История Дзен - Буддизма - Генрих Дюмулен

1. Господин смотрит на слугу.

2. Слуга поворачивается к господину.

3. Господин (пребывает в одиночестве).

4. Слуга (пребывает в одиночестве).

5. Господин и слуга едины.

Метафизика «Пяти Рангов» сродни «Срединному Пути» Нагарджуны, который систематизировал учение «Сутр Трансцендентальной Мудрости». Однако ранги дзэн не следует отождествлять с чисто умозрительными спекуляциями. Скорее их следует воспринимать как «врата Дхармы, ведущие к открытию ока разума» в просветлении. Рассуждения направлены на толкование всех вещей в окончательном отождествлении с единой реальностью Будды. Когда это единство достигается внезапно, слова становятся неуместны. В то же время каждое слово и каждый жест, какими бы бессмысленными они ни казались, могут обозначать реальность. Следовательно, в учении дзэн высшая форма диалектического осмысления может быть в любой момент сведена к нелепости и абсурду.

Доктрина о «Пяти Рангах» пользовалась большой популярностью среди последователей школы Цаодун. Один из наиболее выдающихся наставников секты Линьцзи (ял. — Риндзай) Фэнь-ян (947-1024) также использовал эту теорию, в которую внес дополнения и пояснения. Позднее учение о «Пяти Рангах» было дискредитировано усилиями ученых-схоластов.

Крики и битье (школа Линьцзи)

Наиболее значимой из «Пяти Домов» является секта Линьцзи. Ее основателем был человек блестящих умственных способностей и неукротимого характера. Линьцзи пользовался уважением современных китайских буддистов и оказал существенное влияние на развитие дзэнского движения. В «Сборнике высказываний Линьцзи» широко освещены события, связанные с его жизнью и деятельностью. Сами высказывания принадлежат к наиболее почитаемым дзэнским текстам.[26]

К тому времени как Линь-цзи провел три года в монастыре знаменитого Хуан-бо, ему ни разу не удалось побеседовать со своим наставником. Тем не менее он всеми силами души стремился достичь просветления. После тщательного изучения монастырского устава и сутр он обратился к дзэн, желая открыть врата своего разума истине и таким образом узреть реальность. В то время первым учеником Хуан-бо считался Му-чжоу. При его поддержке Линь-цзи после трех лет ожидания наконец-то решился войти в комнату наставника и задать ему вопрос об истинной сущности буддизма. Вместо ответа он получил двадцать ударов палкой.

Удрученный, он вернулся к Му-чжоу, чтобы сообщить о случившемся. Послушавшись дружеского совета последнего, он трижды задавал наставнику свой вопрос, но неизменно вместо ответа получал палочные удары. Не в силах осознать происходящего, он решил, что причиной его неудачных попыток прозреть истину являются кармические нарушения. Вместе с Му-чжоу он вновь отправляется к Хуан-бо и сообщает о своем решении сменить монастырь и наставника. Хуан-бо направляет его к дзэнскому наставнику Да-юю.

По прибытии в новую обитель Линь-цзи вопрошает Да-юя о том, что могло послужить причиной столь сурового к нему отношения. Однако Да-юй объясняет ему, что в действительности Хуан-бо проявил к нему подлинное милосердие, и начинает бранить за тупоумие. Неожиданно Линь-цзи испытывает прозрение. Все окружающее видится ему в новом свете; изменившимся голосом он заявляет о том, что в дхарме Хуан-бо нет ничего особенного. Да-юй ударяет его палкой, приговаривая: «Только что этот сопляк умолял рассказать о его ошибках, а теперь он пытается пролить свет на дхарму Хуан-бо. Каков наглец!» Однако ничуть не устрашенный Линь-цзи наносит Да-юю три сильных удара по ребрам. Да-юй понимает, что юноша достиг внезапного просветления, и усматривает в этом заслугу Хуан-бо.

Он отправляет Линь-цзи к прежнему наставнику, который, скрывая радость от предвиденного им события, начинает возводить хулу на Да-юя. Он объявляет, что если последний появится в его монастыре, то сам получит двадцать ударов палкой. На это Линь-цзи отвечает: «В этом нет никакой необходимости. Получи!» — и сопровождает свои слова увесистой затрещиной. «Этот парень сумасшедший!» — вопит престарелый наставник, а Линь-цзи выкрикивает что было мочи: «Кацу!» Он достиг просветления и получил печать Дхармы от своего наставника, Хуан-бо.

