Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словом, Тайная канцелярия работала не только под непосредственным контролем царя, но и при непосредственном его участии; другой вопрос, насколько все это гарантировало правильность и законность ее действия, насколько даже и при таком способе Петр мог ручаться за отсутствие злоупотреблений.
При таком тесном общении Петра с Тайной канцелярией и явном стремлении того времени каждое слово царя приравнивать юридически к именному указу понятно, что способы закрепления всех даваемых Петром инструкций были различными. Конечно, если указ Петр писал собственноручно, хотя бы на клочке бумаги в виде нескольких отрывочных фраз, или на экстракте, в виде повелительных отдельных выражений, или в виде письма к одному из министров – то вопрос закрепления разрешался сравнительно просто: сохранялся подлинник, или в указную книгу вносили точную копию за рукой министра. Сложнее дело обстояло с изустными указаниями.
Если мы внимательно рассмотрим указные книги Тайной канцелярии – книги, на обложке и корешке которых значится: «Именные указы», то, во-первых, натолкнемся на указы, заранее по известной форме заготовленные, которые только подписывались собственноручно Петром. Сила и значение таких указов, конечно, совершенно несомненны; такой вид является наиболее как бы правильным типом указа; но в одной из указных книг вслед за целым рядом таких указов идет приписка: «Отселе вниз указы вошли за руками Тайной Канцелярии министров». Из этого видно, что указы Петра еще могли записываться и закрепляться как бы в их правильности руками министров Тайной канцелярии. Кроме того, в этой же книге встречаются указы, кем-либо «объявляемые» от имени императора, причем объявляющий министр канцелярии обычно и подписывал указ с такой, например, прибавкой: «Сей Его Царского Величества указ в Тайной Канцелярии объявил я, Иван Бутурлин».
Таким образом, указы императора или записывались им самим своеручно, вне всякой формы и всяких условностей, в большинстве случаев без подписи; или их по известной форме записывали министры и скрепляли своими подписями; или написанный по той же форме указ скреплялся личной подписью Петра; или кто-либо «объявлял» указ, и он записывался в указную книгу за соответственной подписью. Указы, скрепленные самим Петром или министрами, а также указы, кем-либо «объявляемые», обычно записывались по такой форме: «1718 г. марта в 15 день великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всея России… указал по именному своему великого Государя указу»… далее идет самый предмет указа. Существовала еще форма: «По указу Его Императорского Величества (или: “По указу Великого Государя”) тайный советник и от лейб-гвардии капитан Петр Андреевич Толстой, генерал-порутчик Иван Иванович Бутурлин, от лейб-гвардии Преображенского полку маэор Андрей Иванович Ушаков, от гвардии бомбандир капитан-порутчик Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев, слушав… приговорили…» В книгах Тайной канцелярии с заглавием «именные указы» мы встречаем, видимо, с совершенно одинаковым юридическим значением все вышеизложенные формы указов: они почитались совершенно одинаково выражением воли императора. С другой стороны, уже из характера отношений Петра и Тайной канцелярии следует, что записывать, регистрировать все те мелкие мнения и замечания, которые делал Петр по поводу разных сторон ему докладываемых дел, было крайне затруднительно хотя бы в силу очень большого их количества, некоторой иногда их условности и неопределенности; но и упускать все это было невозможно, всем этим надо было руководствоваться, и поэтому, просматривая переписку министров, мы видим, как тщательно и подробно они передавали друг другу разные мнения и замечания императора, чтобы все «чинить по сему».
Однако если отношения Петра и Тайной канцелярии были так тесны, существовали ли все-таки какие-либо нормы того, когда и для чего требовался указ императора и что возможно было Тайной канцелярии решать без доклада, своей властью? Ответ прост: эта норма лишь подразумевается, она выходит как частное из общего представления Петра о своей власти как неограниченно самодержавной; следовательно, личная воля монарха являлась в данном случае единственной нормой. Рассуждая далее в том же направлении, нельзя не прийти к выводу, что личная воля должна была определять всегда и непрестанно весь ход деятельности Тайной канцелярии. Но в таком случае монарх должен был быть осведомлен обо всем конкретном содержании этой деятельности, дабы решать, в чем должна проявляться его воля, а в чем нет – и в каких размерах и на каких стадиях дел это должно происходить. Фактически это едва ли было исполнимо: всего, что происходило в Тайной канцелярии, Петр, конечно, знать не мог и не знал, а потому он был вынужден доверять выбранным им министрам, что они сумеют в достаточной степени разобраться и понять, в чем – совсем или отчасти – возможно разобраться без непосредственного его вмешательства. Таким образом воля монарха делегировалась воле министров.
Совершенно ясно, что многое, и не всегда маловажное, по делам канцелярии не доносилось Петру; у нас есть сведения, что императору докладывали часто о том, о чем донести министры считали необходимым, а отнюдь не обо всем. В одном письме Бутурлин пишет в 1721 году Толстому, что он прилагает при этом письме экстракт по делам Тайной канцелярии «для известия Вашему Превосходительству… о чем надлежит… и Его Царскому Величеству доложить». Толстой в письме Бутурлину (1721 год) пишет о говорении уже осужденным преступником Курзанцевым вновь за собой «слова и дела»: «…мнится мне, что трудить докладом Царского Величества не для чего». Так иногда рассуждали министры; но в других случаях решали наоборот; доклад царю представлялся им совершенно необходимым; дело, например, полковника Скорнякова-Писарева «не решено за неимением времени к докладу Его Императорского Величества; а без доклада оного дела решить не возможно». В другом письме Ушакову Толстой пишет, что о деле Санина «чаю, надлежит доложить» императору, «понеже изволил Его Величество мне повелеть, чтоб Санина казнить умедлить для того, что Его Величество изволил иметь тогда намерение сам его Санина видеть». Докладывать же о Курзанцеве Толстой считал излишним, «понеже он, отбывая смертные казни, может и часто такие бездельные доношения подавать, продолжая жизнь свою».
Иначе было при тех делах, где мог быть заподозрен сравнительно больший интерес Петра; тогда министры доносят обо всем царю подробными письмами через Макарова, прося на все указов. Так, когда Петр прислал в Тайную канцелярию дело о сержанте Кудрявцеве, у которого сбежало с дороги пять ссылавшихся «раскольщиков», то Ушаков в письмах Макарову доносил и просил указа по этому делу: «…а какое им решение учинить, о том, доложа Его Царского Величества, изволь меня уведомить». В мае 1721 года Макаров по указу Петра присылает к Ушакову в Тайную канцелярию раскольников для расследования. Ушаков, посылая Макарову известие об определении, вынесенном этим раскольникам, просит в письме «доложить Его Царскому
- Сталин против «выродков Арбата». 10 сталинских ударов по «пятой колонне» - Александр Север - Публицистика
- Раньше девочки носили платья в горошек - Катя Майорова - Публицистика
- Броненосец "Адмирал Ушаков" (Его путь и гибель) - Николай Дмитриев - Военное
- О Тайной Канцелярии - Николай Карамзин - Публицистика
- Штурм Брестской крепости - Ростислав Алиев - История
- Остров Сахалин и экспедиция 1852 года - Николай Буссе - Публицистика
- Учеба на ошибках - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Мой Карфаген обязан быть разрушен - Валерия Новодворская - История
- Империя – I - Анатолий Фоменко - История
- Адмирал Ушаков ("Боярин Российского флота") - Михаил Петров - История