Роковое наследство - Бенедиту Барбоза

Передавая слова патрона Рафаэле, Фаусту не скрывал своего неудовольствия таким решением, однако при этом не падал духом:

— Ладно, пусть будет только половина. Главное, чтобы он наконец подписал завещание и признал тебя законной наследницей. А там уж мы не станем с ним долго церемониться!

— Что ты задумал? — испуганно спросила Рафаэла.

— Ничего нового, — усмехнулся Фаусту. — Получим завещание, поженимся, а потом организуем старику сердечный приступ со смертельным исходом. У него ведь слабое сердце, это всем известно.

— Ты страшный человек, — сказала Рафаэла. — Тебе ничего не стоит отправить на тот свет и меня, чтобы единолично распоряжаться наследством. Нет, я не самоубийца, а потому никогда не выйду за тебя замуж!

— Что?! Я не ослышался? — угрожающе произнес Фаусту. — Ты вздумала бунтовать? В таком случае пойди к дядюшке и повинись перед ним. А я от себя смогу проинформировать его, что ты — обыкновенная авантюристка. Поверь, мне не сложно будет доказать, что ты не имеешь никакого отношения не только к Джакомо, но и к Бруну Бердинацци, за чью внучку себя выдаешь. Для этого достаточно запросить итальянское посольство.

Его угрозы подействовали на Рафаэлу отрезвляюще. Опустив голову, она молчала, и Фаусту даже счел нужным приободрить ее:

— Будь умницей, Рафаэла. Наберись терпения.

Чмокнув ее в щеку, он ушел готовить текст завещания, а Жудити, случайно услышавшая последнюю фразу, не удержалась от закономерного вопроса:

— Почему доктор Фаусту называет тебя Рафаэлой?

— Это у него шутка такая. Он цитировал какую-то пьесу, — после непродолжительного замешательства нашлась Рафаэла.

Но Жудити была далека от того, чтобы ей поверить.

— Ох, не нравится мне все это! Ты что-то скрываешь, голубушка! — сказала она. — Я не удивлюсь, если узнаю, что смерть сеньора Олегариу — твоих рук дело.

— Да ты совсем с ума сошла! — возмутилась Рафаэла. — Я знаю, что не вызываю у тебя симпатии, но всему же есть предел! Мое терпение может лопнуть.

— Хочешь сказать, что уберешь меня с дороги, как Олегариу? — спросила Жудити. — Он тоже в тебе сомневался и говорил об этом хозяину. Так вот, учти: я тебя не боюсь. Да и сеньор Жеремиас, думаю, тоже понял, кто ему друг, а кто — враг.

Она не сказала прямо, что поделится своими подозрениями с хозяином, но Рафаэле это и так было ясно. Жудити могла теперь не опасаться, что ее уволят так же, как Олегариу, потому что старик остро переживал собственную вину перед другом и второй раз подобной ошибки не допустил бы.

С ужасом ждала Рафаэла, что будет дальше. Ей даже пришло на ум бежать отсюда немедля, чтобы на нее и в самом деле не навесили это убийство. Но потом, правда сообразила, что в случае побега Фаусту не станет ее покрывать, а, наоборот, сделает все, чтобы свалить на нее собственное преступление. Нет, уж лучше оказаться разоблаченной в мошенничестве, чем попасть в тюрьму за убийство!

«У Жудити нет никаких улик против меня. И пусть она говорит, что хочет, а я все буду отрицать!» — наконец решила для себя Рафаэла.

Но к такой тактике ей не довелось прибегнуть, так как Валдир расшифровал предсмертную записку Олегариу и, показав текст Жеремиасу, захотел вновь допросить его племянницу.

— Позвольте мне сначала самому поговорить с ней, — попросил Жеремиас. — Почему-то я уверен, что со мной она будет более откровенной, нежели с вами.

— Только будьте осторожны, — посоветовал Валдир. — Если верить тому, что написал покойный, то от этой девицы можно ожидать чего угодно.

— Не беспокойтесь, я сумею постоять за себя, — сказал Жеремиас. — Подождите меня в кабинете, я скоро вернусь.

Он пошел в комнату к Рафаэле и протянул ей расшифрованную записку:

— Прочитай, пожалуйста, и скажи, что, по твоему мнению, имел в виду Олегариу, когда писал это.

Рафаэлу бросило в жар от прочитанного. Она поняла, что надо защищаться любой ценой, не щадя при этом Фаусту.

Жеремиас внимательно наблюдал, как меняется в лице племянница, но терпеливо ждал ее ответа. И Рафаэла наконец заговорила:

— Думаю, тут все ясно. «Она не ваша…» означает, что я — не ваша племянница. Так считал сеньор Олегариу. Когда же написал: «Фаусту любовник», то хотел сообщить вам, что я — любовница Фаусту.

— Так, понятно… — с волнением произнес Жеремиас. — А что означает фраза: «Тебя убьют»?

— Ну, это же очевидно, — не сумела скрыть раздражения Рафаэла. — Сеньор Олегариу предупреждает, что вас собираются убрать.

— Я понял, — сказал Жеремиас. — Меня только интересует, кто готовит убийство?

— Вероятно, тот же человек, который убил сеньора Олегариу, — ответила Рафаэла.

— А точнее? — настаивал Жеремиас, глядя на нее угрожающе.

— Доктор Фаусту, — произнесла она с явным облегчением, а Жеремиас, наоборот, еще больше помрачнел.

— Значит, все, что написал Олегариу, — правда? Он вас разоблачил, и за это вы его убили?

— Я тут ни при чем, дядя! — испугалась Рафаэла. — К убийству я не имею никакого отношения! Фаусту привязался ко мне, когда узнал, что я — ваша племянница и наследница. Из-за наследства он и хотел на мне жениться. Вот почему я без восторга принимала его ухаживания.

— Но все-таки принимала! — напомнил ей Жеремиас. — Зачем? Почему не сказала мне о корыстных планах Фаусту?

— Не хотела с ним ссориться. Ведь он единственный был убежден, что я — ваша племянница. А сеньор Олегариу сомневался во мне…

— Но если Фаусту его убил, значит у Оллегариу были какие-то веские доказательства?

— Никаких доказательств у него не могло быть, потому что я — Мариеты Бердинацци, дочь вашего брата Джакомо! — твердо произнесла Рафаэла. — Он просто сомневался и мог уговорить вас не подписывать завещание в мою пользу. А Фаусту хотел получить наследство как можно скорее. Поэтому он сначала убрал вашего друга, а потом, после того как вы подпишете завещание, собирается отравить вас.

— Но если ты не сообщница Фаусту, то почему до сих пор молчала? Почему не предупредила меня о готовящемся убийстве, как это сделал Олегариу? Не потому ли, что ты тоже заинтересована в моей смерти?

— Нет, дядя! Я не решалась вам сказать, потому что Фаусту мне угрожал. Я боюсь его! Да и вы бы мне не поверили. А теперь, когда появилась еще эта записка, мне было легче открыться.

— А если б Олегариу не успел ее написать? Ты бы и дальше ждала, когда меня убьют?

— Нет! Я хотела вооружится надежными уликами против Фаусту и потом вам все рассказать. А если бы мне не удалось их раздобыть, то я бы просто ушла тайком из вашего дома и оставила письмо, в котором написала бы всю правду о Фаусту. А уж вы бы сами решили, верить мне или не верить.