Криками и ударами палкой Линь-цзи добился того, что многие из его учеников узрели конечную реальность. Он с легкостью раздавал им пощечины и удары палкой; он орал на них, ибо убедился на собственном опыте, что столь жестокое соприкосновение с реальностью поможет достичь просветления гораздо быстрее, чем ученые споры и рассуждения. Тем не менее он отдавал себе отчет в ограниченности такого метода, о чем свидетельствует следующая беседа с учеником: «Учитель позвал к себе Ло-бу и спросил его: «Один человек использует палку, а другой прибегает к кацу. Который из них, по твоему мнению, ближе к истине?» И ученик ответил: «Ни тот ни другой». — «Но все же, что лучше?» В ответ Ло-бу крикнул: «Кацу!» — а Линь-цзи огрел его палкой». Существует немало забавных историй, живописующих динамичные взаимоотношения наставника с учениками. Чем же они примечательны — безудержной энергией, динамикой происходящего или подлинным аскетическим порывом?

Линь-цзи различал четыре типа криков (кацу): «Иногда крик подобен драгоценному мечу Ваджрапайи. Порой он напоминает златогривого льва, припавшего к земле. Бывает, что крик подобен снасти рыбака. И наконец, существует рык, который в действительности не является рыком». В этих объяснениях можно уловить признаки просветления, более откровенно описанные в других текстах. Вероятно, меч подчеркивает остроту переживания; припавший к земле лев — управляемую силу; рыболовная снасть — загадочность предметов домашнего обихода; а четвертый крик-«рык» — парадоксальность опыта просветления.

Линь-цзи любил полемизировать. В сборнике его высказываний есть текст, который любят обсуждать дзэн-ские наставники последующих поколений. Постижение реальности просветленным объясняется четырьмя видами отношения к субъекту и объекту:

«Иногда убирайте [то есть игнорируйте] субъект, но не объект; в другой раз убирайте объект, но не субъект; в третий раз убирайте и объект и субъект; и наконец, не убирайте ни объект, ни субъект [то есть признайте их одновременно]».

Что касается самой формулы, то в тексте прослеживается влияние хорошо известной схемы «Четырех Предпосылок», взятой на вооружение логикой индийских буддистов (чатушкотика); что же касается значения, то оно соответствует четырем аспектам реальности доктрины хуаянь. На первых двух этапах исчезают иллюзии, вначале по отношению к субъекту, а затем по отношению к объекту; приверженность субъективному интеллектуальному постижению преодолевается. На третьем этапе отрицается как объект, так и субъект, но при этом сохраняется способность к дифференциации. И наконец, на четвертом этапе, когда происходит возвышение над восприятием различий между субъектом и объектом, субъектно-объектное сознание уступает место трансцендентальному. Реальность постигается в своем окончательном единстве.

Аналогичными формулами являются «Четверичное отношение гостя и хозяина» и «Четверичное предшествование и подпоследовательность света и действия». Во всех этих случаях следует учитывать символичность употребляемых терминов, ибо мы имеем дело с логической или метафизической диалектикой, рассматривающей взаимоотношения между субъектом и объектом, относительным и абсолютным, внешним проявлением и истинной реальностью. Другое высказывание Линь-цзи по отношению к «Трем тайнам и трем принципам» комментаторы трактуют как триаду вещества, качества и деятельности, рассматриваемую как единое и неделимое целое.

Однако было бы ошибкой придавать слишком большое значение диалектической составляющей в дзэн Линь-цзи. В конечном счете его основной интерес был направлен на внезапное просветление. Он недвусмысленно воздает хвалу «великому освобождению» просветленного, достигшего высшей самореализации собственными силами. Свободная от пут бренного мира фигура просветленного возвышается в абсолютном одиночестве. Он воспринимает свое существование как жизненное перепутье между бытием и небытием. Ничто не способно стать препятствием на его пути.

«Истинно просветленного не волнует ни Будда, ни Бодхисаттва, ни святые. Он отрицает обычную религиозную практику. Собственными усилиями освободившийся из замкнутого круга вещей, он ни к чему не привязан. Он не дрогнет даже в момент, когда вселенной наступит конец. Если все будды десяти небес выйдут ему навстречу, его не потревожит ни одна радостная мысль. Страх не посетит его даже тогда, когда разверзнется ад. Ибо все есть пустота: бытие с его переменами и небытие, которое неизменно. Все три мира воплощены в разуме, а десять тысяч вещей есть не что иное, как сознание, мечты и иллюзии».