Книга шестая: Исход (СИ) - Злобин Михаил

– Хм… не буду даже спрашивать, зачем это нужно. Надеюсь, это последний пункт в списке?

– Разумеется, нет. Еще мне будут нужны добровольцы.

– В плане?

– Люди, готовые принести себя в жертву.

– В жертву? – Глупо переспросил мой собеседник, и у меня вдруг сложилось впечатление, что он не совсем понимает, кто я такой на самом деле.

– Именно. Причем, они должны вызваться на это сами. Никаких понуканий, никакого шантажа, никаких принуждений. Только по своему собственному желанию.

– И где нам взять столько самоубийц?! – Возмутился российский лидер.

– И не просто самоубийц, – подлил я масла в огонь, – а только лишь подходящих.

– Вы ставите очень сложные задачи, Сергей…

– Я и не говорил, что будет легко, сейчас и мне, и вам нужно мобилизоваться и приложить множество усилий. Нам предстоит война. Кровавая, грязная, тяжелая. Лучше подумайте о том, кого станете отправлять на передовую, если у меня ничего не выйдет.

– Надеюсь, вы знаете что делаете, и до этого не дойдет, – нахмурился президент.

– Я тоже на это надеюсь…

***

Пока российское правительство готовило для меня плацдарм для выращивания Измененных, я решил не терять времени даром и отправиться на свидание с Амелиным. Кто бы мог подумать, что моим главным оппонентом в минувшей войне будет тот самый военный, который хотел перетянуть меня в качестве инструктора в свое ведомство и, по сути, стал тем, кто помог мне бежать из «Матросской Тишины». Ирония жизни, порой, кидала нам такие жестокие насмешки, что невольно становилось затруднительно поверить в то, что судьба на самом деле слепа.

Но да, сейчас я шел к нему именно на свидание, потому что, как мне объяснили, бывшего генерал-полковника за его поступок обвинили во всех смертных грехах, причислили к врагам народа и заперли на долгие-долгие годы в тюряге на особом режиме. Не самая лучшая участь для спасителя страны, коим его должны были считать все, ведь так совпало, что именно после его ядерной атаки мое мертвое воинство пало. Но у президента на эту ситуацию был иной взгляд, и Амелину досталась за его «подвиг» максимально суровая награда.

Впрочем, насколько я слышал, он по этому поводу не переживал, поскольку сам считал, что выполнял свой долг. Оставалось надеяться, что лицезрение живого меня не сильно ударит по нему, и что заполучив нового врага в лице Древнего, он найдет в себе силы и упрямство двигаться дальше.

Не то чтоб я так остро нуждался именно в этом человеке, просто мне требовался какой-нибудь опытный стратег, который сумеет помочь спрогнозировать, какие дальнейшие шаги станет предпринимать Темный Жрец. И Амелин на эту роль подходил лучше кого бы то ни было. Если учесть, что он не побоялся уронить на головы своему же начальству ядерный снаряд, да еще и сделать это так, чтоб никто не сумел его остановить, значит, изобретательности ему не занимать.

А уж как удачно совпало, что он теперь находился в полной опале, это не передать! После такой пощечины от собственной державы, его будет сложнее настроить против меня, если у кого-либо из первых лиц возникнет такая надобность.

Так что сейчас я шел по неприветливым коридорам казенного дома, которые очень живо напоминали мне о моем пребывании в «Матросской тишине», и вдыхал тягучий смрад эмоций томящихся в заключении людей. Здесь, как мне показалось, в воздухе витали куда более тяжелые миазмы, нежели в том СИЗО, где мне довелось побывать в качестве заключенного. И если там условия были не сахар, то в этом месте, по-видимому, и вовсе их можно назвать откровенно скотскими. Кстати, первым свидетельством того, что именно таковыми они и являлись, стал тот факт, что в этом пенитенциарном учреждении отсутствовала комната свиданий в принципе. Поэтому сейчас меня сопровождали прямиком в камеру к бывшему генералу.

