Хроники амбициозной брюнетки - Арина Холина

Конечно, Даша могла заявить Анастасии Владимировне, что суп — говно. Ну или почти в таких выражениях. Зато Анастасия Владимировна с внучкой отдыхали в Испании в особняке Дашиного друга каждый год. Бесплатно.

А водитель Валера летом с женой и сыном отправлялся на Валдай в санаторий «Ленгаза» за счет хозяйки.

Даша любила свою команду.

— Анастасивладимрна, меня нету! — прокричала она в ответ.

— Подойди к телефону! — рассердилась домработница, и Даша поднялась с газона.

Взяв трубку, она хищно улыбнулась. Захар.

— Что? — рявкнула она.

Пауза.

— Да-аш… — с укором протянул он. — Ты взяла неправильный тон.

— Ты меня сейчас будешь учить, правильный у меня тон или нет? — истерично расхохоталась Даша.

Стоп!

Это уже выяснение отношений. А выяснение отношений не подходит для развития летнего романа.

— Ладно, проехали, — смирилась Даша. — Ты что звонишь?

— Я хочу встретиться.

— Приезжай!

— А ты одна?

— У меня всегда толпа народу, ты же знаешь.

— Даша, у меня очень серьезный разговор…

— Прямо-таки серьезный-серьезный? — поддела его она.

Захар помолчал.

— Слушай, давай забудем весь этот бред, — выдал он. — Я приеду, и мы просто продолжим. Вот и весь разговор.

— Давай! — обрадовалась она. — Я соскучилась.

— И я.

Когда он вернулся, Оксана ощутила почти непреодолимое желание утопить Дашу, которая, как нарочно, плавала неподалеку.

Это был даже не удар, а ядерный взрыв.

Оксана судорожно добралась до бортика, вспрыгнула на него и схватила черные очки — чтобы никто не заметил ее вытаращенных от злости и обиды глаз.

Захар же, предатель, поздоровался и даже потрепал ее по плечу!

И, будто не замечая алчных взглядов, особенно со стороны Марата, нырнул в бассейн.

Из воды вышел Аполлоном — стройный, подтянутый, в мокрых боксерах, прилипших к ногам… Он просто светился — такой гладкой, блестящей была его кожа, такими яркими, сочными, как трава, глаза…

Он улыбался, и это была такая обаятельная, для всех и ни для кого, улыбка, что даже Наташа размякла.

Ну ничего… У нее, Оксаны, было два хороших дня. Хотя, возможно, когда он надоест Даше… Фу! Только не это! Она же не станет подбирать за ней объедки?

Хотя… Разве может живой человек считаться объедками?

Да и вообще… Ничего-то она об этом Захаре не знает.

Может, он жиголо или мошенник? Вор?

После ужина Захар утащил подвыпившую Дашу на прогулку.

— Ну куда мы идем? — ворчала Даша. — Там же комары!

— Везде комары, — Захар не обращал внимания на ее нытье.

Он принял решение.

Нельзя сказать, что он любил Дашу. Он восторгался ею. Она была сильной, умной, дерзкой.

Но дело не только в сексе или призрачных подростковых фантазиях.

Даша была источником силы. Она заряжала. Рядом с ней все казалось возможным.

А Захар… Ему не хватало мужества, которого у Даши было с избытком.

Он был любимым дитем, все только и говорили «Какой красивый мальчик!», а потом, лет в четырнадцать, он заметил, что подруги родителей смотрят на него не только как на сына своих знакомых. Ему не пришлось пройти через подростковый ад — прыщи, девочки в два раза крупнее мальчиков, затаенная ненависть к родителям, неудобство в новом, по-мужски развивающемся теле…

Он нормально, ровно, красиво взрослел. Родители не читали ему нотаций, не переключали каналы, когда на экране мелькали эротические сцены, даже разрешали сыну запираться с девочками в комнате.

Он всегда понимал, что хорош собой, что производит впечатление на женщин, да и на мужчин, впрочем, тоже. Захар занимался спортом — футбол, большой теннис, рафтинг, отец прививал ему мужские качества, но главной в их доме была мать.

Отец был психиатром — очень хорошим, практиковал как психотерапевт, а у матери был собственный бизнес.

Захар помнил, как она шила платья и футболки, которые потом продавала на рынке, — его красивая, элегантная мама, выпускница Текстильной академии, — и вид у нее тогда был очумевший, под глазами лежали черные тени.

Сейчас у нее две фабрики, линия «прет-а-порте», в ее платьях выступают известные певицы, появляются в свете женщины-политики.

Как только закончилась эта дикая история с рынком, мать начала молодеть.

Она расцвела. Высокая, почти как Захар, подтянутая, общительная — дома вечно бродила толпа народу, — властная, но справедливая…

Несмотря на мужественную внешность и твердый характер, Захар был маменькиным сынком и знал это.

Он знал, что, когда они появляются вместе, его принимают за ее любовника, и гордился тем, что его мать так хороша, что ей завидуют.

С отцом мать не жила уже несколько лет, хоть они и не разводились — остались друзьями, семьей, но, видимо, спать вместе уже не могли.

Детство Захара было настолько счастливым — разбогатевшая мама баловала их с отцом, возила по всему миру, покупала все, о чем они еще не успели размечтаться, — что Захар только недавно понял: он уже взрослый. Он жил в дымке этой любви, исполнившихся желаний, в приглушенном свете ночных развлечений и сизых облаках сигаретного дыма, сопровождавших веселые компании, и не задумывался над тем, что, пока мама рядом — а она всегда была рядом, так как тоже любила ночные клубы, сборища, веселье, — ему так и не удастся повзрослеть.

Он выучился на юриста незаметно, без усилий, устроился в хорошую фирму — все это прошло фоном — и вдруг понял, что своей жизни у него нет.

Юрист? Когда он успел стать юристом?

И тут появилась Даша. Его женщина. Мать была женщиной его жизни: Захар не замечал этого, но любил только ее — сыновьей, чистой любовью, и это чувство поглощало его целиком.

Даша представляла собой достойную ей замену.

Она даже не была сексуальной в принятом для всех смысле слова: в ней не ощущалось мягкости, слабости, того женского, что возбуждает мужские гормоны, радует глаз и очаровывает бессознательно, но почти каждый мужчина желал покорить ее — испробовать свои силы.

Даша сама завоевала его — не успел он оглянуться. И он был ей за это благодарен. Он бы, наверное, не рискнул.

В Захаре было слишком много лености, податливости человека, который ни разу не утыкался лбом в стену и мечтал бы ее разрушить. Он даже не обходил препятствия — ехал по ровной накатанной дороге из точки А в точку В, и все казалось так просто, покойно, пока в душе неожиданно не екнуло.

Екнуло — и зависло сердце, перестало биться, но смилостивилось, отпустило, правда, с небольшой поправкой: дальше так жить нельзя.

Даша же подкупила его не только энергией, жизнелюбием, какой-то совершенно молодецкой удалью, но и точным пониманием того, ради чего она живет. Пониманием и уверенностью, что ее жизнь имеет смысл, что она не только берет, но и отдает, и что это кому-то необходимо.