Московские эбани - Елена Сулима

Вадим кивнул в ответ, и на этот раз ему показались объяснения Потапа весьма логичными. Он словно увидел эту картину.

- Понимаешь, старик, - продолжал Потап, в волнении тряся острой, давно нечесаной бородой: Что же получилось - я нарушил композицию. Вот и упал. И когда, она говорила, что умер кто-то, - умер как раз я. То есть должен был вот-вот умереть по закону искусства, потому что больше не лететь мне, а падать. Тут получается что жизнь - это процесс мешающий упасть. И это не она стала такой, как будто после смерти, как я почувствовал тогда на вокзале - она-то, наоборот, стала легче и взлетела выше, а умер я. - Потап вылил в себя водку и со вздохом, отводя взгляд в строну, пояснил: - Потому что пошел против правды искусства. Вот так-то. Потому что мне совсем не надо было спать с ней, чтобы жить по-человечески. А я, козел, уперся. Думал - мужик я или не мужик? Чего она мне мозги пудрит - ведь любит же! Ну... нравился я ей что ли. А вот видишь, как вышло - мужиком-то я, может, и остался, хотя, если честно, лет шесть уже как с женщиной не целовался. Даже с собутыльницей какой-нибудь. Я все сделал для того, чтобы она перестала быть той чертой, что не дает упасть. Понял старик?

- Понял.

- Опасная она баба. Если ты чего с ней задумал, смотри - впишет тебя в свою картину и, попробуй тогда не соответствовать правде её искусства, конец, тебе старик. Точно говорю - конец тогда. Я всю эту мистику её картин жизнью прочувствовал.

- И квартиры лишился из-за того, что она тебя летящим по небу нарисовала? - усмехнулся покровительственно Вадим.

- Быть я хотел с ней рядом, как-нибудь случайно встретиться. Навязчива мысль была. Квартиру свою я поменять к ней поближе не мог. У меня однокомнатная была, да ещё в Печатниках. Денег много бы потребовалось. Вот и решил купить себе дом рядом с её дачей. Подвернулась такая возможность, я тут же сделал обмен за деньги и стал жителем Батуми, где с тех пор никогда не бывал, тогда же, брат, нельзя, квартиру было купить или продать. Но дом можно было. Вот я на вырученные деньги и купил себе дом на станцию дальше от её дачи. И с тех пор, как из поезда на её станции не выглядывал, ни разу её не видел. А потом я женился. Но жизнь у меня и на этот раз не получилась, хотя она женщина и простая. Без заморочек, вроде бы.

- Выгнала из дома?

- Да не то чтобы выгнала - я сам ушел. Мне здесь, в сторожевом вагончике с Михайловым-Шуйским, поинтереснее будет. Поговорить же опять-таки есть о чем.

- Вот видишь, значит, не в картине дело, пить просто меньше надо.

- Ясно дело, брат. Но все-таки было в том что-то. Не связывался бы ты с ней. Да, правда, сколько лет-то прошло, она, небось, постарела.

- Она и сейчас очень даже ничего.

- Рисует?! Ты видел её картины?

- Какие-то силуэты танцующие. Забавно. Оригинально, я тебе скажу.

- Ты меня за сумасшедшего не прими, но я бы все её работы сжег. Кто его знает - что она там и кому прописала.

- Сам с ума не сходи. Сжег... Смешно. Просто твое воображение, подпорченное длительным воздержанием, тогда на даче разгулялось. То, что ты в поезде оказался, так это она тебя специально споила и положила в поезд, договорившись с проводником. И никакой мистики! Это она тебе все подстроила!

- Подстроила... хм... А я-то ей что устроил? Ты так просто не суди. Как в поезде оказался - это все уже детали. Только живу теперь уже более десяти лет, и как не живу больше - словно в том поезде меня везут - и не вправо, и не влево. И ни одной строки не написал, а ведь детским писателем был, да ещё поэтом. Есть дорога, а пути-то нет.

ГЛАВА 16.

- Потап совсем сума сошел, у него уже люди по небу летают, да не как у Шагала - вроде бы спьяну, а прозрачные, - усмехался Вадим, обедая с Борисом. А обедал он, как обычно, на пятнадцатом этаже гостиницы "Москва". Последние дни, с тех пор как жаждущих увидеть Египет или топические страны заметно поубавилось, поскольку не сезон, а любителей европейских культурных ценностей не прибавилось, по той же причине, и работы фактически не было, его обед плавно перетекал в ужин. Вадиму нравилось никуда не спешить, пространным взглядом оглядывать Москву с высоты птичьего полета и не о чем не заботиться.

