Хождение во власть. Рассказ о рождении парламента - Анатолий Александрович Собчак

class="p1">КОЧЕТОВ. Я сам такого расследования не проводил.

Когда вы узнали о применении газов?

КОЧЕТОВ. О применении газов я вообще не подозревал. В плане это не предусматривалось. Этот вопрос не поднимался. А узнали, наверное, на третий день. И опять узнали не от органов, которые применяли, а узнали от общественности через бюро ЦК".

Повторю: "коллективная ответственность" неизбежно приводит к утрате ответственности индивидуальной. Это как в средневековых азиатских полчищах: если один побежал, хан велит казнить всю сотню. Все это знают, а потому невозможен и героизм, невозможно индивидуальное мужество. Только и ценится — сила живой массы, энергия обезличенной кучи человеческих мышц. Двигатель — приказ. И еще — страх. Невозможны ни понятие "совести", ни понятие "нравственности". Невозможно все, что составляет основу любой личности, ибо личность как таковая растворена в "коллективе".

Почему же не протоколировалось совещание в Центральном Комитете 7 апреля 1989 года? Мы так и не получили ответа на этот вопрос ни от Лигачева, ни от других высокопоставленных чиновников. Понимали ли они, сколь важное решение принимают? Уверен, что понимали. Думаю, что именно поэтому и постарались не оставлять никаких документов, не вели никаких записей. Круговая порука безответственности гарантирует бюрократической системе успех при любом развитии событий.

И вот решение никак не зафиксировано, а двое участников того совещания (заместитель министра внутренних дел Трушин и министр обороны Язов) немедленно отправляются это решение выполнять. И делают это весьма рьяно: в тот же день вечером в Тбилиси начинают прибывать первые подразделения внутренних войск и спецназа, а утром 8 апреля прибудут и десантники. Да, Горбачева в Москве не было, но участники "совещания" не сочтут нужным поставить в известность даже главу правительства Рыжкова. А когда наша комиссия единодушно изумится, как же могло такое произойти, нам разъяснят, что решался политический вопрос, а глава правительства отвечает за вопросы хозяйственные. Ибо он — главный хозяйственник страны, а никак не политик. И по принятому в Политбюро распределению обязанностей такие вопросы в ведение главы правительства не входят. Но какой же это глава правительства, если помимо него можно решить и реализовать такое? На этот вопрос мы тоже не получили ответа.

Встретилась наша комиссия и с Эдуардом Шеварднадзе. И искренностью, и эмоциональностью своих ответов он произвел на нас очень сильное впечатление. Он говорил, что события в Тбилиси стали его личной трагедией. Рассказал, как, прилетев в Тбилиси 9 апреля, он начал выяснять подробности применения отравляющих веществ. Военные долго твердили, что они не применялись, и только когда врачи доказали: у людей, бывших на площади, явные признаки отравления сильнодействующими химическими веществами, военные признали применение сначала различных модификаций "черемухи", а потом и газа "си-эс".

Почему Шеварднадзе тбилисскую трагедию воспринял как собственную? Думаю, не только потому, что он грузин и тбилисец. Если бы Шеварднадзе 7 апреля был в Москве, а не в Лондоне и если бы он в ночь на 8-е вылетел в Грузию, как предлагал Горбачев, побоища у Дома правительства, видимо, удалось бы избежать. Но подготовленная тем же Никольским и подписанная Патиашвили шифрограмма от 8 апреля представляла дело так, что положение стабилизируется и страсти на площади утихают. А в это время уже раскручивался маховик военной операции и генерал Родионов, если воспользоваться выражением министра обороны, готовился "не спать ночь".

Встретились мы и с Анатолием Ивановичем Лукьяновым.

А потом вновь пришлось писать письмо на имя Горбачева:

"Уважаемый Михаил Сергеевич!

Комиссия по расследованию событий в Тбилиси завершила свою работу, выслушала всех заинтересованных лиц и лиц, принимавших участие в этих событиях, ознакомилась со всеми документами. Мы пришли к определенным выводам, подготовили заключение комиссии, но хотели бы еще раз встретиться с Вами, чтобы нашу комиссию не упрекали, что она не посмела потребовать у Вас соответствующих объяснений, а Вас, что Вы не дали возможности комиссии получить необходимые объяснения…"

Горбачев согласился, и встреча с ним состоялась. Было это уже в дни работы II Съезда народных депутатов.

Беседовали около часа. Мы просили объяснить, почему Горбачев на I Съезде неправильно назвал дату своего возвращения из Англии, когда и как его информировали о положении в Тбилиси… Вопросы были прямыми. Столь же прямые ответы мы и получили.

Горбачев сказал, что на Съезде он просто оговорился, что Политбюро по тбилисскому вопросу не собиралось. Была лишь обычная встреча в зале приемов в аэропорту. При этом он даже не мог вспомнить, кто именно информировал его о положении дел в Грузии ("то ли Чебриков, то ли Лигачев?"). Здесь же он узнал, что на всякий случай принято решение оказать Грузии помощь войсками и взять под охрану стратегические объекты и правительственные здания. Тут же Горбачев предложил Шеварднадзе и Разумовскому лететь в Тбилиси, и даже был подготовлен самолет. Но Шеварднадзе позвонил в Тбилиси Патиашвили, и тот заверил: срочности нет, обстановка разряжается.

Для сравнения — строки из стенограммы:

"ЯЗОВ. Часов так в 23.30 прилетел Михаил Сергеевич из Англии. Все встречали. После того как коротко проинформировал Михаил Сергеевич о том, как была проведена поездка на Кубу, затем в Англию, он сразу спросил, как положение у нас. О том, что происходит в Тбилиси, он был в общем ориентирован, товарищ Лигачев сказал: вот получил такую-то шифровку сегодня от товарища Патиашвили; какое решение? Было принято решение направить туда товарища Шеварднадзе и Разумовского для того, чтобы на месте решить все проблемы. И на случай, если они примут решение ввести комендантский час, вновь будет решение направить один полк воздушно-десантной дивизии и ряд других частей для охраны общественных объектов".

Перечитываем внимательно эти строки: "…вновь будет решение…". Ясно, что встречавшие умолчали о том, что внутренние войска уже переброшены в Тбилиси, а десантникам отдан приказ и в Грузию они прибудут через несколько часов. Горбачев дал согласие на переброску войск только в том случае, если Шеварднадзе с Разумовским на месте примут решение о комендантском часе. Все с ним на словах соглашаются, но Язов "забывает" отменить уже отданный приказ. Напротив, делается все, чтобы форсировать подготовку операции и не допустить в Грузию Шеварднадзе. Таковы факты, и читатель сам может делать выводы из них.

Из стенограммы:

"ЧЕБРИКОВ. На аэродроме состоялся разговор, какие меры предпринимаются. Горбачев дал такой совет: пусть товарищ Шеварднадзе и товарищ Разумовский вылетают в Тбилиси. Но сделайте так: взвесьте, подумайте, когда лететь. Я согласен сейчас же отпустить. Но это же дело такое… Ночью шли переговоры… Мы собрались еще раз. Это было уже на следующий день, в субботу (то есть 8 апреля. — Прим.