Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Садись, посиди немного, — тихо сказала Оу Линю, отодвигаясь в самый уголок кресла.
— Нет, не надо, сиди спокойно. — Линь остался с задумчивым видом стоять позади, облокотившись на спинку.
— Я постою, — Оу встала, — а ты отдохни, а то ноги устанут.
— Нет, — Линь положил руку ей на плечо, — сиди, тебе говорят, я не устал.
— О чем ты задумался?
— Попробуй, может догадаешься?
— Да нет, я часто тебя не понимаю, — сказала Оу, поглаживая смирно лежащего у ног буйволенка. — Лучше ответь, веселые у тебя мысли или пет?
— Веселые. Пытаюсь представить себе, будто ты не швея из Дананга и не девочка из крестьянской семьи в Куангчи, а я не несчастный, забритый в вояки парень.
— И кем же ты меня в своих мечтах сделал?
— Ты — принцесса, путешествуешь и случайно оказалась в этом городе как раз в тот момент, когда город начал менять кожу.
— Не хочу быть принцессой!
— Что ж, тогда остается признать, что мы всего-навсего две песчинки, поднятые ураганом!
— Вечно тебе все не так! Вот несносный! Нет тут ничего веселого…
— Ну вот! Живем в такую минуту, о которой в старых книгах сказали бы: светопреставление! И мы с тобой именно в середине светопреставления встречаемся и влюбляемся друг в дружку…
— Ой, ну прямо как старичок рассуждаешь! Скажи лучше, что делать, когда домой вернемся? Если Нгиа и Кук поженились, значит, мы тоже родственники?
— Ну и что? Имеем полное право жениться, никаких таких обычаев нет, чтобы этому препятствовали!
— А ты меня и в самом деле любишь?
— Люблю. — Линь положил руки ей на плечи, и Оу вновь ощутила, что у него на левой руке осталось всего два пальца. Она осторожно погладила эту руку.
— Тебе больно?
— Нет. Прошло четыре года, болеть уже не может. Ты боишься сделать мне больно, поэтому так осторожна? Знаешь, четыре года назад, когда тот солдат выстрелил и попал мне в руку, у меня было точно такое же ощущение, как только что, когда ты ее погладила, — пальцы вдруг точно обожгло, а боли я никакой не почувствовал.
— Ну вот, опять ты придумываешь. — Оу выпустила его руку и обняла за плечи.
— Да нет же, не придумываю, правда так было. Наша группа уже выполнила задание и отходила, и возьми тот солдат немного правее, я наверняка почувствовал бы это жжение в спине, как раз там, где сейчас лежит твоя рука!
— Хватит, замолчи, от твоих слов жутко делается!
— Но ведь так бы и случилось! — Линь удержал руку Оу, которую она непроизвольно отдернула. — Это его величество случай, на войне такое может произойти в любую минуту. Если бы волей этого случая четыре года назад были бы покончены мои счеты с жизнью, не случилось бы другого, гораздо более худшего.
Оу резко обернулась к нему. Ее глаза, казавшиеся в сумерках огромными, были полны испуга.
— Что ты хочешь сказать?
Линь долго молчал, потом, сев на землю у ног Оу рядом с дремавшим буйволенком, ответил:
— Сама должна догадаться. У нас ведь вся семья революционная. Отца и мать каратели убили, я с малых лет с подпольщиками был связан. А сейчас что? Вот смотри, свидетельство об освобождении, выданное революционным комитетом.
Оу ласково положила руки ему на плечи:
— Успокойся, ты никогда не был их солдатом, слышишь?!
— Но ведь это же было, было!
— По принуждению. Но сам ты всегда был с нами. Я знаю, какой ты!
— Но об этом знаешь только ты одна! Этого мало…
— Ничего, скоро узнают все.
— Ладно, пока для меня достаточно и тебя одной.
Оу смотрела, как он гладил буйволенка, по-прежнему послушно лежавшего у ее ног.
— Был такой случай, я тогда еще совсем мальчишкой был, мы действовали в городе Куангчи, и нам всем пришлось переодеться в форму марионеточных солдат. Так вот, когда они отправили меня в военное училище и я надел их форму, мне все казалось, что я опять переодетый, как тогда.
— Тебя долго держали в тюрьме?
— Три месяца, а потом медицинское освидетельствование и училище. Я тогда все время себя спрашивал: просто по подозрению меня взяли или прослышали о готовящемся нападении на полицию? Оказывается, им просто солдат набрать надо было.
— Конечно, тебе надо было бы бежать. Только, наверное, это было очень трудно?
— Естественно, однако невозможного нет, и при большом старании это удалось бы сделать. Но у меня такая мысль созрела: что, если остаться, посмотреть как бы изнутри, что у них изменилось, ведь тогда объявили о вьетнамизации войны? Недаром же я разведчик! И точно, в училище я узнал много полезного — и про повое вооружение, и про новую тактику… Прости, но не будем больше об этом — и говорить-то тошно, об училище этом как о каком-то аде вспоминаю…
— А разве после было легче?
