Последний шанс - Лиана Мориарти

«Не делай для Конни с Розой так много, – всегда говорила ей сестра Лаура, – тогда, быть может, они поймут, что их место в доме престарелых».

«В дом престарелых они попадут только через мой труп», – возражала Марджи.

«Вполне возможно, что без твоего трупа и впрямь не обойдется», – без всякого сочувствия заявила ей Лаура, перед тем как уехать в Европу и бросить беременную Грейс. Только вообразите себе – отправиться в путешествие на другой конец света, когда твоя дочь вот-вот должна родить! Ну да, как говорится, Господь ей судья.

Рядом с Маргарет слегка ерзает и вздыхает Рон. Она ощущает запах его дорогого лосьона после бритья, который муж покупает в аэропорту, улетая в командировку. Его ноги, обтянутые тщательно отглаженными брюками (костюм от «Армани», безупречные стрелки), выглядят по-мужски внушительно. Вот Рон до сих пор сохранил фигуру.

Не то что сама Марджи – мягкие расплывчатые бедра, груди и внушительный зад.

«Ничего, я вам всем еще покажу, – с неожиданной решимостью думает Марджи. – Вот возьму и похудею назло всем. Буду сбрасывать килограмм за килограммом и стану гибкой, крепкой, легкой и свободной».

* * *

Похоже, этот придурочный священник вообразил себя ведущим ток-шоу. Рон смотрит на часы. В два у него назначена в городе деловая встреча. Марджи обещала, что панихида займет не больше часа, но его женушка обычно выдает желаемое за действительное, нет бы подумать головой. Если все это затянется, он просто встанет и уйдет.

По какой-то причине его взгляд то и дело обращается к сверкающему, дорогому на вид гробу. Рон прикидывает, сколько эта штука может стоить. Может, спросить у Марджи? Он с удовольствием представляет себе ее реакцию. Рону немного известно о похоронной индустрии, но он подозревает, что цены там запредельные.

«Так ты сама его заказала, Конни?» На миг он ощущает триумф, словно бы одержал победу. Почему? Рон не из тех, кто анализирует свои чувства.

«Динь-дон, ведьма умерла».

Вообще-то, он по-настоящему уважал старую перечницу. Она никогда не суетилась. Обычно женщины тратят много времени на глупости. Вся эта пустая болтовня, ужимки. Никак не дойдут до сути. А Конни всегда говорила то, что думала. Когда они познакомились – а с тех пор прошло уже более тридцати лет, – она на удивление ловко, по-мужски бросала летающую тарелку. Хороший резкий пасс, буквально разрезающий воздух. Не то что Марджи, которая всегда делала эти плавные жалкие броски, как будто рука у нее из пластилина. Правда, тогда он считал это привлекательным. Тогда он думал членом.

Да, Рон всегда уважал Конни, хотя и догадывался, что это чувство отнюдь не взаимное. Но он такими вещами никогда не заморачивался. Ему вовсе не нужно, чтобы его любили. Да, многие его не любят. Но это их проблема, а не его.

– Конни была женщиной твердых христианских устоев, – говорит священник.

Какая чушь! Конни была трезвой и практичной и командовала всей этой семейкой. С ее смертью остров лишился диктатора. Кто, блин, теперь будет говорить им всем, что есть на завтрак?!

Рон перестает слушать священника, и глаза его стекленеют.

Его не беспокоит, что Конни, равно как и все прочие его родственницы, ни разу не спрашивала у него совета по вопросам бизнеса, хотя он профессиональный консультант в этой области. Он считает это забавным. Вообще-то, Рон – вполне успешный специалист. К нему за советом приходят руководители солидных корпораций с многомиллионной прибылью, но только не старухи из собственной семьи. Почему-то даже его жене это ни разу не приходило в голову. Женщины просят его открыть консервную банку или поменять лампочку. Но не просят посмотреть их финансовые отчеты. Фактически он никогда даже не видел финансовых документов предприятий острова Скрибли-Гам, хотя часто делал вялые попытки подсчитать их капитал. Как акционер, Марджи имеет доступ к цифрам, но они ни разу не беседовали на эту тему. Рон не удивится, если она не знает даже разницы между балансом, дебетом и кредитом.

Старухи ни во что не инвестируют помногу, Конни и Роза всегда были очень осторожны с деньгами. Это следствие того, что они выросли во время Великой депрессии. У Рона есть дядя, их ровесник, который до сих пор экономит – мажет на тосты лишь чуть-чуть масла.

