Вне закона - Овидий Горчаков

— Значит, не выдержал Самсонов, ошибка штурмана спасла нам жизнь! Нас сбросили у Рябиновки, но другую сторону леса... Л сначала нас задержала в Москве нелетная погода...

Он молчал. Молчали и мы, десантники, потрясенные словами Богомаза. Выходит, мы летели на верную гибель и только случай спас нас!

— Можете идти! тихо сказал Самсонов. — Остальным тоже разойтись!

Полевой проводил долгим взглядом Богомаза и обернулся к Самсонову.

— Мы с вами говорили о кандидатуре парторга,—  начал комиссар сдержанно, подчеркнуто официально. — Илья Петрович — самая подходящая кандидатура. Лучшего парторга нам и пожелать нельзя. Он пользуется громадным авторитетом у своих людей

— это сразу видно.

— Я еще ничего не знаю об этом человеке! — сухо прервал комиссара Самсонов. — Вы что, о бдительности забыли? Пока не проверю — будет у меня просто разведчиком. Авторитет его — ерунда! Отряд-то свой он растерял? Дешевая популярность! Заигрываете бойцами, целоваться лезет... Штатское панибратство! Я, признаться, тоже поначалу демократией грешил. Что годится в небольшой группе, никак не годится в большом отряде! Тоже мне парторг — иконы малевал! — Заметив, что партизаны вокруг глядят на него недоуменно и неодобрительно, Самсонов осекся, шагнул порывисто к своему шалашу. — Это я, пожалуй, слишком, а вот что пудик соли надо нам сначала с этим Богомазом съесть — это точно. Верно, ребята?

Ребята нестройно поддакнули, а глаза Самсонова вдруг вспыхнули.

— Постой, комиссар! — воскликнул он. — Хороша ж твоя кандидатура! Ваш идеал сам у Кузенкова рассказал, что получил до войны в Минске строгий выговор с предупреждением и с занесением в личное дело. И за что? Пытался защитить исключенного из партии дружка — врага народа!

— Товарищ командир! — резко прервал комиссар Самсонова. — Мы с Аксенычем ясно объяснили вам: выговор снят обкомом в тридцать восьмом, после постановления ЦК о перегибах, тот товарищ восстановлен в партии, Памятнов был прав...

— Для меня ясно одно: он пошел против большинства, против всего обкома со своим особым мнением, а в партизанах мы такого не потерпим. Верно, ребята?

Ребята озадаченно, вразброд промычали разное:

— Это как посмотреть...

— Раз он прав был...

— Однако ж дисциплина...

— Одно дело партии, там демократия, а у нас дело носи нос...

— Большинству подчиняться надо...

Самсонов молча повернул к нам спину и ушел и свой шалаш. Щелкунов по секрету сказал мне, ч то и тот вечер Самсонов заявил Кухарченко: «Ишь какой «хозяин области» объявился. Маху мы дали не капитаном надо было мне сказаться, а минимум заместителем начальника ПКВД Белоруссии, что ли!»

Меня схватил за локоть пулеметчик моего отделения Саша Покатило, человек далеко не восторженный, н рассказал тут же одну из тех историй, которые сделали имя Богомаза знаменитым среди хачинцев.

— Иконы Богомаз наловчился писать еще в юности, говорил Саша Покатило. — Изучил он это дело досконально, руку набил на всяких богородицах и великомучениках, под древнее письмо подделывался. На иконах Богомаз заколачивал немалые деньги на разведку: время трудное и старушки всякие о боге всерьез вспомнили. Особенно большой спрос в народе был на копии могилевской Чудотворной Богоматери и святого Иосифа Обручника знаменитой кисти Боровиковского. Но потом вместо святых ему пришлось рисовать двух чертей. Два гестаповских обера прослышали о его мастерстве и заказали свои портреты, на квартиру к себе взяли. С ними он долго жил, изучал, понимаешь, фашистов, сведения из них всякие тянул для подпольщиков. В Могилеве стоит главный в Белоруссии штаб контрразведки, карателей и палачей, их костяк — зондеркоманда, под командой штурмбаннфюрера СС Рихтера. Потом, когда портреты почти закончены были, заинтересовался Богомазом сам штурмбаннфюрер. Тогда Богомаз убил ночью тех двух оберов, бежал из Могилева с их оружием и занялся организацией отряда. За такие его «художества» назначил штурмбаннфюрер сто тысяч марок за его голову!

Я недоверчиво оглядел Богомаза. Слава этого человека заранее обеспечила ему восторженный прием в отряде. Но уж слишком мы, мальчишки, любим возводить людей в ранг героев! Мне вовсе не хотелось, чтобы какой-то чужак — да еще как-никак со

«строгачом» в анкету — затмил в глазах хачинских партизан нашего командира-орденоносца Самсонова.

