Падение Константинополя в 1453 году - Стивен Рансимен

Ни одно другое правительство не обратило на отчаянные призывы византийского императора никакого внимания. Надеясь поощрить генуэзских торговцев снабдить город продовольствием, Константин объявил об отмене всяких пошлин на импорт, но реакции на это не последовало. Генуэзские власти продолжали держаться двусмысленного нейтралитета. Имелась некоторая надежда на то, что великий христианский воин, регент Венгрии Янош Хуньяди, воспользуется тем, что турки оставили почти без войск свою границу на Дунае. Однако силы Венгрии были подорваны поражениями, нанесенными Мурадом в конце его царствования; к тому же сам Хуньяди находился в этот момент в сложном положении: король Владислав V 14 февраля достиг совершеннолетия и тяготился его опекой. Из православных государей также никто не смог прийти на помощь[156]. Русский великий князь находился слишком далеко и был занят своими собственными проблемами; обращения к нему оставались без ответа[157]. Кроме того, Россия была глубоко возмущена провозглашенной церковной унией. Молдавские господари Петр III и Александр II постоянно ссорились друг с другом. Валашский господарь Владислав II был вассалом султана и, конечно же, не мог выступить против него без помощи Венгрии[158]. Сербский деспот Георгий находился в еще большей вассальной зависимости от Мехмеда и даже вынужден был послать в его армию отряд своих солдат, которые храбро сражались на стороне турецкого сюзерена, несмотря на то, что симпатизировали единоверцам в Константинополе[159]. Скандербег в Албании все еще был бельмом на глазу султана, однако он не ладил с венецианцами, и, кроме того, турки постоянно подстрекали против него других, соперничавших с ним вождей. Что же касается правителей небольших эгейских государств и рыцарей-иоаннитов на Родосе, то все они могли принять участие в защите Константинополя только в составе какой-либо большой коалиции. Деспотов Мореи связывали войска Турахан-бея. Грузинский царь и трапезундский император были едва в состоянии защитить свои собственные границы. Анатолийские эмиры, как враждебно они ни были настроены к султану, слишком еще недавно почувствовали на себе его силу, чтобы выступить теперь против него снова[160].

Однако, хотя правительства и уклонились от прямого участия, нашлись все же люди, готовые сражаться за христианство и Константинополь. Венецианская колония в Константинополе предложила императору свою полную поддержку. На собрании венецианцев, на котором присутствовали Константин и его совет, а также кардинал Исидор, венецианский бальи Джироламо Минотто принял обязательство в полной мере участвовать в обороне города и проследить, чтобы ни один венецианский корабль не покинул гавань самовольно. Он также дал заверения в том, что Венеция пришлет флотилию судов, и направил туда специальное послание с настоятельным требованием оказать немедленную помощь. Два капитана венецианских торговых судов — Габриэле Тревизано и Альвизо Диедо, чьи корабли, возвращаясь из плавания по Черному морю, стояли на якоре в заливе Золотой Рог, дали обещание остаться, чтобы участвовать в борьбе. В общей сложности шесть кораблей из Венеции и три с Крита, бывшего тогда венецианской колонией, с согласия их капитанов были задержаны в гавани и превращены в боевые суда «во Имя Бога и чести всего христианства», как гордо заявил императору Тревизано. Среди венецианцев, добровольно решивших защищать великий город, два с половиной века назад разграбленный их предками, многие принадлежали к самым знаменитым в республике фамилиям — Корнаро, Мочениго, Контарини и Вениеро. Все они впоследствии будут занесены в почетный список, составленный их соотечественником, корабельным врачом Николо Барбаро, чей бесхитростный дневник содержит, пожалуй, наиболее добросовестное описание осады Константинополя[161].

