нормально жить без этих двух вещей.

* * *

Дэвис поставил перед сидевшим рядом со мной парнем еще один бокал пива, вручил ему свежую салфетку и снова отступил к плите, где на решетке поджаривались, истекая жиром, еще с полдюжины котлет. Парень благодарно улыбнулся Дэвису, слегка покосился на меня и стал читать напечатанную на салфетке цитату.

Я достал зубочистку и сунул ее в рот. Три широкоэкранных телевизора позади барной стойки показывали два бейсбольных матча (разных) и поединок боксеров-средневесов. Как только Дэвис повернулся к нам спиной, парень наклонился ко мне и с чувством выругался.

– Слушай, приятель, это бар или что?.. – спросил он с вызовом. – По-моему, этот мужик за стойкой – просто чокнутый. Он вещает точно проповедник, да и салфетки у него сплошь с цитатами из Библии, не говоря обо всей этой религиозной галиматье на стенах!

Этого парня я видел впервые. Я не знал о нем ничего, однако на меня он производил впечатление человека, который отчаянно пытается реабилитироваться (в первую очередь – в собственных глазах) за совершенные ранее промахи и ошибки.

Кивнув, я украдкой показал на Дэвиса и прошептал:

– Наш Монах просто делает свою работу, как он ее понимает, но пусть тебя это не колышет. Ты уже пробовал чизбургер?

Парень мотнул головой.

– Нет еще.

– Так попробуй. Ради одного этого стоит вытерпеть любые словесные оскорбления нашего хозяина.

– Я все слышу, – отозвался Дэвис, не оборачиваясь.

Парень улыбнулся.

– В таком случае мне то же, что и ему.

Дэвис в очередной раз наклонил голову, уклоняясь от дыма.

– Три «Транспланта» сейчас будут готовы.

В ожидании заказа мы с Чарли развернулись на стульях, чтобы занять незнакомца разговором. Парень оказался почти мальчишкой – шестнадцатилетним подростком по имени Термидус Кейн.

– Но, – шепотом добавил он, – все зовут меня просто Термитом.

Выглядел он, впрочем, на двадцать пять, как и было написано в его поддельном удостоверении личности: подбородок покрывала густая щетина, на костяшках пальцев белели шрамы. Выдавали его глаза, по которым наблюдательный человек – такой, как Дэвис, – мог с легкостью определить его настоящий возраст. Термидус утверждал, что только что приехал в наш город (по его словам, он был вынужден скрываться от мужа одной женщины с озера Ланьер) и ищет работу. Нос у него был длинный, острый и кривой, как горный серпантин. Когда-то он явно был сломан, но зажил неправильно: основание уехало вправо почти на дюйм, отчего нос Термита спускался от переносицы к подбородку наподобие буквы S. Весил парень едва ли 125 фунтов – даже после трех бокалов пива. И у него была привычка, возможно, приобретенная сравнительно недавно, постоянно оглядываться через плечо.

– Ешь, Термит. – Дэвис поставил перед ним тарелку.

Парень набросился на еду как человек, который постился минимум трое суток. Я обратил внимание на его руки – мозолистые, покрытые пятнами въевшегося в кожу машинного масла. Размер и сила этих ручищ резко контрастировали с его тщедушным телом, и я, проглотив кусок, спросил:

– Ну а чем ты занимаешься, когда не пьешь пиво, не ешь чизбургеры и не бегаешь от чужих мужей?

Термит нервно оглянулся, но никого не увидел и, отправив в рот еще один огромный кусок, проговорил невнятно:

– Двигателями.

– Двигателями? – переспросил я. – Ты их проектируешь, чинишь или?..

– Могу и проектировать. – Он небрежно пожал плечами.

– А в морских движках разбираешься? – заинтересовался Чарли.

Термит поглядел на нас снисходительно, но и с вызовом.

– Я разбираюсь в любых двигателях, – сказал он. – Неважно, для чего они. Просто в последнее время я вроде как специализируюсь на мотоциклах, гидроциклах и глиссерах, потому что мне нравятся аппараты, которые способны мчаться как ветер. – Он взмахнул вилкой, выдавил на чизбургер дополнительную порцию горчицы и добавил: – Но по большому счету это неважно. Я все могу.

Я показал рукой в южном направлении – туда, где проходило шоссе Чарли-Маунтин.

– Если ты действительно в этом разбираешься, тебе стоит попытать счастья на Якорной пристани. Тамошним парням всегда нужны хорошие механики, а платят они очень прилично. В сезон на озере полно богатеньких детишек, которые гоняют на дорогущих гидроциклах и антикварных катерах.

Термит кивнул. Он не поднял головы и не посмотрел на меня, но я был уверен, что этот кусочек информации парень запомнил. Термит явно не считал нужным доказывать, что он хорошо разбирается в двигателях, а это означало, что он, скорее всего, не врет. Похоже, его комплекс неполноценности, если таковой имелся, был никак не связан с ремонтом моторов.

В течение каких-нибудь десяти минут Термит расправился с «Трансплантом», на что у меня ушло бы три четверти часа, да и то если бы я торопился. Очистив тарелку, он, как заправский пьянчужка, постучал вилкой по пивному бокалу.

Дэвис, ни слова не говоря, подал ему шестой бокал «пива», и Термит выпил его с самоуверенностью трудного подростка, которого следует как можно скорее наставить на путь истинный, пока он не оказался в тюремной камере с соседом по прозвищу Батч – громилой, который лежа жмет пятьсот фунтов и тешится тем, что называет всех, кто слабее его, женскими именами.

Допив пиво, Термит достал из кармана рубашки сигарету, подвесил ее к нижней губе на манер Джеймса Дина и прикурил от серебряной зажигалки «Зиппо», которую потушил затем о бедро показным, заранее отточенным жестом.

За последние четыре года Дэвис задал мне достаточно наводящих вопросов, чтобы понять – у меня есть тайна, о которой не знает никто, кроме Чарли. Бармен «подкапывался» под меня довольно усердно, но, убедившись, что я не собираюсь делиться с ним своим секретом, был столь любезен, что почти оставил меня в покое. Почти – ибо при случае Дэвис не упускал шанса меня подколоть.