Пчела в цвете граната - Сания Шавалиева

втолкнул Асю в свою комнату. На стене висели фотографии человека, заиндевевшего от снега и мороза, пингвинов с внимательными взглядами, морских котиков с улыбками под усами. Вдоль стены стояли шкафы, но не с привычными книгами и хрусталём, а с какими-то камнями, булыжниками, обломками.

– Смотри, – дядя Миша открыл дверцу одного из шкафов и вытащил серую окаменелость. – Ей два миллиона лет. Знаешь, что это такое?

«Откуда?» – подумала Ася.

– Наутилус, по-гречески значит «моряк». Моллюск, почти без изменений существует четыреста пятьдесят миллионов лет.

Ася, наверное, могла бы обойтись без долгого рассказа дяди Миши о моллюске, но, видимо, он привык, что очень быстро утомляет людей своими познаниями, и поэтому всеми силами не отпускал гостя интересными историями. Он переходил от одного шкафа к другому и говорил, говорил. О полярниках, которые погибли во время экспедиции: в пургу пошли мыться в баню, а на обратном пути заблудились, проскочили мимо посёлка и сгинули в ледовой трещине. Рассказывал о семье пингвинов, которые, спасая малыша, вынуждены были наглым образом напроситься в дом полярников. Об экспедиции, на которую напали морские пираты. Два года держали их в плену, пока не удалось сбежать. Всё это больше походило на сказки или больное воображение старого человека, но дядя Миша доставал документальные свидетельства. Ася уже десятки раз пыталась сбежать из комнаты, но всякий раз дядя Миша хватал её за руку с восклицанием:

– Подожди, я тебе ещё не показал бивень мамонта.

И когда в конце концов Ася решительно направилась к двери, дядя Миша запер её на ключ и стал расправлять постель. Тут Асю охватила паника. «Тебе говорили! Тебя предупреждали!» – истерила она, наблюдая, как дядя Миша тянул с кровати покрывало, одеяло, простыню, матрас. После поднятого деревянного щита на дне кровати обнажился огромный желтоватый бивень мамонта, занимающий всё пространство. Из одного угла в другой, от широкого до узкого, от дырчато-неровного начала до остроты окончания. По тому, как напряглись мышцы дяди Миши, по испарине на лбу можно было сразу догадаться, что бивень очень тяжёл. Дядя Миша держал бивень на вытянутых руках и был счастлив своей ношей. Он прямо светился от своего богатства и сам напоминал золотой слиток. Видимо, он настолько сжился с бивнем, что в этот миг от его присутствия, телесного прикосновения к сокровищу ледникового периода, кажется, помолодел лет на сто. Нет! Конечно же, сто лет – это преувеличение, потому что самому дяде Мише было всего лет шестьдесят от силы.

Счастливый, вспотевший, скрипя зубами, аккуратно выложил бивень в паз кровати и обернулся к Асе:

– Выходи за меня замуж. Однажды я не вернусь из экспедиции, и тогда всё это богатство достанется тебе, – дядя Миша широко раскрыл руки, показывая на шкафы, стены, полки. – У меня ещё на книжке много денег. Всё будет твоим. И комната тоже.

В общем-то, Ася была готова к сюрпризам ещё до того, как дядя Миша затолкал её в свою комнату. Но вот это предложение совсем выбило её из колеи. У неё нервно задёргался левый глаз, и на лице появилась дрожащая, тупая улыбка. Она ещё не отошла от событий в парке, а здесь новый поворот судьбы, и настолько мощный, что закружилась голова. И Ася твёрдо решила: если выберется отсюда живой, обязательно запомнит этот день на всю жизнь.

– У меня на книжке восемнадцать тысяч, – продолжал свататься дядя Миша.

Роскошно! Ещё утром Ася хомячила чужую картошку, и вот тебе на – несметное сокровище на её бедную голову. И тут до Аси дошло, что дядя Миша, кажется, болен, хотя на вид вполне здоров. Значит, шутит.

Ася живо представила себе свадьбу, где она стоит в ЗАГСе под ручку с Дедом Морозом, к ней тотчас прилипает прозвище Снегурочка, и после этого она будет бояться растаять от стыда.

Решив обойтись без прощальных слов и выяснения отношений, Ася потянулась к ручке двери. Здесь ей больше нечего делать: всё посмотрела, всё услышала, разволновалась, испугалась. Почему не ушла раньше, может быть, её уже потеряла тётя Мая или Иринка?

– Тебе же есть восемнадцать? – неожиданно спросил дядя Миша. – А то с регистрацией будут проблемы.

Да нет, ведь он всё говорит не всерьёз. Что там у него в голове творится? Всё перепуталось, или вообще случилась какая-то крупная катастрофа, которую иногда показывают по телевизору. Но все эти ураганы, обрушения, крушения происходят где-то на другой стороне планеты. За это можно поволноваться, этому посочувствовать, но к себе применить это нельзя. Нельзя вот так взять и первой поперечной предложить замуж. Ася уверена, что так в настоящей жизни не делается.

Ася сообщила, что восемнадцать ей будет только через пару месяцев. Дядя Миша расстроился и пообещал, что в следующий раз, когда он прибудет из командировки, он её найдёт.

Никто не обратил внимания на Асино присутствие в комнате дяди Миши. А ведь, помнится, предупреждали об опасности. Дядя Миша оказался одиноким занудным дядечкой, которому непременно хотелось сохранить нажитое, по крупицам собранное, и не ради самолюбия, а для благой цели – умного развития общества. И ведь не просто так переживает. Случись что с ним, какой-нибудь болван, освобождая выделенную ему комнату, примет сокровища за барахло и непременно вынесет всё на помойку. Дядя Миша сохранил удивительную способность не казаться умнее других, а именно таким и быть. Да, поездил он немало, в каких только странах, на каких континентах не побывал, в каких только домах, отелях не просыпался, и всегда с тоской по родной музейной комнате. И, наверное, когда уставал и не мог заснуть, пытался вызвать в памяти эти серые камешки, засохших скорпионов, молчаливых сов…

Прежде чем выйти из комнаты, Ася вежливо с ним простилась, прохладно улыбнулась, делая вид, что ей неохота уходить, вышла в общий коридор и столкнулась с Иринкой. Не глядя на Асю, она проследовала в туалет, а Ася – в комнату тёти Маи и немедленно забыла про дядю Мишу. Тётя Мая поднялась со стула, обняла по-матерински, а потом крутила и ворочала, словно пытаясь определить целостность гостьи.

– Молоток. Хорошо выглядишь. Челнинское молоко пошло на пользу.

Тётя Мая сбросила со стула шубу и шапку на ящики с уже подгнивающими апельсинами, где лежали разодранный портфель и коричневый вязаный шарф.

Ася с унылым сердцем принялась пить чай.

– Вот! – насыпала на стол тётя Мая оранжевые шары апельсинов с серыми подпалинами плесени. – Сто раз Ирку просила тебе отвезти. Да разве ж её уболтаешь! Ладно хоть, согласилась завтра с тобой сходить в техникум. Документы взяла?

Слова тётки шли вразрез с Асиным