Юность Поллианны - Элинор Портер

— Продать дом? Ох, тётя, только не это! Ваш чудесный дом, в котором так много красивых вещей!

— Возможно, я должна буду это сделать, Поллианна. К сожалению, нам надо как-то питаться.

— Знаю, знаю, да я ещё всегда такая голодная! — пробормотала Поллианна, грустно усмехаясь. — И всё же я должна радоваться, что у меня такой хороший аппетит.

— Счастливая! Нашла чему порадоваться. Но что же мы будем делать, дитя? Я бы хотела, чтобы хоть минуту ты была серьёзной.

Вдруг лицо Поллианны изменилось.

— Я уже серьёзная, тётя Полли. Я уже думала. Я… я бы хотела… немного зарабатывать.

— Ох, дитя, как больно слышать, что ты мне это говоришь! — застонала вдова. — Дочь Харрингтонов должна зарабатывать свой хлеб!

— Совсем не так, — засмеялась Поллианна. — Вы должны радоваться, что дочь Харрингтонов достаточно сообразительна, чтобы заработать на хлеб! Это никого не унижает, тётя Полли.

— Возможно, и нет, но это совсем не приятно, после того положения, которое мы всегда занимали в Белдингсвилле.

Поллианна, казалось, не слышала, она погрузилась в себя.

— Если бы у меня был талант! Если бы я могла хоть что-нибудь делать лучше, чем кто бы то ни был в мире, — наконец вздохнула она. — Я немного пою, чуть-чуть играю, немножко вышиваю и штопаю, но ничего не могу делать хорошо, во всяком случае — настолько хорошо, чтобы мне за это платили. Я думаю, больше всего я люблю стряпать, — заключила она после минутной паузы, — и убирать. Помните, как я любила хозяйничать, когда Гретхен не приходила. Но я почему-то не хотела бы идти на чужую кухню.

— Как будто я тебе позволю! — передёрнулась миссис Чилтон.

— Конечно, если я буду стряпать на нашей собственной кухне, это нам ничего не принесёт, — сказала Поллианна, — мне никто не заплатит. А ведь деньги-то нам и нужны.

— Очень нужны, — вздохнула тётя Полли.

Воцарилось долгое молчание, которое опять прервала Поллианна.

— Представить только, что вы сделали для меня! А теперь, если бы только я могла, я бы помогла вам! Но я не знаю, как это сделать! Неужели я не родилась с тем, что гораздо дороже денег?

— Хорошо, дитя, прекрати. Конечно, если бы доктор… — дальше она говорить не смогла.

Поллианна быстро взглянула на неё и вскочила.

— Ну что вы, дорогая! — воскликнула Поллианна. — Не расстраивайтесь. Давайте поспорим, в один из этих дней у меня проявится какой-нибудь талант! Кроме того, это просто восхитительно, ведь сейчас столько неизвестного! Очень весело что-нибудь захотеть, а потом увидеть, исполнится ли это. Просто жить и верить, что у тебя будет всё, чего пожелаешь — нудно и неинтересно, — закончила она с весёлым смехом.

Однако миссис Чилтон не засмеялась. Она только вздохнула и сказала:

— Боже мой, Поллианна, какой ты ещё ребёнок!

ТЁТЯ И ПОЛЛИАННА ПРИСПОСАБЛИВАЮТСЯ К НОВОЙ ЖИЗНИ

Первые дни в Белдингсвилле были совсем не лёгкими ни для миссис Чилтон, ни для Поллианны. Они приспосабливались, а такое время редко бывает лёгким.

После путешествий и треволнений нелегко перестроить свой ум на то, чтобы сориентироваться в ценах на провизию и хитростях мясника. Тем, кому удавалось распоряжаться своим временем, как им вздумается, нелегко стать слугами того же самого времени, которое неумолимо диктует, что надо сделать. Их навещали друзья и соседи, и хотя Поллианна всегда приглашала их с радушием, миссис Чилтон, когда представлялась возможность, старалась найти отговорки и горько говорила ей:

— Сердечное участие! Да они хотят посмотреть, как Полли Харрингтон выглядит нищей.

О докторе миссис Чилтон говорила очень редко, хотя Поллианна прекрасно знала, что он никогда не исчезнет из её мыслей и что добрая половина её замкнутости — простая маска глубоких страданий, которые она не хочет выставлять напоказ.

За этот месяц Поллианна несколько раз видела Джимми Пендлтона. Первый раз он пришёл вместе с отцом, и всё шло гладко, но только до тех пор, пока не вошла тётя Полли и визит не превратился в натянутую церемонию. Потом Джимми несколько раз приходил один, как-то он принёс огромный букет, как-то — книжку для тёти. Два раза он приходил просто без всякой причины. Поллианна всегда встречала его с нескрываемым удовольствием, а тётя Полли после того, первого, раза с ним больше не виделась.