Идущие рядом правоохранители боязливо сторонились меня, не подходя ближе полутора метров, и украдкой, думая, что я не замечаю, рассматривали мое иссеченное когтями Морфов лицо. Ну, в этом их я мог понять. Хоть Дар и затянул все раны, шрамы никуда не девались, и сейчас моя рожа выглядела так, будто ее совсем недавно пытались перемолоть в мясорубке. Да и едва не оторванное ухо как-то криво приросло, довершая картину всеобщего уродства. Интересно, а что Вика скажет, когда увидит меня таким…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Подойдя к одной из многих металлических дверей, один из тюремщиков распахнул «кормушку» и заглянул внутрь.

– Встать! – Скомандовал он. – Отойти в угол, руки за голову!

А я вдруг увидел, как из передаточного окошка прямо в лицо полицейскому медленно выплывают клубы Тьмы, но тот, не умея их видеть, не проявляет никакого беспокойства. Я тут же подскочил к двери камеры, и оттер плечом ничего не понимающего тюремщика. Как я и ожидал, камера оказалась затоплена черным туманом, который мог означать только одно…

– Бегом за фельдшером! – Рявкнул я одному из правоохранителей, а потом повернулся к другому. – А ты быстро камеру отпирай!

Раздавшийся топот тяжелых берец известил меня, что мое поручение кинулись выполнять незамедлительно. Даже спрашивать не стали, кто я тут такой, чтобы раздавать указания столь приказным тоном.

Пронзительно скрежетнули металлические петли, и я залетел внутрь, втягивая разлитый в воздухе мрак. Собственно, врачи здесь уже не помогут. Если произошел исход Силы, значит, мозг умер, и никакие реанимационные мероприятия человека с того света уже не вернут.

Впитав всю разлитую в камере Тьму, я наконец смог увидеть и понять картину произошедшего здесь. В крохотной конуре, едва ли больше, чем два на два метра, на полу возле простой металлической кровати, свесив на грудь голову, сидел немолодой мужчина. Он расположился прямо на полу, сидя у изголовья прибитой к полу шконки, и если бы не его сведенные судорогой пальцы рук, можно было бы подумать, что он просто в таком положении задремал.

Подойдя ближе, я коснулся его щетинистого подбородка и откинул ему голову, открывая вид на длинную полоску хлопчатой ткани, выгрызенной, судя по всему, зубами из тюремной простыни. Она опоясывала его горло, глубоко впиваясь в кожу, и тянулась к спинке кровати, будучи обвязанной вокруг металлической душки на самый простой узел. Язык бывшего генерала разбух и вывалился изо рта, а губы приобрели синюшный оттенок. Это значило, что смерть наступила совсем недавно, буквально за считанные минуты до нашего прихода.

– Чего это он? Того что ли? – Очень красноречиво спросил полицейский, тараща глаза, будто никогда не видел трупов.

– Того-того… и ваш фельдшер здесь не поможет.

– А если…

Что «если», я узнать не успел, потому что направил в тело покойного генерала Силу, и посиневший труп начал дергаться, переживая процесс возвращения его протестующей души обратно в мир людей. Выглядывающий у меня из-за плеча правоохранитель тонко взвизгнул, как собака, которой наступили на лапу, и пулей вылетел из камеры. Громыхнула железная дверь, лязгнул запор, и я понял, что он со страху запер меня наедине с Амелиным.

Ладно, хрен с ним. Скоро одумается и откроет, невелика беда. А я пока познакомлюсь со своим новым коллегой, который немного поторопился с тем, чтобы сводить счеты с жизнью. Быстро пробежав по его памяти, я убедился, что причиной самоубийства бывшего генерала был я. Точнее, известие о моем возвращении. Он-то полагал себя героем, который наплевав на все, включая прямые указания президента, сделал все по-своему и все-таки одолел мертвую заразу, бесчинствующую в столице. Километры разрушений, десятки тысяч жертв, разорванная в клочья репутация страны – вот та цена, с которой Амелин мирился, утешая себя мыслью, что одолеть меня иначе было невозможно. Она была тем самым стержнем, который не позволял ему сломаться под гнетом иступляющей вины. Но и он рассыпался в труху, когда к генералу пробрался какой-то доброхот из числа его бывших подчиненных, чтобы поделиться откровением о том, что я вернулся. М-да, услужил, ничего не скажешь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})