Русалки — оборотни - Антонина Клименкова

— Каналах, дура! — пихнула ее в бок подружка.

— Потрясающе… — окончательно сомлела старшая наяда, — Спасибо вам, синьор! Я как будто сама только что вернулась из вояжа. Ах, эти яркие краски маскарадов! Так и стоят перед глазами те дворцы…

— А раз с дороги, то первым делом надо бы чего-нибудь перекусить! — заявила пухленькая русалочка, перебив госпожу.

— Верно говоришь! — поддержали ее остальные.

Компания заметно оживилась, и, будто по волшебству, в ближайших зарослях тростника обнаружились крынка с молоком и пара пышных ржаных караваев, завернутых в полотенце.

Кувшин, как на заправской пирушке, пошел по кругу, хлеб ломали ломтями, так что только корочка хрустела.

— Угощайтесь, гости дорогие, — потчевала толстушка. — Молочко свежее, парное, сама своими ручками на закате надоила.

— Корову от стада увели, — быстро пояснила другая, — в чащу заманили да подоили. Пускай пастухи в другой раз лучше за скотиной смотрят.

— А карафай, мофно скафать, чуть не из печки свистнула, — в свою очередь с набитым ртом похвалилась худенькая девица. — Гляжу, хозяйка хлеб печься поставила, а сама к соседке болтать убежала. Ну я и заглянула к ней. Вон еще тепленький, не остыл…

— Позвольте, у вас усы из сливочек, — проворковала белокурая дева и уголком платка — того, с которым водила в салках, а после теребила в руках, — нежно коснулась губ маркиза.

— Grazie, синьорина, — ответил тот и, перехватив ее руку, поцеловал в запястье, ощутив пряный цветочный аромат. Русалка захихикала, смущенно стрельнула глазками и зарделась, будто маков цвет. — Разрешите, — Винченце забрал платок и, приняв таинственный вид фокусника, накрыл тканью сжатую в кулак правую руку. Поводил ладонью левой поверху, будто совершая волшебные пассы, приговаривая:

— …Бужоле-каберне-шардоне-амаретто! — и быстро отдернул платок.

Изумленным взорам предстал букетик колокольчиков. Правда, по большей части по ночному времени пронзительно-синие бутоны были плотно свернуты. Но все равно белокурая дева с восхищением приняла презент и с удовольствием уткнулась носом в цветы. Притом совершенно не заметив, что полной грудью вдохнула горький запах полыни, чья веточка коварно притаилась в сердце букета.

— Ух ты!!. Здорово!.. Брависсимо! — взорвалась возгласами тишина.

— Молодец! — даже Артур был готов аплодировать.

— Потрясающе! — сказала старшая русалка. — С такими трюками, синьор, вам можно выступать в цирке.

— Пустяки, — с невозмутимым видом отмахнулся Винченце. — Я уже был выступать, мне не понравилось.

— Почему? — удивленно спросила девица. — Ведь это, должно быть, так увлекательно, служить волшебником…

— Мне было не до фокусов, я тогда был гладиатором.

В глазах большинства наяд отразилось недоумение — видимо, это слово не вызвало в их разуме никаких ассоциаций, кроме цветка гладиолус.

— Кем? Ну ты хватил! — переспросил Артур. — Это ж когда было-то? В библейские времена!

— Синьор шутит? — неуверенно предположила русалка, тиская букетик. — Ну конечно же, эти жестокие развлечения ведь остались в далеком прошлом. А синьор маркиз так молодо выглядит…

— Да, слишком ты молод, братец, для такой работы!

— Хорошо сохранился, — хмыкнул маркиз.

Ему ничего не оставалось, как развести руками и обратить все в шутку.

— Откуда вы быть столь прекрасно осведомлена об древний история? — поинтересовался он у девицы.

Та снова — в который раз за сегодняшнюю ночь — смутилась.

— Мы, русалки, — начала она, тщательно подбирая слова, — существа столь же старые, как это озеро…

— Ого! — развеселился Артур. — Еще нашлись долгожители!

— Многие века, пока оно существует на свете, мы из года в год, пробуждаясь весной и уходя на глубину поздней осенью, пока воды не скует лед, бродим по этим берегам, оставаясь сами невидимыми для людских глаз — кроме немногих дней в году, то есть ночей. Мы многое видим и многое слышим. А долгими зимами, когда воды скованы льдом и, высунувшись из полыньи, рискуешь превратиться в сосульку, мы через донные реки и ключи плаваем друг к другу в гости. По секрету вам скажу, синьор, на самом деле все-все озера, и реки, и даже моря связаны между собой…

— Davvero?[17] — старательно удивился Винченце.