- А что у вас общего с этим бомжом-то? - спросил Борис

- Исторически так сложилось. Звонит мне некий Николай Николаевич Потап, обрисовывает круг наших общих знакомых, среди них называет и весьма немалых... - бархатный, чуть-чуть гундосящий голос Вадима покатил успокаивающей волной, Борис присосался к трубочке с коктейлем, откинулся на спинку стула, готовый слушать. Кто-кто, а он, Борис, последние годы никуда не спешил. - Звонит, значит, - продолжал Вадим, - А я тогда страхованием банковских кредитов занимался. И говорит мне этот Потап, что ждет меня у метро "Войковская", дело есть срочное, очень важное, а какое - по телефону сказать не может. Голос вроде человека не юного, с начальственными акцентами, да и делать мне в тот день было нечего - поехал. Он меня сазу узнал, подходит весь такой седовласый Байрон в гарольдовом плаще и говорит: - "Та-ак... Сначала дай мне три рубля на бутылку портвейна". Даю. Он пробку зубом оторвал, грамм двести заглотил и говорит: "Хороший ты человек. Пошли". Пришли мы в кабинет к какому-то профессору, доктору наук. Он, как я понял, ещё по другим временам Потапа помнил и встретил нас с полным уважением. Хороший мужик. Я с ним до сих пор связь поддерживаю. Встретил он нас и говорит: Сейчас коньячка выпьем, а попозже академик Бражкин приедет. Вот дела - думаю, но марку держу, наблюдаю. Выпили коньячка, приезжает академик Бражкин. Конечно не РАН, это сразу видно, а академик одной из самодельных компаний, которых у нас уже тогда понаплодилось черти сколько: три дурака - уже академия. И все, видите ли, - академики. Но сам он - мужик солидный. Лет шестидесяти пяти. Так, говорит, я вам всем круизы по странам, этому, поскольку все-таки детский писатель, - книгу издаю, и товар отгружаю на сто тысяч, в предоплату на двадцать тысяч уже завтра, а вы мне банковскую гарантию.

Я обалдел. Банковская гарантия это тебе не страховка кредита, и не кредит даже. Не такого я был масштаба человек. А Потап на меня показывает, - вот, говорит, очень важный человек, может все.

Я честно отвечаю, что гарантии обещать не могу.

Но академик Бражкин руками машет, ладно, ладно, вы подумайте, а пока я вам предоплатой на пробу товара на двадцать тысяч все-таки отгружу. Двадцать тысяч по тем временам деньги немалые.

- Я понял, - кивнул Борис, - Если бутылка портвейна три рубля, как ты сказал, стоила. Как же ты выкрутился?

- Я честно сказал - "не могу". Однако комедию решил досмотреть до конца. Приезжаю на следующий день к Потапу в квартиру, - он очень просил приехать, хотел объяснится. Это был последний раз, когда он оккупировал квартиру своей жены, пока она на его даче жила. Приезжаю и вижу такую картину: дверь на распашку, а где Потап? Потап пьяный под диваном валяется. В углу растерянный профессор сидит. Тут звонок в дверь и, какие-то мальчики начинают вносить ящики со швейцарским текстилем, просят расписаться на накладной. А кому расписываться?.. Смотрят - ничего не понимают. Разбудили мы с профессором Потапа. Он расписался и, едва грузчики, ушли развел бурную деятельность: мне зачем-то всучил три женских костюма, начал дарить профессору, но профессор мужик порядочный, понял куда вляпался, замахал руками и убежал. А Потап звонит всем, приглашает и прямо по три, пять ящиков товара приходящим людям отдает. И так в ажиотаже раздачи и одаривания провел день второй нашего знакомства и день третий. Я говорю, что же ты такое делаешь? А он отвечает, что у него долгов много накопилось и теперь он долги товаром отдает. А как же, говорю, за товар расплачиваться будешь, он машет рукой, там посмотрим. День четвертый: просто чудеса! Стою я у Потапа на балконе и вижу, как подъезжает к его захудалому дому белый Мерседес и ещё машина с охраной, двери открываются, выходит академик Бражкин со свитой настоящих бандитов. Приходят к Потапу - а где Потап? Потап на месте - под диваном валяется.

- Чего это он под диваном-то делал, не понял я? - хмыкнул Борис.

- Спал. Манера у него такая была. С дивана, наверное, падал, а под диваном, он этак отвисал лежбищем, наверное, чувствовал себя в безопасности. Ну вот, бандиты пришли и смотрят - кого убивать? Ничего не понимают. Академик его однокомнатную квартирку оглядывает - не ожидал. А бандиты, тоже ведь люди, оно им нужно какого-то несчастного Потапа убивать, на "мокрую", из-за такого идиота, идти. Академик Бражкин ко мне, - чуть не плачет, - что делать, что делать?! Я говорю: - "перед вами честен, я вам ничего не обещал. А вот как товар теперь вернуть не знаю, сами видите, Потап человек неуправляемый, и зачем вы это только сделали - не пойму". Посидел он, подумал. А!.. - говорит, - мы подарки ко дню учителя интернатам дарили - спишу и это. И уехал.

- И все?!

- И все. Бывает и такое. Хороший был человек академик Бражкин, только суетный больно. Слышал я, что его потом убили. Не за тот товар, надеюсь.