Большинству своих друзей и знакомых Поллианна очень мало рассказывала о перемене в обстоятельствах. Однако с Джимми она говорила свободно, и у неё постоянно вырывалось: «Хоть бы я хоть что-нибудь умела делать!»

— Я становлюсь ужасно расчётливой, — горестно смеялась она. — Теперь я всё измеряю на деньги, а думаю долларами и центами. Понимаешь, тётя Полли чувствует себя такой бедной!

— Это просто невероятно! — вспыхивал Джимми.

— Честно говоря, она чувствует себя гораздо беднее, чем она есть. Но я всё равно хотела бы ей помочь.

Джимми посмотрел на её печальное лицо, и его взгляд смягчился.

— Чем бы ты хотела заняться, если бы могла? — спросил он.

— Я бы хотела стряпать и прибирать, — улыбнулась Поллианна. — Я люблю взбивать яйца с сахаром и слушать, как ворчит сода в чашке с простоквашей. Я была бы счастлива, если бы знала, что надо стряпать целый день, но у нас на это нет денег… разве только ещё у кого-нибудь! Но… я не могу сказать, что я бы очень хотела… всё-таки на чужой кухне!..

— Что ты говоришь! — воскликнул Джимми.

Он опять посмотрел на её выразительное лицо, и уголки его губ как-то странно искривились. Он поджал губы, потом заговорил, медленно краснея.

— Конечно, ты можешь выйти замуж. Ты уже думала об этом?

Поллианна весело засмеялась. Её голос и движения были совершенно свободными, и это свидетельствовало о том, что сердце её не задето даже случайными стрелами Амура.

— Ох, нет! Я никогда не выйду замуж, — беспечно ответила она. — Прежде всего, я некрасивая, ты же знаешь. А во-вторых, я буду жить с тётей Полли и заботиться о ней.

— Некрасивая? — загадочно улыбнулся Джимми. — Неужели тебе никогда не приходило в голову, что может быть и другое мнение?

Поллианна уверенно мотнула головой.

— Нет, не может. Понимаешь, у меня есть зеркало, — возразила она, сопровождая свои слова радостным взглядом.

Звучало это кокетливо, то есть звучало бы кокетливо, если бы так сказала любая другая девушка, но, глядя на её открытое лицо, Джимми признался себе, что кокетства здесь нет. Вдруг ему стало понятно, почему Поллианна так не похожа на других. Каким-то образом в ней сохранился прежний, чистый, взгляд на вещи.

— Почему ты считаешь, что ты некрасивая? — спросил он. Хотя он и знал её, он задохнулся от своей дерзости, невольно подумав, с какой молниеносной быстротой девушки, которых он знал, возмутились бы тем, что он с ними согласен. Но с первых слов Поллианны он понял, что даже этот затаённый страх неоснователен.

— Почему? — печально усмехнулась она. — Такая уж уродилась. Ты, может быть, не помнишь, но когда-то давно, когда я была маленькой, мне всегда казалось, что, когда я приду на небо, у меня будут чёрные кудряшки.

— Это и сейчас твоя заветная мечта?

— Н-нет… — смутилась Поллианна. — Но они мне всё равно нравятся. Да и кроме того, ресницы у меня не длинные, нос не греческий, не римский и не какой-нибудь такой, который считается красивым. Просто нос. Лицо длинное или слишком короткое… не помню, какое именно, но я его один раз измеряла и сравнивала с лицом образцовой красавицы. У неё ширина лица должна быть равной пяти глазам, а ширина глаза… чему-то ещё. Я забыла, только мои глаза всё равно не подходят.

— Что за мрачная картина! — рассмеялся Джимми. И, с восхищением глядя на восторженное лицо и выразительные глаза, он спросил: — А ты смотрела в зеркало, когда разговариваешь?

— Конечно, нет! Зачем?

— Ну тогда как-нибудь попробуй.

— Что за смешная мысль! — засмеялась она. — А что я должна говорить? Скажем, так: «Если тебя не устраивают твои ресницы и твой нос, радуйся, что у тебя всё-таки есть и нос, и ресницы!»

Джимми расхохотался вместе с ней, но на лице его появилось странное выражение.

— Ты всё ещё играешь в свою игру, — сказал он. Поллианна удивлённо повернула голову и посмотрела на него.

— Ну конечно! А что? Джимми, ведь я бы ни за что не выжила эти последние шесть месяцев, если бы у меня не было игры! — голос её немножко дрогнул.

— Просто я не слышал, чтобы ты о ней упоминала, — заметил он.

Она покраснела.

— Я думаю, что просто боюсь много говорить… с незнакомыми, ведь им всё равно. Когда мне двадцать, это не так, как было в десять… Конечно, я понимаю… Люди не любят, чтобы им проповедовали, — закончила она с грустной улыбкой.

— Да, — кивнул молодой человек. — Но иногда мне интересно, Поллианна, понимаешь ли ты всю глубину этой игры и что она сделала с теми, кто в неё играет?