— Да-да! И благодаря этому, мы, духи вод, можем путешествовать! — воскликнула, все больше воодушевляясь от своих же слов, дева. Остальные слушали ее очень внимательно — кажется, узнав о большом секрете русалок только сейчас.

— То есть, — подвел итог Винченце, — вы хотеть сказать, что однажды сможете отправиться и в Венеция?

— Да? — Такая мысль, похоже, еще не приходила ей в голову. — Ну разумеется! Синьор, я вам обещаю — однажды, зимним вечером или ночью, вы непременно услышите, как вас позовут. И оглянувшись, вы увидите в темной воде девушку…

— Вот будет неожиданность, — пробормотал Винченце, незаметно передернувшись от представившейся картины.

— Возможно, она передаст вам весточку от нас, — задумчиво закончила русалка, — а возможно…

— Ну нет! — остановил ее маркиз. — Уж вас вот я не хотел бы увидеть ночью под мостом в холодной грязной воде! Тем более домой я пока не собираться и надеяться встречаться с вами здесь еще хоть несколько свиданий.

— О да! Мы будем очень рады вашему визиту! — горячо заверила его девица. — Прошу вас, обязательно, непременно приходите! Мы будем ждать. Дорогой Артур! — обернулась она к баронету столь порывисто, что тот даже вздрогнул, — Пожалуйста, пообещайте мне, что, пока синьор Винченце гостит у вас, вы будете заходить к нам на огонек!

— Ну хорошо, — пожал тот плечами.

— И непременно приходите завтра! — уже потребовала русалка. — Я… мы будем очень, очень ждать… — повторила она, почти умоляюще глядя на итальянца.

Близился рассвет, и русалкам, к общему сожалению, пришлось возвращаться, как они выразились — в тину родного омута. До омута же, располагавшегося в неопределенно-дальнем конце озера, девушки отправились не вплавь, как можно было бы предположить, а на уведенной у рыбаков лодке. Стоявшая на корме высокая фигура старшей девы еще долго виднелась белым столбиком в легком синеватом предутреннем тумане.

— Ты проиграл, друг мой, — проводив лодку взглядом, пока та окончательно не скрылась за ширмой молочной дымки, сказал Винченце.

— А? — зевая, переспросил Артур.

— Ты есть проиграть, саго amico, — повторил маркиз. — Ты, помнится, говорить мне, что это не есть люди?

— А, ну… — затруднился с ответом тот.

— Ты раньше видеть, чтоб нимфы плавать на лодках? Есть хлеб? Мерзнуть и делать гусиный пупырышки на кожа от мокрый холодный одежда? И никак не реагировать на ветка полынь — той травы, что все ваши колдуны и ведьмы используют для отпугивания нечистой силы. И от русалок в особенности.

— Ну может, ты и прав… — вынужден был признать Артур. — Наверное, и впрямь деревенские девчонки развлекаются.

— О нет! — покачал головой Винченце. — Для contadina[18] она слишком хорошо знать история и география. Скорее эта русалка быть барышня из одной окрестный усадьба…

— Не исключено, — без интереса, как-то вяло согласился баронет.

Он уже мечтал побыстрей оказаться дома, в своей постели. Только итальянец не спешил уходить с берега.

— Артур! — окликнул он приятеля. — Здесь где-нибудь поблизости есть действующая церковь? Где-то на берегу?

— Нет, что-то не припомню такой… Тут леса да болота на десяток верст оттуда досюда. Откуда церкви бы взяться?

— Отчего-то потянуло ладаном и свечным воском, — задумчиво отметил Винченце.

И внимательно, даже как-то настороженно всмотрелся в темноту леса.

Нагнав взбиравшегося в седло Артура, Винченце вскочил на лошадь и рысью направился через луг к верхней тропинке — той, по которой прошли Феликс и Глафира.

— Ну давай здесь поедем, — зевая во весь рот, согласился Артур. — Эй, ты только не в ту сторону скачешь! Разверни лошадь-то! А то так до дома и к вечеру не доберемся.

Насмешка приятеля заставила Винченце резко натянуть поводья. Конь недовольно всхрапнул и последовал за вторым всадником, уж скрывшимся среди деревьев.

Но итальянец еще не раз оглянулся назад, словно пытаясь прожечь насквозь темную массу леса взглядом прищуренных глаз.

Обратную дорогу в деревню освещала уже румяная утренняя зорька.

Глафира шла впереди молча, сурово хмуря тонкие брови, крепко о чем-то задумавшись.

Феликс полагал бесполезным размышлять о чем-либо в столь ранний час, но нависшему тучей молчанию не мешал. Просто шагал следом, вдыхая запахи напитанных росой луговых трав.

У звенящего птичьими трелями перелеска Глаша вдруг встала, растерянно заозиралась по сторонам.