Ее темные рыцари - Лана Ежова

– Но ведь убеждения со временем меняются…

– Стоп! Ты говорил, что никаких хитростей не будет? А это что? Намеки, уговоры… разве не хитрость?

Лазарус натянуто рассмеялся.

– И что? У меня получится переманить тебя на темную сторону?

Поинтересовался вроде бы шутливо, высокопарным голосом киношного злодея, а во взгляде напряженное ожидание.

– Нет, извини.

Если бы я полюбила своих витязей и это чувство было бы взаимным, кто знает… Но это признание я не произнесла вслух – отвлек звонок в дверь. И никогда теперь не скажу, ведь если нам что-то мешает, значит, сама судьба дает подсказку молчать.

Осмелев благодаря присутствию вампира, я, не взглянув в глазок, сразу открыла дверь.

– Добрый вечер, Герда. – В бледно-голубых глазах платинового блондина привычная небрежность, и я точно знаю, по отношению к кому. – Я могу войти?

От испуга я онемела и безвольно отошла в сторону. Младший Томасовский, не останавливаясь в коридоре, чтобы снять туфли, прошествовал сразу в кухню. Эх, а если бы посмотрела в глазок, то затаилась бы у двери, и Артур ушел бы, подумав, что никого нет дома.

– Это правда? – буравя вампира гневным взглядом, задал Томасовский странный вопрос.

И получил такой же непонятный ответ:

– Возможно.

Угрюмо сжатый рот незваного гостя напоминал тоненькую нить. Губы Болконского кривились в наглой усмешке. Два блондина, но такие разные… И если первого я боялась с детства, то второму, своему блондину, была готова даже простить привычку ходить в обуви по квартире.

То, как они смотрели друг на друга, внушало опасение, что мирное молчание скоро закончится. И я попыталась разрядить обстановку:

– Артур, может, кофе или чаю?

Младший Томасовский давно заставил перейти с ним на «ты». Но «тыкать» ему я старалась как можно меньше, сама не знаю почему.

Гость бросил настороженный взгляд на оранжевую кофеварку, стоящую на подоконнике, и выбрал чай.

– И, Герда, я буду пакетированный, без сахара, – уточнил Артур, намеренно развернув стул так, чтобы сидеть спиной к Лазарусу.

Ух, какое явное пренебрежение! Я бы не рискнула поворачиваться к недружественно настроенному вампиру тылом. И зря он выбрал чай, кофе лучше. Как и дед, я обожала этот напиток, и одна из полок шкафа ломилась от всевозможных сортов. Бывший студент даже как-то подарил любимому преподавателю пачку дорогущего «Копи Лювак». Правда, я наслаждалась потрясающим вкусом до тех пор, пока не узнала, что кофейные зерна собирают из экскрементов мусангов, малайских куниц. Дед же продолжил его пить, подшучивая над моим всякий раз зеленеющим лицом, когда кухню заполнял тонкий аромат.

– Так о какой правде ты говорил? – напомнила я.

– Охота на колыбельника прошла неудачно? Тебя ранили?

Ого! Как быстро распространяются слухи! И вообще, какое ему дело до моих царапин?

– Почему неудачно? Ребенка мы спасли, а ранение – ерунда.

И только произнеся свой оправдательный монолог, потрясенно осознала: я обсуждаю с Томасовским-младшим дела полуночников! Значит, это о нем говорили ребята, когда узнали о моей амнезии? Не о его деде? И кто же ты, Артур, в мире Полуночи? Маг? Чтобы скрыть растерянность, повернулась к мужчинам спиной и занялась приготовлением кофе, хотя после двух чашек чая желание пить отсутствовало. Наоборот, организму хотелось избавиться от лишней жидкости. Но как оставить Артура с вампиром наедине? Что-то подсказывало, что тогда враждебными диалогами общение не ограничится.

На лице нежданного гостя появилась гамма чувств: неверие, раздражение, злость…

– Когда ты стала Гласом, я согласился на отсрочку с определенными условиями, – процедил он сквозь зубы. – И твоя безопасность во время заданий – одно из них.

Лишь чудо удержало меня от глупых вопросов. Отсрочка чего? Я что, деньги у него взяла под проценты? Какие остальные условия? И с какого перепугу я должна вообще с ним считаться? Но задай я их, Артур сразу поймет, что у меня проблемы с памятью. И что тогда будет? Не знаю, но точно, что ничего хорошего. Незаметно покосилась на помрачневшего вампира – он сидел не шевелясь, напоминая статую имени себя. Жаль, не умею читать мысли, сейчас его подсказка, что говорить, не помешала бы.

– Ты прав, Артур, – пробормотала виноватым голосом я. – Такое больше не повторится.

Словесную чушь выдала наобум, доверившись интуиции. И не прогадала – Томасовский подобрел, зверское выражение лица смягчилось.

– Я тебя прощаю на первый раз, Герда. Только учти, еще одна оплошность – и можешь прощаться с обязанностями Гласа. – И, уже обращаясь к Болконскому, пригрозил: – Будете плохо за ней смотреть, разорву узы триумвирата досрочно. Уверяю, сильнее боли, чем от снятия татуировки рыцаря, ты еще не испытывал в своей жизни.

Уголок рта Лазаруса дернулся в намеке на пренебрежительную усмешку.

– Что ты можешь знать о моей жизни, колдун?

– О, много чего! Я навел справки. Не скучаешь по кухне Госпожи талантов? Герда, он хвалился, чем занимался до приезда в этот город?

– Это было давно, уже неактуально для шантажа, – спокойно, с достоинством заметил вампир. – Лучше давай поговорим о тебе и о том, как ты навесил на Герду обязательства.

Ничего не понимая в их перебрасывании фразами, чувствовала, что атмосфера в комнате накаляется.

– Артур, твой чай остывает, – напомнила гостю.

Себе же налила кофе. И снова этот странный взгляд! И выражение отвращения на холеном лице. Ой, кажется, догадываюсь, почему он воротит нос от кофе. Старший Томасовский поведал о моем конфузе! К щекам прилила волна жара. Боже, давно я не испытывала такого стыда, как в тот день…

Смерть бабушки выбила меня из колеи. Я не представляла, что делать, за что браться в первую очередь. Но, главное, не знала, как усмирить боль, сжимающую мое сердце ледяными пальцами. А ведь еще нужно было заниматься похоронами. И никого рядом, чтобы поддержать: Тимур уехал в очередную командировку, о родственниках со стороны деда можно вообще не вспоминать – не поддержат, даже если сама буду при смерти.

Помощь пришла от того, кто никогда не отличался сочувствием. Старший из Артуров взял на себя все – от общения с работниками фирмы, предоставляющей ритуальные услуги, до поминального обеда в кафе. О деньгах он запретил даже заикаться.

Находясь в подвешенном состоянии между нервным срывом и апатией, я все же заметила и его боль. Он любил мою бабушку, любил много лет, несмотря на то что она отдала свое сердце другому. Навещая ее, Томасовский травил душу ядом чужого счастья, но не отказывался от встреч.