Масоны - Алексей Писемский

- Грамотный! - отвечал тот.

- Потрудитесь мне написать ваше имя, отчество и звание, присядьте на этот стул, и вот вам бумага и перо!

Молодой человек исполнил это приказание, и та посадка, которую он при этом принял, та умелость, с которою он склонил голову набок и взял в руки перо, а также и красивый, бойкий почерк опять-таки напомнили Крапчику более семинариста, чем лавочника.

- А на счетах и арифметику вы знаете?

- Знаю-с!

- Первую и вторую часть?

- Только первую! - объяснил, слегка подумав, молодой человек.

- Но где ж вы всему этому научились?

- Сначала у священника нашего, а потом в училище!

- В духовном или светском? - допытывался Крапчик.

Молодой человек опять-таки позамялся несколько.

- В светском!.. Где ж в духовном! - ответил он.

- Паспорт вы, конечно, имеете?

- Имею-с!

И молодой человек подал паспорт на имя мещанина Василия Иванова Тулузова. Крапчик очень внимательно прочел все приметы, написанные в паспорте, и они ему показались схожими с молодым человеком.

- И шрам на левой руке даже обозначен! - заметил он.

- Шрам есть у меня! - подхватил молодой человек и, загнув рукав у сюртука, показал весьма небольшой и еще красноватый рубец.

- Давно он у вас? - расспрашивал Крапчик, как бы подталкиваемый каким-то тайным подозрением.

- Недавно-с!.. Перед отъездом почти оцарапнул себе это гвоздем! объяснил молодой человек.

- Какое же вы жалованье желаете получать? - поставил, наконец, последний вопрос от себя Крапчик.

- Жалованье, ваше превосходительство, у нас, например, по торговой части, кладется, глядя по заслуге, и что вы мне назначите, - тем я и доволен буду.

"Значит, надеется на себя!" - подумал не без удовольствия Крапчик, но вслух, однако, проговорил довольно суровым голосом:

- На всех этих условиях я могу вас взять к себе!.. Имение мое, которое вам поручится, по хлебопашеству незначительное; но оно значительно по оброчным сборам!.. Скотина, мой теперешний управляющий, накопил пропасть недоимки, которую вы прежде всего должны собрать. Способ для того такой: вы объезжайте всех соседних подрядчиков, которые вот именно великим постом подряжают рабочих и выдают им задатки, и объявите им, чтобы крестьянам моим, на которых у меня числится недоимка, они денег на руки не выдавали, а вручали бы их вам; если же подрядчики не сделают того, вы не выдавайте недоимщикам паспортов.

В прежнее время обыкновенно Крапчик порол жестоко крестьян, которые не доплачивали ему оброка; но ныне, имея в виду все-таки висевшую над губернией ревизию, решился действовать более законным путем.

- Это легко сделать!.. Недоимку соберу... - произнес самонадеянно молодой человек.

- Итак, вы завтра же можете и ехать! - заключил Крапчик.

- Если прикажете, завтра же поеду, - сказал покорным тоном молодой человек и, получив на билет приказа общественного призрения от Крапчика расписку, ушел, а на другой день и совсем уехал в имение.

На третьей неделе поста, именно вскоре после того, как Крапчик поссорился с дочерью, новый его управляющий прислал ему совершенно грамотное и весьма почтительное донесение, пересыпанное фразами: ваше превосходительство, по приказанию вашего превосходительства, как благоугодно будет вашему превосходительству. В донесении этом управляющий прежде всего объяснил, что недоимка с крестьян им почти вся собрана, а затем следовало довольно неприятное известие, что на днях, по чьему-то безымянному доносу, к ним в имение приезжала земская полиция, в сопровождении сенаторского чиновника, делать дознания о злоупотреблениях будто бы господином Крапчиком помещичьей власти, но что он, управляющий, водя крестьян к допросам, строго воспрещал им что-либо показывать на господина, угрожая, в противном случае, ссылкою на поселение, и что вследствие этого никто из крестьян ничего не показал в подтверждение доноса.

За все это Крапчик, конечно, прежде всего поблагодарил бога и похвалил мысленно распорядительность своего управляющего; но новая выходка сенатора против него, - и выходка столь враждебная, - взбесила его донельзя, так что Крапчик, не медля ни минуты, облекся в мундир, звезду, ленту, во все свои кресты и медали, и поехал к его сиятельству объясниться. Войдя с апломбом в залу сенатора, он громогласно объявил дежурному чиновнику, что он губернский предводитель Крапчик и имеет надобность видеть графа. Вежливый чиновник на первых порах пошел было проворно в кабинет сенатора; но, возвратясь оттуда гораздо уже медленнее, сказал Крапчику, что граф болен и не может принять его.

- Но я приехал по экстренному делу и готов видеть графа даже в постели! - настаивал Крапчик.

