Обратный эффект санкций. Как санкции меняют мир не в интересах США - Агата Демаре

компании. В Тегеране надеялись, что примеру Total вскоре последуют и другие международные компании, которые принесут западные технологии и деньги, необходимые для разработки колоссальных энергетических запасов Ирана. Исламский режим также стремился подстраховаться за счет российских и азиатских компаний, которые, по всей видимости, были готовы остаться в стране в случае введения западными странами санкций против Ирана. Но вся эта тщательно продуманная стратегия оказалась под угрозой срыва в результате событий, совершенно не зависящих от страны.

За тысячи километров от Тегерана президентом США избрали Трампа. Руководство Total быстро осознало, что это событие — плохая новость для планов компании в Иране, если учесть его предвыборное обещание вновь ввести санкции против Тегерана. Юристов Total беспокоила и еще одна вещь: формально Соединенные Штаты не отменяли вторичные санкции в отношении иранского энергетического сектора; работа Total на Южном Парсе зависела от специальных разрешений, которые президент США должен продлевать каждые несколько месяцев[232]. В обычное время этот процесс не предполагал каких-либо затруднений, однако с приходом Трампа в Белый дом уже ничто не казалось рутинной процедурой.

На протяжении всего 2017 года загадочные заявления Трампа не позволяли понять, выполнит ли он свое обещание выйти из ядерного соглашения. Компания Total понимала: если Трамп решит двинуться по этому пути, ей придется действовать быстро, чтобы спасти свои инвестиции в Южный Парс. Сохранялись крупицы надежды, что если даже США вновь введут санкции против Ирана, то они не будут включать в себя вторичный компонент, а тогда Total, вероятно, сможет продолжить разработку газового месторождения. Но в случае появления вторичных санкций перспективы Total выглядели гораздо мрачнее: единственным шансом компании остаться в Иране стало бы продление специальных разрешений, на которые опирались иностранные энергетические компании для работы в Иране после подписания ядерного соглашения.

В парижской штаб-квартире компании Total началась подготовка упреждающего лоббистского плана по спасению проекта Южный Парс. Стратегия французского энергетического гиганта заключалась в укреплении связей с США. Total давно и прочно присутствовала в Северной Америке: американские активы французской компании составляли около 10 млрд долларов[233]. В конце 2017 года Total закончила инвестировать 1,7 млрд долларов в нефтехимический завод в Техасе, создав 1500 рабочих мест для американцев[234]. Это вооружило французскую компанию инструментом давления. Компания также открыла офис по работе с государственными органами в Вашингтоне; пять сотрудников получили задачу на постоянной основе «координировать отношения» (синоним термина «лоббировать» на языке пиара) с Министерством финансов и Государственным департаментом[235].

В начале 2018 года Патрик Пуянне, генеральный директор Total, еще сильнее активизировал лоббистские усилия компании[236]. На форуме в Давосе Пуянне за ужином сказал Трампу, что президенту следует придерживаться условий ядерной сделки, иначе он рискует усилить иранских сторонников жесткой линии[237]. Генеральный директор Total также втолковывал Трампу, что Южный Парс отличается от других энергетических проектов: предполагалось, что газ Южного Парса будет потребляться в Иране. Таким образом, от эксплуатации этого месторождения Тегеран не получит ни одного доллара США, ведь его газ не пойдет на увеличение экспорта. Согласно тщательно разработанному лоббистскому плану Total, проект Южный Парс являлся, по сути, второстепенным и не способствовал укреплению позиций Ирана в качестве серьезного игрока в энергетической отрасли.

Однако надежды французской энергетической группы на спасение своих инвестиций в Южный Парс вскоре рухнули. Через три месяца после ужина Пуянне с Трампом в Давосе Соединенные Штаты вышли из ядерного соглашения. OFAC незамедлительно отозвало специальные разрешения, позволявшие Total и другим иностранным компаниям работать в Иране, дав им шесть месяцев на то, чтобы покинуть страну[238]. Самый пессимистичный сценарий для Total быстро превратился в реальность. Новый раунд американских санкций на деле оказался даже жестче существовавших до подписания ядерного соглашения: теперь экспорт иранского природного газа вообще запретили, чего не было в период, предшествовавший ядерной сделке.

Евросоюз не вышел из ядерного соглашения, и европейские предприятия оказались в странной ситуации. Согласно нормам ЕС, компании имели полное право работать в Иране. Более того, европейские правительства пытались убедить их не уходить с иранского рынка, пытаясь спасти отношения с Тегераном. Однако угроза оказаться под вторичными санкциями вынудила европейские фирмы прекратить свою деятельность в Иране. Немецкая Siemens, датская Maersk, французская Peugeot и многие другие компании энергетического, финансового, страхового и судоходного секторов объявили, что у них нет другого выхода, кроме как уйти с иранского рынка. Угроза вторичных санкций означала, что американские нормы возобладали над нормами ЕС.

В последней отчаянной попытке спасти свои инвестиции Total направила все силы на получение специального разрешения США на продолжение работ на Южном Парсе[239]. Французское правительство начало лоббировать в США поддержку интересов Total. Впрочем, одновременно Total четко дала понять, что если с Вашингтоном ничего не получится, то она моментально откажется от проекта Южный Парс. Решение французов не вызывало сомнений: как и большинство энергетических гигантов, Total 90 % своих финансовых операций ведет через американские банки и, соответственно, использует доллар США[240]. Потеря доступа к доллару означала смертельную угрозу для компании.

Параллельно Франция, Германия и Великобритания выдвинули требование о полной санкционной индульгенции для европейских компаний, работающих в Иране. Соединенные Штаты категорически отказались[241]. В письме, адресованном европейским правительствам, госсекретарь Майк Помпео и министр финансов Стивен Мнучин заявили, что США будут «стремиться оказывать беспрецедентное финансовое давление на иранский режим»[242]. Поэтому, продолжали Помпео и Мнучин, США «не могут делать исключения из этой политики, если не считать весьма специфических обстоятельств, когда это явно идет на пользу национальной безопасности {США}». Париж, Берлин и Лондон, ранее осторожно надеявшиеся на компромисс с Вашингтоном, были в шоке.

Письмо Помпео и Мнучина стало четким сигналом, что США не намерены позволять Total — или любой другой европейской компании — оставаться в Иране. Через два месяца французы уведомили правительство Ирана, что вынуждены выйти из проекта Южный Парс[243]. Интересно, что долю Total в проекте изначально отдали китайской компании CNPC[244]. Администрация Трампа только что начала торговую войну с Пекином, но при этом вторичные санкции США против Ирана пошли на пользу государственной китайской компании — за счет европейской. Однако уже через несколько недель CNPC также прекратила работу над проектом из-за угрозы попадания под вторичные санкции со стороны США[245].

В итоге проект Южный Парс вернулся под контроль Корпуса стражей исламской революции (КСИР), который американские санкции должны были ослаблять. Эта военизированная группировка, давно находящаяся