Диагноз - Александра Захарченко

батя из него вышел, любо-дорого взглянуть.

— А ты? — неожиданно даже для себя, спросила я, — Ты никогда не хотел детей? Ну, своих.

Сережа посмотрел на меня сочувственно, как на деревенскую дурочку:

— Ты-то сама как думаешь, очень вяжется мой образ жизни с детьми? — усмехнулся он, поправляя на мне одеяло, сползшее от моей возни.

— Мне всегда казалось, что к тридцати ближе у вас наступает кризис среднего возраста и вас начинает тянуть к семейной идиллии, — немного подумав, я насмешливо добавило, — Именно в том возрасте, когда женщина, напротив, осознает, что одной лучше и вся эта сопливая чепуха, навязанная обществом, ей и даром не нужна. Парадокс.

— Я вообще детей не очень люблю, — честно признался он, — Это племянник ещё куда ни шло. И то — закинет мне его Оксана на выходные раз в месяц, а я потом высшие силы благодарю, что это не мой ребенок. Ну как, удовлетворил твое любопытство?

— Почти, — подняв голову, делаю задумчивое выражение лица, — А почему ты сказал, что сестра увлекающаяся, вся в мать?

— Потому что так оно и есть, — улыбка на его лице становится лишь шире, — Батька с мамой познакомился, когда она с транспарантами напротив местной администрации стояла, требовала власть сменить, очень уж она ей не нравилась. Он-то, как раз, по обратную сторону баррикад был, в администрации работал. Полюбили они, значит, друг друга — и сразу мамулю власть стала устраивать, — не сдержавшись, я издала смешок, заразившись его веселой улыбкой, — Зато перестала устраивать незаконная вырубка лесов. В Гринпис вступила, мясо перестала есть, соседке норковую шубу краской облила и на двери соседкиной маркером «убийца» написала. Отец только и успевал участковому «на чай» отстегивать. Потом у нее проблемы начались со здоровьем, из-за диеты ее вегетарианской, она как раз мною беременна была, и с «зелеными» завязать пришлось. Решила она книгу писать.

— Забросила? — уточнила я.

— Нет, — спокойной ответил он, — Написала, ее даже издали, — хвастливо заметил он, но после, немного смущённо и картинно пожаловался, — Только она мне до шестнадцати лет ее не показывала.

— В шестнадцать показала? — вновь уточнила очевидное.

— Нет, — очередной смешок и… — В шестнадцать я ее сам нашел. Понял, что сексуальная жизнь моих родителей была весьма насыщенной и батька у меня тот ещё затейник, — хмыкнул Сергей. — Пещеры желаний, нефритовые стержни, растекающееся по венам блаженство, слезы счастья и клятвы в вечной любви.

— Надеюсь, родителям ты это не сказал, — рассмеялась я.

— Почему не сказал? — удивился он, — Сказал! — радостно и следом добавил обиженно, — Но они не сильно обрадовались…

Мне много, о чем ещё хотелось спросить его, но я решила оставить это на другой раз. Он и так за сегодня сказал больше, чем за все время нашего знакомства, и я это очень ценила. Мне нравилось, что Сережа не боится открыться передо мной. Нравилась его искренность. Мой порочный избалованный мальчик, оказывается, может быть и таким.

— Отдохнула? — спросил он.

— Секс? — спросила я.

— А я уже передумал, — мстительно фыркнул Сергей. — Вставай. Поедем в парк смотреть на город почти что с высоты птичьего полета. А потом в парикмахерскую, ты обещала!

— А я-то надеялась, что ты забыл, — с сожалением произнесла я.

— Я ничего не забываю.

***

Билет на колесо обозрения стоил немало. Два билета вписывались в мой недельный бюджет, и я поймала себя на мысли, что раньше мне и в голову не пришло бы потратить столько денег на развлечение. Я привыкла экономить деньги. Особенно когда они были. В университете я перебивалась стипендией и редкими заработками, мечтая о том, что в будущем буду сорить деньгами направо и налево. Устроившись на работу, я осознала, что зарплаты мне хватает ровно на оплату квартиры и на то, чтоб не сдохнуть от голода, и сор деньгами отменяется на неопределенный срок. Иногда чуть ли не впроголодь сидеть приходилось, чтобы позволить себе обновить гардероб. Позже, конечно, зарплату подняли, стали премию начислять, но привычка экономить так и осталась.

Счастливый Сергей, подбежал ко мне, держа в правой руке две палочки с сахарной ватой.

— На, — он протянул одну мне. — Попробуй вкус детства.

— Нас примут за парочку извращенцев, — буркнула я, все же принимая из его рук лакомство.

— Коими мы, если подумать, и являемся, — пожал плечами мужчина, — Я тебя вообще сейчас облапаю. Или поцелую взасос, чтоб все видели, — с пугающей решимостью произнес он, — Что ты на меня так смотришь? Можно и оторваться напоследок, ты же умираешь.

— Но ты-то нет, — напомнила я.

— А мне монопенисуально, что обо мне подумают, — фыркнул он, отрывая от сладкого облачка кусочек и отправляя в рот.

— Прости? — уточнила я, когда приличный комок ваты наконец растаял на языке, возвращая мне способность говорить.

— Плевать мне, говорю, — хмыкнул он.

Вблизи колесо оказалось больше, чем я думала, у меня даже дыхание перехватило. Сергей бегал туда-сюда, предвкушая старт в небо, а я, обливаясь потом, была готова отдать сумму вдвое больше той, что отдали за билеты, лишь бы меня отпустили домой. Сергей мое настроение уловил, схватил меня за руку очень вовремя и потащил в кабинку.

— Хватить трястись, — строго сказал он, пытаясь, видимо отвлечь меня, — Не ребенок. Не так уж тут и высоко… И кабинки очень надежные, по себе знаю.

— Ты в них прыгал, что ли? — выдавила я из себя, вцепившись в поручни. Мне кабинка не показалась такой уж безопасной.

— Сексом занимался, — насмешливо хмыкнул он.

— Я серьезно, — обиделась я, с ужасом выглядывая за борт.

— Я шучу, по-твоему? — удивился он.

— Да ну нафиг! — не поверила я.

— А Свете понравилось, — самодовольно оскалился Сергей.

— И вообще, кому суждено помереть от пятна на снимке, с колеса не свалится, — с философским видом изрек он.

— А вдруг ты свалишься? — оптимизм из меня таки прет.

— Не свалюсь, — заявил он уверенно, — Мне цыганка нагадала, что я в девяносто лет помру, от передозировки «Виагрой».

— Придурок, — пихнула я Сергея и неожиданно для самой себя, действительно успокоилась. Ну, по крайне мере, до тех пор, пока конструкция не начала двигаться вновь.

— Твою мать! — взвыла я, вцепившись в ладонь несчастного Сергея.

— А ну отпусти меня, трусло ссыкливое, — он безуспешно пытался отогнуть мои пальцы. — Лена, блин! И глаза открой, ты как видами собралась любоваться?! Я тебя сейчас сам отсюда выкину!

Угроза подействовала. Я открыла глаза. Это было ровно настолько завораживающе красиво, насколько и страшно. А ещё красивее был Сергей, возмущенный, раскрасневшийся, потирающий ладонь с отпечатками моих ногтей.

— Ты чего? — только и успел выдохнуть он, когда я полезла к нему целоваться.

В следующий раз, когда он