Чиновник опять ушел в кабинет, где произошла несколько даже комическая сцена: граф, видимо, бывший совершенно здоров, но в то же время чрезвычайно расстроенный и недовольный, когда дежурный чиновник доложил ему о новом требовании Крапчика принять его, обратился почти с запальчивостью к стоявшему перед ним навытяжке правителю дел:

- Вот плоды, которые мы пожинаем по поводу последнего распоряжения, вот они!

- Ваше сиятельство, мы должны были сделать это распоряжение! - сказал тот, не поднимая своих опущенных глаз.

- А если должны, так вы и ступайте объясняться с господином Крапчиком, а я не намерен себя мучить, никак!..

- Я готов объясниться! - отвечал правитель дел.

- Прошу вас! - проговорил сенатор и нервно понюхал табаку из осыпанной брильянтами табакерки.

Дело в имении Крапчика было чисто измышлено Звездкиным, который, явно уже действуя заодно с m-me Клавской, старался вредить, чем только возможно, всем врагам губернатора, в числе коих Крапчик, конечно, был одним из самых главных. Выйдя, по приказанию сенатора, в залу к губернскому предводителю, он не поклонился даже ему, равно как и Крапчик не сделал для того ни малейшего движения. Оба они, кроме уж вражды, представляли собой какие-то две почти климатические противуположности: Звездкин был петербургский чиновничий парвеню, семинарист по происхождению, злой и обидчивый по наклонности своей к чахотке, а Крапчик - полувосточный человек и тоже своего рода выскочка, здоровый, как железная кочерга, несмотря на свои шестьдесят восемь лет, и уязвленный теперь в самую суть свою.

- Граф никак не может принять вас, - начал не совсем твердым голосом Звездкин, - а он мне поручил объясниться с вами.

Крапчик сердито понурил головой.

- Если графу так угодно понимать и принимать дворян, то я повинуюсь тому, - проговорил он, - но во всяком случае прошу вас передать графу, что я приезжал к нему не с каким-нибудь пустым, светским визитом, а по весьма серьезному делу: сегодня мною получено от моего управляющего письмо, которым он мне доносит, что в одном из имений моих какой-то чиновник господина ревизующего сенатора делал дознание о моих злоупотреблениях, как помещика, дознание, по которому ничего не открылось.

- Ничего не открылось! - подтвердил и правитель дел.

- Так для чего ж его и производили?.. - воскликнул с злобным хохотом губернский предводитель.

- По доносу! - отвечал ему спокойно Звездкин.

- Позвольте-с! - воскликнул снова Крапчик. - Во-первых, по безымянным доносам закон повелевает ничего не делать, ни к чему не приступать.

- Да, но только этот закон не распространяется на ревизующих губернии сенаторов! - возразил Звездкин. - По высочайше утвержденной инструкции, данной графу в руководство, он может делать дознания не только что по доносам, но даже по слухам, дошедшим до него.

- Любопытно бы было видеть эту инструкцию, - сказал насмешливо Крапчик, - но, кроме того, слух слуху рознь. Это уж я говорю не как помещик, а как губернский предводитель дворянства: назначать неосмотрительно дознания по этого рода делам значит прямо вызывать крестьян на бунт против помещиков, а это я не думаю, чтобы было приятно государю.

На это уж правитель дел улыбнулся.

- Графу очень хорошо известно, что приятно государю и что нет, объяснил он, видимо, стараясь все своротить на графа, который, с своей стороны, приложив ухо к двери, подслушивал, что говорит его правитель дел и что Крапчик.

- Не знаю-с, что известно графу, но я на днях уезжаю в Петербург и буду там говорить откровенно о положении нашей губернии и дворянства, - сказал сей последний в заключение и затем, гордо подняв голову, вышел из залы.

Сенатор, прежде чем Звездкин возвратился в кабинет, поспешил занять свое кресло, и когда тот, войдя, доложил с несколько подобострастною улыбкой, что Крапчик успокоился и уехал, граф вдруг взглянул на него неприязненно и проговорил:

- Ничего, я вижу, вы не понимаете, или притворяетесь, что не понимаете!

Звездкин был опешен и поспешил принять совершенно форму палки.

- Вы можете ехать к вашим занятиям в губернское правление, - объявил ему сенатор.

Звездкин счел возможным только удалиться.

Граф остался в размышлении: тысячи соображений у него прошли в голове, и яснее всего ему определилось, что взятая им на себя ревизия губернии отзовется не легко для него в Петербурге и что главный исполнитель всех его предначертаний, Звездкин, - плут великий, которого надобно опасаться. Чтобы рассеять себя хоть сколько-нибудь от таких неприятных мыслей, граф уехал к m-me Клавской на весь остальной день и даже на значительную часть ночи.