— Как сказать. В части я пробыл всего полмесяца, стояли в джунглях, на ключевых позициях, к западу от Тхыатхиена.
Помолчав немного, Линь снова продолжил:
— Вот там-то я и ощутил весь трагизм своего положения. Ведь на другой стороне были свои — мои товарищи, наши бойцы. Мы с одним солдатом сговорились, ему лет сорок уже было — он сам из Фуванга, крестьянин, — хотели прощупать остальных и устроить что-нибудь. Больших усилий не потребовалось бы. Мало найдется армий, где солдаты так легко поддавались бы панике и так бы верили всяким предрассудкам! Смешно сказать, не успеет солдат вырыть окоп, как уже ищет кусок фанеры или картона, чтобы устроить алтарь предков — молится, чтоб его пули стороной обходили… Да еще и украсит этот алтарь по-всякому…
* * *— Подожди, кажется, это та женщина плачет, у которой мы вещи оставили. — Оу обернулась назад и настороженно прислушалась.
— Как. Ты ничего не поняла? Мужчина в гимнастерке, которому я уступил место для палатки, ее муж, — ответил Линь. — И у них было серьезное объяснение.
— Что?! — удивилась Оу. — Мне она сказала, что ее муж в Золине.
— Не думаешь же ты, — засмеялся Линь, — что младенец родился от человека, который несколько лет безвылазно сидит в Золине?
— Да, теперь, кажется, понимаю… Только мне она все равно симпатична.
— Хорошим людям, как правило, не везет. Сама знаешь, сколько сейчас разбитых семей. Все понятно: жены, спасая детей, уходили от обстрелов и бомбежек туда, где потише, а мужья оставались защищать освобожденные зоны. А женщин, бежавших на Юг от бомб, вынуждали заводить себе новых мужей — то прельщая каким-нибудь жалким добром, то заставляя силой…
— Наверное, и она так — бежала, а потом нашла себе нового мужа. А теперь небось раскаивается и решила вернуться к первому.
— Угу, только это не все. Новый муж бросился вдогонку и умоляет вернуться к нему. Они сегодня всю ночь и целый день только и делали, что выясняли отношения. Посмотрим, что она к утру решит — поедет дальше, в Золинь, или вернется?
* * *К западу от шоссе появлялись и пропадали вереницы холмов. Небо было светлым, а утренний воздух — таким прозрачным и легким, что цепи гор и джунгли точно приблизились сюда, к шоссе, и над всем этим разливался мягкий, казавшийся искусственным свет. Над плавно изгибавшейся линией холмов тут и там поднимались дымки темно-фиолетовых или оранжевых сигнальных костров. Там, где было море, у одной из высоких дюн полыхал большой пожар, мерцающее зарево охватывало край неба.
Шедшие порожняком «ЗИЛы» одной из воинских частей рано утром заехали в Хюэ забрать беженцев, возвращавшихся в Куангчи, и теперь, переполненные людьми и вещами, неслись по шоссе номер один. Тентов и навесов на них не было. Тесня людей, громоздились в открытых кузовах груды нехитрого скарба — столы, стулья, небольшие домашние алтари, даже вывески и прочее добро — от ведер до метелок.
В управлении, занимавшемся перевозками, беженцев привыкли делить на три категории: тех, кто оставил родные края несколько десятков лет тому назад, тех, кто ушел в семьдесят втором, и тех, кто бежал в марте этого года. Вот этим-то третьим и выпала самая нелегкая доля: проделать безумно трудный путь дважды, туда и обратно, постепенно побросав по дороге все свои вещи.
Когда машины проезжали через обгоревший, захватанный языками пламени деревянный мост, Линь — они с Оу были на одном из этих «ЗИЛов» — повернулся к девушке и пошутил:
— Ну вот, въезжаем в Куапгчи, отныне ты больше по принцесса!
— Кого же ты теперь намерен из меня сделать? — засмеялась Оу.
— Стань снова девушкой из Куангчи, сноровистой в поле и ловкой на лодке! — Линь подхватил свое кресло и, высоко подняв его над головой, швырнул этот трон через ограду моста прямо в реку. Оно пошло ко дну не сразу, отце какое то время продолжало покачиваться среди ряски и пузырей под формами моста.
Они стояли, поддерживая друг друга. Оу ощупью отыскала раненую руку Линя, крепко сжала ее. «ЗИЛ» мчался по асфальту шоссе вперед, на север. По обеим сторонам убегали назад последние деревеньки и желтоватые поля.
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Страна поднимается - Нгуен Нгок - О войне
- Высоко в горах - Нгуен Нгок - О войне
- Лес сану - Нгуен Нгок - О войне
- Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника - Армин Шейдербауер - О войне
- Последний выстрел. Встречи в Буране - Алексей Горбачев - О войне
- Фальшивомонетчики. Экономическая диверсия нацистской Германии. Операция «Бернхард» 1941-1945 - Антони Пири - О войне
- Танкист-штрафник. Вся трилогия одним томом - Владимир Першанин - О войне
- Мы вернёмся (Фронт без флангов) - Семён Цвигун - О войне
- Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой - Уильям Жеру - История / О войне