Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

С его чисто греческой красотой, блондин, стройный и полный достоинства, он никогда не протестовал против иностранной одежды для посвященных, в которую его одевали, и равнодушно взирал на изумленную публику. Паскаль был изготовлен из дерева и стал талисманом дома № 21. Позже для этого славного персонажа подобрали славную, неприметную жену, ставшую известной под именем Паскалина.

В наши дни бутик превратился в достопримечательность Парижа. Туристы его фотографируют, тратя последнюю пленку перед возвращением на родину, а потом вспоминают о Париже. Бутику досталось хорошее место неподалеку от Эйфелевой башни, Трокадеро, «Отеля инвалидов», Версальского дворца и «Фоли-Бержер»[64].

Длинное платье с высокой талией и длинными рукавами от Скиапарелли, коллекция зима 1931 г. Фото Эдварда Стейшена

Теперь Скиап по-настоящему в деле, и она расправила плечи; это уже больше не игра.

«Stop, look and listen!»[65] – вот тема того года.

Тогда Скиап поднялась в разреженные, наиболее фантастические области своего воображения и испустила каскад фейерверков. Моя фантазия и изобретательность развернулись в полную силу при полном безразличии к тому, что скажут люди, но и вопреки всякому практическому смыслу. Абсолютная свобода выражения и возможность осуществить попытки дьявольской смелости – вот чего она искала. В этот знаменитый год появились вечерняя одежда из твида, вечерние дождевики, сари из вышивок, стеклянные платья, пуговицы из луидоров и соверенов, которым не страшна никакая девальвация. Олицетворение элегантности в моде, – мадам Харрисон Уильямс имела в своем гардеробе платье из розового стекла с розовыми камелиями – и выглядела в нем как ангел.

Эльза Скиапарелли в вечернем костюме с пелериной, коллекция осень 1933 г. Фото Джорджа Гойнинген-Гюне

Шапки в газетах были такими – «Коллекции Скиапарелли хватило бы, чтобы привести к кризису!», «Парижская мода охватывает королевство и республику!» Мир в то время был поделен на королевства, республики и диктатуры, а Европа занималась проблемой итальянско-эфиопской войны. В самые критические годы, когда мода становится эксцентричной и сумасшедшей, она попадает, без сомнения, в разряд политики. Чувствуя, откуда дует ветер, Скиап представила некоторые королевские туалеты, вышитые жемчугом, другие – смело декольтированные, но что удивило больше всего несчастных, ошарашенных журналистов, это застежки-молнии, которые появились не только впервые, но и в самых неожиданных местах, даже на вечерних платьях. Вся коллекция кишела молниями. Удивленные клиенты покупали, покупали, покупали… Они были готовы увидеть пуговицы самого странного вида – это и правда одна из особенностей нашего дома моды, – но не такие застежки. Лучше меня самой они поняли значение новой тенденции, и их очень хорошо покупали. Для нас это было очень хорошо, т. к. арендная плата все время возрастала. К несчастью, в день поставки товаров телефон звонил без остановок, и возмущенные голоса всех посредников твердили одно и то же: «Платья не могут быть отправлены!» По странной причине, до сих пор мне неясной, существовало соглашение между Америкой и Францией, чтобы застежки-молнии не импортировать. Телеграммы, телефонные звонки через океан – весь этот спор принял размеры политического события. Но через несколько дней женских истерик, полного истощения платья наконец ввезены в США, и с тех пор по этому поводу никто больше не беспокоился.

Манекенщица в ярких варежках, шарфе и шляпе, контрастирующих с простым пальто от Скиапарелли, 1935

Проблемы быстрого одевания людей и начинавшая ощущаться нехватка слуг сильно обострились. Скиап сделала кухонные фартуки, чтобы американские женщины, готовя обед, оставались элегантными. Один из предметов, который более других затрагивался упрощением жизни, – постельное белье. Сложные плиссировки, настоящие кружева, простыни из чистого шелка быстро исчезали. Началось медленное проникновение вещей, которые можно стирать самим и требующие минимальной глажки.

Я вспоминаю по этому поводу историю одного меланхоличного принца: ему сообщили, что, если он хочет найти счастье, надо носить рубашку счастливого человека. Он обошел весь свет и отыскал старика, который показался ему совершенно счастливым: «Меняем твою рубашку на мое королевство!» – воскликнул одержимый принц. Но тот ответил:

«А у меня никогда и не было рубашки!»

Точно так же современная женщина, вероятно, более счастлива в связи с сокращением числа предметов нижнего белья.

Ширмы, о которых уже упоминалось, последовали за мной и на Вандомскую площадь, в большие помещения. Подобно кабинкам для исповеди, они хранили свои секреты многих тайн, уловок, но можно было не опасаться, они не выйдут за пределы этих святая святых, и действительно за их пределы разоблачения никогда не выходили. Лишь они слышали рассказы супруг и любовниц, видели изуродованные тела женщин, слывших красавицами, и прекрасные – считавшихся некрасивыми. Скиап слушает и смотрит на это с жалостью и сочувствием, но в шесть часов она уходит из офиса и все забывает. Значит, нечего опасаться…

Деталь вечернего костюма от Скиапарелли, 1936

Тем летом я совершила путешествие по Скандинавии и Дании на яхте Грэма Уайта в компании нескольких друзей, среди них был мой поклонник Питер. Швеция, которая лучше всех решила свои социальные проблемы, была чистой и здоровой, что я и ожидала увидеть. Жители наделены простой красотой, на улицах не встретишь нищих или бросающейся в глаза бедности. Можно наслаждаться жизнью на открытом воздухе: сотня островов окружает Стокгольм, ими усыпано и все побережье. Шведы дали нам Грету Гарбо и Нобелевскую премию; Норвегия – Ибсена; Дания – Гамлета. Я как можно дальше заехала вглубь Лапландии в тряском поезде, но увидела, клянусь, единственного лапландца, он перебегал с одного вокзала на другой и ожидал прибытия поезда, усевшись на корточки, что придавало всей сцене местную окраску. Я останавливалась в отелях, где бесполезно искать звонок, телефон или прислугу, зато еда и напитки были замечательными и оказывались в номере как бы сами собой.

Русская балерина Любовь Чернышева в костюме от Скиапарелли, 1934

Мы проехали в Швецию по каналам, останавливались, чтобы принять ванны из водорослей в Копенгагене. Там однажды я отправилась на рыбный базар, где пожилые женщины часами ожидали, сидя на парапете канала, живых рыб, чьи бока блестели на солнце. Женщины прикрывали головы уборами, сделанными из газет. Остановившись, Скиап некоторое время смотрела на них, а когда возвратилась в Париж, попросила вызвать к себе Колкомбе, самого смелого фабриканта текстиля, и сказала ему:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});