Эти венецианцы предложили свои услуги, поскольку оказались в Константинополе, когда уже началась война, и были слишком честны и горды, чтобы спасаться бегством. Однако и среди генуэзцев нашлись такие, кто устыдился трусливой политики их правительства и по доброй воле прибыл из Италии сражаться за христианство. Среди них были Маурицио Катанео, братья Джеронимо и Леонардо ди Лангаско, три брата Боккиарди — Паоло, Антонио и Троило, прибывшие во главе небольшого отряда солдат, снаряженного ими на собственные средства. 29 января 1453 г. город радостно приветствовал прибытие знаменитого кондотьера Джованни Джустиниани Лонго, еще довольно молодого человека, принадлежавшего к одной из наиболее выдающихся семей Генуи, родственника могущественного дома Дориа. Он привез с собой 700 хорошо вооруженных солдат, 400 из которых были завербованы им в Генуе, а 300 — на островах Хиос и Родос. Император встретил Джустиниани сбольшой радостью и пообещал в случае победы над турками отдать ему во владение остров Лемнос. Джустиниани, известный как особенно искусный защитник укрепленных городов, был немедленно назначен командующим обороной сухопутных стен. Не теряя времени на то, чтобы освоиться с назначением, он внимательно осмотрел все стены и наметил места, где их необходимо было укрепить. Благодаря своим выдающимся способностям Джустиниани удалось даже заставить венецианцев и генуэзцев сотрудничать друг с другом. По его просьбе Тревизано восстановил и вычистил наполненный водой ров, проходивший от Золотого Рога вдоль влахернских стен до их подъема в гору. К защитникам присоединились также многие генуэзцы из Перы, убежденные в том, как впоследствии писал их подеста, что падение Константинополя будет означать конец и для их колонии[162].

Небольшое число солдат прибыло и из более отдаленных стран. Имевшаяся в городе колония каталонцев выставила отряд во главе с консулом Пере Хулиа; к нему присоединилось также некоторое количество каталонских моряков[163]. Из Кастилии прибыл храбрый дворянин дон Франсиско из Толедо, который претендовал на то, что происходит от императорского дома Комнинов, и потому звал императора своим кузеном[164]. В отряде Джустиниани был инженер по имени Иоганнес Грант, о котором обычно пишут как о немце, но который, похоже, был шотландским искателем приключений, попавшим в Левант через Германию[165]. Претендент на оттоманский престол Орхан, с детства живший в Константинополе, предложил императору услуги — свои и своих приближенных[166].

Однако не все находившиеся в городе итальянцы проявили мужество Минотто и Джустиниани. В ночь на 26 февраля семь кораблей под командованием Пьетро Даванцо — шесть с Крита и один из Венеции — выскользнули из Золотого Рога, имея на борту 700 итальянцев. Их бегство серьезно ослабило оборону. Но более уже ни один человек — ни грек, ни итальянец — не последовал их примеру[167].

К началу осады в Золотом Роге оставалось 26 кораблей, приспособленных к боевым действиям (не считая небольших судов и торговых кораблей, принадлежавших генуэзцам из Перы и стоявших на якоре у своего берега); в их число входили 5 кораблей из Венеции, 5 — из Генуи, 3 — с Крита, 1 — из Анконы, 1 — из Каталонии и 1 — из Прованса, остальные 10 принадлежали императору. Почти все они были безвесельными, высокобортными парусниками, зависящими от ветра. По сравнению с турецкой армадой это был небольшой флот[168].

Разница же в численности сухопутных войск была еще большей. В конце марта, когда турецкая армия продвигалась по Фракии, Константин вызвал своего секретаря Франдзиса и приказал ему переписать всех мужчин в городе, включая монахов, способных держать оружие. Когда Франдзис исполнил это поручение, выяснилось, что в его списках значатся всего 4983 грека и несколько менее 2 тыс. иностранцев[169]. Константин, подавленный такими числами, приказал Франдзису держать их в тайне. Однако и итальянские свидетели самостоятельно пришли примерно к такому же заключению[170]. Против султанской армии примерно в 80 тыс. солдат, не считая орд ополченцев, великий город, окруженный стенами протяженностью 14 миль, должны были защищать менее 7 тыс. человек.

Глава VI.

Осада началась

Православная церковь считает Пасху самым большим праздником, когда каждый христианин радуется воскресению Спасителя. Но в светлое воскресенье 1453 г. в сердцах жителей Константинополя было мало радости. Этот день пришелся на 1 апреля. После зимних штормов на Босфор вернулась весна. В садах, разбросанных по городу, зацвели фруктовые деревья. Прилетевшие соловьи запели в зеленых зарослях, и аисты вили на верхушках крыш свои гнезда. В небе тянулись караваны перелетных птиц, направлявшихся на свои летние гнездовья на далеком севере. Однако в это же самое время Фракия содрогалась от грохота двигавшейся по ней громадной армии — людей, лошадей, быков, тащивших скрипучие повозки.