Учитель - Олег Северюхин

Глава 34

Тут вообще произошло событие, которое перевернуло всю мою жизнь.

Прихожу домой, а у дверей моих не лесенке сидит Катя. Зав библиотекой. Рядом маленький фибровый чемоданчик. Платье в цветочек и туфельки на ремешке с белыми носочками. Сидит, привалилась к стенке и спит. Как же она узнала, где меня искать? Может, случилось что? Тронул я ее за плечо и говорю громким голосом:

– Станция Березай, кто приехал - вылезай.

Катя аж подпрыгнула вся, руками за чемоданчик, а потом увидела меня и вся закраснелась.

– Давай, вставай, заходи, рассказывай, какими судьбами здесь оказалась?

– А я к вам приехала, замуж за вас выходить, - и заплакала.

– Ну, что ты, девочка моя, разве от этого плакать нужно, радоваться надо, - приговаривал я, гладя ее то по голове, то по плечам, а рыдания все никак не стихают. - Я сам хотел ехать за тобой, да вот только работа все не отпускала, так недели через две сам бы приехал и сказал: уважаемая Катерина Ивановна, выходите за меня замуж, соскучился и жить без вас не могу. И еще боялся, что бы вы мне ответили.

– А я бы согласилась, - сказала Катя и засмеялась.

Боже, что за существа эти женщины, только что рыдала, а сейчас уже смеется.

– Ставьте чайник, чай будем пить с ватрушками. Сама готовила.

– Если сама, то я с превеликим удовольствием. А, может, ты хочешь подкрепиться основательнее, тогда пойдем в ресторан. Здесь очень недурно кормят.

– Нет, я в ресторан не хочу. А вы вправду хотели за мной ехать или просто так сказали, чтобы меня успокоить. Вот ведь, дуреха, втемяшила себе в голову, бросила все и поехала к вам. Нормальные девушки так ведь не делают? - спросила она и глаза ее снова стали наполняться слезами.

– Правда, я хотел за тобой ехать, а нормальные девушки только так и делают как ты, коня на скаку остановят, в горящую избу войдут, а взглядом - как рублем одарят. Добро пожаловать домой.

Катерина вся расцвела. Я так долго гнал чувства к ней, а они оказались взаимными и намного сильнее двоих. Это судьба, и от судьбы никуда не уйдешь, сколько бы ты от нее не убегал.

– Завтра отпрошусь с работы и пойдем в отдел записи актов гражданского состояния. У тебя паспорт с собой?

– С собой. Прямо завтра регистрироваться?

– Прямо завтра. Потом я друзей приглашу и отпразднуем нашу свадьбу. Ты фамилию свою будешь носить или мою возьмешь?

– Мужняя жена должна мужнюю фамилию носить, чтобы и дети были под этой фамилией, - серьезно сказала Катя.

– Давай, устраивайся в квартире. Сейчас я затоплю титан, воды нагрею, помоешься. Спать будешь пока на кровати, а я на кушеточке. После ванны наденешь армейское нательное белье, а я тебя более основательнее покормлю.

Пока Катерина приводила себя в порядок, я сбегал в ночной коммерческий магазин, купил вина, кусок ветчины, коробочку конфет и печенья.

Я отсутствовал минут двадцать а дома меня уже встречала фея в чалме из полотенца и в огромной нательной рубахе и подогнутых чуть ли не наполовину кальсонах с завязками. Как я ни сдерживался, но я засмеялся, увидев ее в таком виде. Еле успел ее остановить, так она бросилась переодеваться в свою одежду.

– Запомни, это сейчас твой дом и то, что я смеюсь, мне просто весело и ты смешная, и я просто счастлив от этого.

Мы выпили немного вина, попили чай с ветчиной, с конфетами и печеньем. И легли спать. Я провалился в свой глубокий сон и проснулся как обычно в шесть часов. Катя еще спала. На службу еще было рано, поэтому я занялся приготовлением завтрака. Поджарил оставшейся ветчины, хорошо заварил чай, налил в стакан. Все приготовленное поставил на большую разделочную доску, за неимением подноса пойдет и это, и отнес в постель спящей принцессе.

– Доброе утро. Завтрак подан.

Это нужно видеть самому, как любимый человек поглощает приготовленный тобою завтрак. Об этом пишут стихи, сочиняют баллады и описывают в романах. Я рассказал об этом всего лишь в двух строках.

Перед уходом на работу я забрал ее паспорт и сказал, чтобы она здесь обустраивалась. Что я знал о Кате? Совершенно ничего. Был бы я простой человек, то мне и знать о ней ничего не надо было, а так придется проверить ее по учетам, потому что я должен доложить о предстоящей женитьбе руководству и получить номинальное одобрение, чтобы будущая жена не состояла ни в родстве, ни в связях с теми, с кем мы боремся. Десятое подразделение через пять минут дало справку. Все чисто, нигде не значится и по связям не проходит, фамилия редкая, в глаза бросается. Доложил начальнику. Пригласил на воскресенье на свадьбу. Обещал прийти. Пригласил свой отдел и всех начальников отделов.

