Ненавижу семейную жизнь - Фэй Уэлдон

Все двадцать восемь сотрудниц “Динтон и Селтс” и некоторые из семнадцати сотрудников слегка влюблены в Нила, он красивый мужчина и всегда покрыт здоровым загаром после отдыха на свежем воздухе. Он женат, счастлив в браке и все уик-энды проводит на яхте, а в понедельник приходит на работу и принимает решения, от которых все остальные открещиваются, именно поэтому он и начальство.

Гарольд из “Деволюции” принадлежит к боссам старой закалки: каждый со своей придурью, идеи у них одна фантастичней другой, решения принимают с бухты-барахты, просто по вдохновению; Нил же босс молодого поколения: соблюдает все установленные в компании процедуры, исходит из того, что все действия должны не только окупаться, но и приносить доход, и любит, чтобы его подчиненные всегда были в выигрыше.

Хетти откликается на жалобный призыв о помощи, который несется из соседнего кабинета: у Барб кончились косметические салфетки, а она не может выйти за ними, потому что у нее нос распух, ну и Хетти приносит подруге салфетки. Барб тоже бы ей принесла. Но все равно Хетти не хочется надолго отлучаться из кабинета, ведь она ждет звонка из Варшавы и боится, что Хилари ей все испортит — отчасти со зла, отчасти просто по бестолковости.

Хилари работает в агентстве двадцать семь лет и среди всех его сотрудниц наверняка самая старая. Носит твидовые юбки, вязаные кофты и искусственный жемчуг. Как монахини посвящают свою жизнь Иисусу, так Хилари посвятила свою жизнь “Динтону и Селтсу”. Детей у нее нет. Почти все здесь уверены, что она до сих пор девица, хотя кое-кто и рассказывал, будто у нее был роман с мистером Селтсом, который уже много лет как умер. Телефон звонит, но это опять Барб. У нее началась менструация, раньше времени, из-за всех этих ужасных огорчений. А она так надеялась, что беременна. Она не может встать со стула, потому что протекла, а на ней белая юбка, пожалуйста, Хетти, принеси прокладки и другую юбку, размер шестой, ради бога, скорее, скорее.

Барб в таких расстроенных чувствах, потому что у нее роман с молодым телережиссером, неким Тэвишем, полгода назад он снимал у них документальный фильм для Би-би-си о работе агентства. Хетти его ни разу не видела, но, судя по рассказам Барб, он что-то вроде дедушки Каррена, которого она не знала, того самого уличного певца с зелено-бело-черным клетчатым пледом, он любил Фрэнсис, родил Лалли и умер.

Барб при всей ее немыслимой красоте любит Тэвиша сильнее, чем он ее. У многих женщин в агентстве романы, но мало кто признается, что это любовь. Считается, что поддаться этому чувству и глупо и опасно для женщины: если она плачет, то только потому, что на работе неприятности, или она никак не может забеременеть, или муж нахамил, вообще же агентство “Динтон и Селтс” твердо стоит на позиции, что женщины умирают и черви их поедают, но случается все это не от любви.

Однако Барб сейчас высоко воспарила над мелким, трусливым эгоизмом, она живет в романтическом мире наших бабушек и прабабушек. Она влюблена, ее сжигает страсть, эти дивные белые руки жаждут обнимать только одного мужчину, одного-единственного, и этот мужчина может погубить ее карьеру, ее будущее, разрушить ее брак.

А случилось вот что: Барб написала более чем откровенное письмо Тэвишу, которое он должен был получить по электронной почте в интернет-кафе, и по ошибке отправила его своему мужу, Алистеру. Нажимаешь не ту клавишу, и твоя жизнь летит под откос. “Люблю тебя, люблю, люблю, люблю. Встретимся в кафе за тем же столиком. Он уехал в свой идиотский избирательный округ, так что я могу остаться на ночь”.

Барб в ту же секунду поняла, какая произошла катастрофа, и бросилась домой на такси в надежде удалить свое письмо до возвращения Алистера, и все бы обошлось в наилучшем виде, если бы не его секретарша, которая работала за его компьютером: прочитав “избирательный округ”, она машинально переслала письмо Алистеру. Так, во всяком случае, она говорит. Барб уверена, что это она из вредности.

— Она терпеть меня не может. Вечно докладывает Алистеру, сколько я потратила на тряпки, якобы для того, чтобы не смешивать мои расходы с партийными, но я-то знаю, вранье это все. А того не понимает, что Алистер обожает, когда я трачу деньги, и чем больше, тем лучше. Но разве эти людишки способны такое понять? Это его всегда заводило. Должно же человека хоть что-то заводить.

— Нет, — говорит Хетти, — никакой ошибки тут не было. Ты подсознательно хотела, чтобы Алистер узнал. Видимо, твое чувство вины зашкаливает.

— В небольших дозах чувство вины обостряет сообразительность, — говорит Барб, которая надеется рано или поздно занять кресло Нила. — Отлично помогает добиваться своего. Ты всегда настороже, хитришь, виляешь, скрываешь свои планы, от всех ждешь подвоха. Но сейчас Алистер заявил, что хочет развестись со мной, а я не могу этого допустить.

— Но ведь это, наверное, к лучшему, — говорит Хетти. — Ты будешь свободна и сможешь уйти к Тэвишу.

Уйти к Тэвишу? Тэвиш уехал в Шотландию к своей жене и детям, не дождавшись, пока Барб хотя бы узнает, беременна она или нет. Они не всегда пользовались презервативом, до того ли, когда все так спонтанно, неудержимо и нет ничего важнее на свете, а химией Барб травиться не желала, и никаких спиралей, никаких имплантов, нет, нет. Любое инородное тело в организме грозит бог знает какими последствиями. А еще она совершила ужасную ошибку — сказала Тэвишу, что любит его, это мужчин отталкивает, все это знают, только она не знала.

Она, Барб, наивная дурочка. Надеялась забеременеть от Тэвиша и сказать Алистеру, что это его ребенок. Ей тридцать девять, ее биологические часы тикают. Какая Хетти счастливая, у нее и ребенок есть, и работа, и муж нормальный, не зануда. А Алистер просто невыносим, из него песок сыплется, он, видите ли, из землевладельцев, и она должна чувствовать себя идиоткой, потому что лошадей терпеть не может, и хотя в постели от него никакого толку, ни одной юбки он не пропустит, начал приставать к Агнешке, вот Агнешка и ушла. Но она, Барб, не очень-то и горевала: эти ее морковные запеканки уже просто лезли из ушей.

— Подожди минутку, — говорит Хетти. — Ты мне ничего такого не рассказывала. Я думала, Агнешка попала ко мне прямиком из Франции, от тройняшек.

— Она прожила у меня пару недель, ей некуда было деваться, — говорит Барб. — Хотела найти постоянную работу. Она даром сшила мне новые шторы, да еще и повесила. В мастерской за это взяли бы несколько тысяч.

— Почему же она ушла от Элис? Я поняла, что вроде бы из-за английских курсов.

Оказывается, Джуд, отец тройняшек, ущипнул Агнешку за ягодицу, а Элис увидела и сказала, что пусть Джуд сам решает, кто из них уйдет — он или Агнешка, и пока он раздумывал, Агнешка сказала, нет, лучше уйдет она, надо сохранить семью.