У Богомаза ясные и умные глаза. Лицо молодое, но виски тронуты сединой. Весь облик его дышит сдержанной силой, решительностью и непоколебимым мужеством.

«Как же это гестаповские офицеры "могли подумать, мелькнула в голове наивная мысль,—  что человек с такими чудесными глазами может быть предателем, писать за марки их портреты!»

Богомаз поселился в лагере с Верой Бакунович в своем «цыганском» фургоне телеге, крытой плащ-палаткой и устланной сеном и рядном. В те редкие часы, когда Богомаз бывал в лагере, Верочка не отходила от него ни на шаг. Но ей редко удавалось побыть с ним наедине: то и дело подходили к нему партизаны, подолгу сидели с ним у костра, часами разговаривали с этим «внештатным парторгом», как назвал его комиссар, о делах отряда, о ходе войны и просто о жизни. Вера в эти часы всегда сидела рядом с ним, не сводила с него влюбленных карих глаз.

Вера, милая, ласковая Вера, в своем скромном алом платочке, старомодном черном жакетике, плиссированной черной юбке и хромовых сапожках. Вера, всегда так храбро и безропотно переносившая испытания и невзгоды этого тяжелого времени... Да, она была достойной подругой Богомаза. Она совсем не походила на наших десантниц. Надя и Алла тянулись за мальчишками, перенимали их манеры. Кроткая, мягкая, застенчивая Верочка никогда не надела бы красноармейские штаны, никогда не попробовала бы закурить или глотнуть самогона, не смогла бы отбрить навязчивого ухажера крепким словцом, но в разведку, на любое опасное дело шла так же охотно, как сорвиголова Надя...

Поборов робость, я подошел однажды к Богомазу.

— Что это у вас? — спросил я, указывая на странного вида оружие, висевшее у

Богомаза поперек груди.

— Автомат. Отравленными пулями стреляет... — Блеснули в улыбке крепкие зубы. Слушок такой у немцев ходит. А по секрету — это СВТ, обыкновенная десягизарядка, как и ваша. — Он любовно погладил самодельную медную рукоять. — Еще в подполье отрезал приклад, спилил шептало, снял щитки — стал стрелять очередями — из полуавтомата получился автомат. Впрочем, зимой приходилось такими ржавыми патронами пользоваться, что кое-кто, возможно, и впрямь заражение крови получил...

— А почему у вас мушка мелом намазана?

— Собственное изобретение. Чтобы ночью можно было вести прицельный огонь. А перед дневным боем, когда солнце, надо мушку подкоптить. Этому меня один старый партизан научил.

К нам подошло еще несколько десантников Щелкунов, Надя, Терентьев. Мы разговорились, и так получилось, что Богомаз еще раз напомнил нам, как мало у нас опыта.

— Послушайте, ребята! — сказал он. — Как же это вы нашего Бородача потеряли, а? Разве можно было его в селе оставлять, когда все знали, что он коммунист? Золотой был человек! Он ведь все время в лес просился, обещал за себя сколько угодно надежных людей в Кульшичах оставить!..

Нам нечего было возразить Богомазу.

С Богомазом пришли в отряд десять отчаянно храбрых партизан: лейтенант госбезопасности Костя Шевцов, политрук Борисов, лейтенант Василий Виноградов, он же Баламут, и другие. Комиссар прав: все они души не чают в своем командире. Надо им отдать должное: богомазовцы с оружием в руках вели борьбу задолго до того, как наш десант зажег партизанский пожар вокруг Хачинского леса.

Богомаз и его люди не засиживались в нашем лагере. Вместе с нами они громили мелкие полицейские гарнизоны, заканчивая расчистку подлесных районов, отбивали у немцев хлеб и скот, устраивали засады. После того как Богомаз средь бела дня выкрал начальника грудиновской полиции, предателя и палача, Лешка-атаман, искренне и открыто считавший себя величайшим героем всех времен и народов и не скрывавший этого своего убеждения, сказал о Богомазе: «Геройский мужик!» По указанию Богомаза партизаны Самсонова находили новые тайники оружия, связывались с верными людьми в селах и районных центрах, с группами окруженцев, готовых к выходу в лес. С приходом Богомаза оживилась вся боевая работа отряда, а разведку только он и поставил на ноги. Наши разведчики учились у него изобретательности и смекалке.

2

Богомаз взволновал отряд сообщением: один из его агентов, бывший колхозный активист, член партии Кузенков, поддерживает связь с тремя москвичами-десантниками, у которых погиб командир. И десантники эти имеют радиостанцию и держат связь с Москвой!

— Вот бы соединиться с ними! — сказал Богомаз Самсонову. — Тогда нам не понадобится гонять Бокова к радисту Чернышевича!