Регистрация брака прошла быстро. Написали заявление. Нас записали в книгу. Свидетелем стала сама регистраторша и секретарь из канцелярии. Мы расписались в книге записи актов гражданского состояния, нам поставили штамп в паспорт и в мое удостоверение. Поздравили друг друга поцелуем и пошли домой. Сотрудники обещали прислать жен на помощь.

Свадьба была скромной. Было где-то человек пятнадцать. Невеста с фатой на голове, я в мундире с работы. Поздравили нас, покричали «горько», выпили водки и разошлись.

– Вот так, Катерина, теперь ты моя жена и на тебя свалилась обязанность заботиться за великовозрастным ребенком, каковым являюсь я. Вот тебе все деньги, зарплата у нас раз в месяц, пятнадцатого, так что будем планировать жизнь по своим доходам.

– А я работать пойду.

– Пойдешь, пойдешь, только сейчас ты освойся в доме и присмотри, что нам нужно для обзаведения, чтобы гнездышко было уютным.

Мы так устали за эти дни, что в нашу первую брачную ночь мгновенно уснули, крепко обнявшись и чувствуя биение наших сердец. Только под утро я разбудил Катерину долгим поцелуем, который продолжался ровно столько, сколько мы могли выдержать, обладая друг другом. Обессиленные мы лежали в кровати, не в силах вымолвить ни слова, только счастливо улыбаясь друг другу.

Глава 35

Сейчас я женатый человек и у меня есть привязанность, которую я не могу бросить, если мне будет грозить опасность. В первую очередь я должен думать о своей судьбе, а затем о себе.

Я работал на губернском уровне и поэтому не могу похвастаться тем, что мы вели следствие в отношении великих полководце, писателей, ученых с мировых именем, широко известных артистов. Хотя наша губерния не последняя в Российской Федерации, тем не менее особо громких дел и процессов, которые освещались на весь СССР, у нас не было. Была рутина, решаемая внесудебными органами - тройкой, и лишь немногие дела доходили до суда.

Наконец пришел момент, когда тов. Ст. во всеуслышание заявил, что нарком НКВД наломал столько дров, что он его отстраняет от работы, а потом этого наркома и расстреляли. Новый нарком приказал пересмотреть все дела и всех невиновных вернуть. Часть следователей уволили. Нашего управления это не коснулось, потому что костоломов у нас практически не было, хотя, если брать по большому счету, то весь следственных отдел нужно было уволить во главе с начальником отдела, потому что мы допускали нарушения уголовно-процессуального кодекса и организовывали сильное моральное давление на подследственных. Да и принятая практика самооговора существует до сих пор и принимается в качестве применения мер без предоставления доказательств полученных показаний.

Возвращающиеся из лагерей старались свести счеты со следователями, что было характерно для центра. В губерниях эти случаи были редки, хотя один случай коснулся меня.

Однажды вечером я пошел на явку. Шла повседневная оперативно-розыскная работа. Начинало темнеть и я в штатской одежде уже подходил к дому, где должен был встретиться с осведомителем, как внезапно кто-то ударил меня по голове. Очнулся от того, что мне стало холодно и меня бросало из стороны в сторону в кузове полуторки. Я лежал связанный по рукам и ногам. Два человека в темной одежде и с закрытыми лицами сидели на деревянной скамейке ближе к кабине водителя. Ехали по какой-то проселочной дороге. Остановились в месте, где уже находились три человека. Меня вытащили из кузова и поставили на ноги. Стоять не мог и поэтому валился на бок. Сопровождающие меня держали под руки.

– Что, Христосик, приехал? В дороге не растрясло? Ты почему нас освободил, почему не довел дело до суда? Из-за тебя нас все считают предателями и доносчиками, которые выторговали себе свободу жизнями погибших и осужденных товарищей. За что? За что ты нас превратил в изгоев? Нас подозревают даже члены наших семей. Мы ничего не будем иметь от того, что привезли тебя сюда, но мы будем уверены, что будет меньше таких людей, которые не задумываясь ломают судьбы людей. Не всегда сострадание является состраданием. Сострадание, совершенное в корыстных целях, является корыстью. Сострадание, совершенное без просьбы того, к кому направлено сострадание, является подливанием масла в огонь несправедливости. Сострадание, повлекшее за собой зло, является злом. Ты совершил зло, не причинив нам тех страданий, которые отпущены нашем близким. Поэтому мы приговариваем тебя к страданиям, которые не прекратит никакое сострадание. Ты будешь распять вот на этой березе и умрешь в безвестности от голода или от холода и никто не придет к тебе и не поинтересуется, а что ты делаешь здесь. Ты будешь просить смерти в качестве милости, но твой пистолет будет лежать в твоем кармане и ты не сможешь до него дотянуться. Поэтому мы не боимся тебя и можем снять вои маски, но тебе будет легче, если ты не будешь знать, кто является твоими палачами.