Откровенно говоря, ему хотелось бы взглянуть на цифры. Он готов восхититься способностями трио старушек, раскрутивших на острове прибыльный бизнес.

Вопреки мнению дочери Вероники он вовсе не мезогинист и относится к женщинам вполне лояльно.

Слава Иисусу! Кажется, священник завершает хвалебную речь и переходит непосредственно к процедуре погребения. Поторопись, приятель. Хорошие похороны – это быстрые похороны.

Рон не вполне уверен, что знает значение слова «мезогинист». Он все время забывает посмотреть его в словаре, потому что у него нет словаря. Вроде бы это все-таки означает «женоненавистник». Вероника не права – Рон придерживается самых широких, даже передовых взглядов. Доказательством этого является следующее: когда его сын Томас был подростком, Рон всерьез думал, что тот станет геем, но это его не беспокоило. Он сказал бы сыну: «Нет проблем, дружище». Вот какие у него современные понятия! Рон едва ли не разочарован тем, что Томас вырос таким чертовски нормальным. Нет, вы только посмотрите на него, вот он сидит, держа за руки свою блеклую и абсолютно непривлекательную жену. Эх, не надо было Тому отпускать Софи. Вот уж и впрямь сексуальная штучка.

Тут кто-то открывает двойные двери церкви. В помещение льется дневной свет, и присутствующие оборачиваются с осуждением и любопытством, чтобы посмотреть на опоздавшего.

А вот и Софи, легка на помине.

Да уж, красотка, что и говорить. Чересчур сексуальна для бедняги Тома.

Глава 22

Грейс оборачивается и видит входящего в церковь Кэллума. Он открывает дверь, пропуская вперед девушку с копной золотистых волос, падающих на один глаз. Даже с такого расстояния она замечает, что лицо девушки пылает румянцем.

Вероника, сидящая рядом с Грейс, у которой на руках ребенок, что-то недовольно бормочет, раздувая ноздри и выразительно закатывая глаза.

Грейс догадывается, что это Софи Ханивел. Она видела ее на свадьбе Вероники, где та была подружкой невесты. Теперь она вспоминает, как была очарована смешной, полной самоиронии историей Софи: та увлекательно рассказывала о всяких глупостях, которые заставлял их делать фотограф между венчанием в церкви и свадебным банкетом. Она корчила рожи и передразнивала фотографа.

Очевидно, Софи надеется потихоньку сесть где-нибудь сзади. Она нервно крутит головой, а присутствующие, повернувшись, с интересом смотрят на нее. Кэллум замечает, что на переднем ряду рядом с Вероникой и Грейс есть свободные места. Он вежливым жестом предлагает Софи пройти вперед, но та нерешительно застывает. Кэллум опускает ладонь ей на плечо, осторожно подталкивая вперед, и Софи ничего не остается, как идти по проходу.

Священник перестает говорить и с подобающим его сану терпением ожидает, пока сидящие в переднем ряду пропустят Кэллума и Софи.

– Поразительная наглость! – шипит Вероника, с горечью покачивая головой.

И демонстративно отодвигается на противоположный конец скамьи.

Кэллум устраивается рядом с Грейс.

– Извини, что опоздал, – шепчет он, накрывая ладонью ее руку.

Софи, глядя перед собой, садится рядом с ним, и Вероника в негодовании отворачивается.

Священник снова воздевает руки кверху, и в этот момент ребенок начинает плакать.

Кэллум моментально забирает малыша у жены, бережно прижимает Джейка к плечу, похлопывает по попке и слегка качает. Малыш сразу же успокаивается.

Грейс наблюдает за Софи, которая уставилась на Кэллума, умело выступающего в роли отца. Глаза Софи, имеющие тот же медовый оттенок, что и ее волосы, задерживаются на этой семейной сцене с каким-то благоговейным, зачарованным выражением – так дети смотрят рождественское шоу в торговом центре.

Глава 23

Остров Скрибли-Гам, 1999 год

После похорон ее мужа минуло уже тринадцать недель. Конни Трам, стоя у плиты, одной рукой жарила бараньи ноги, а другой массировала себе шею.

Бывало, когда она раньше готовила, Джимми вечно торчал у нее за спиной и растирал жене шею, с энтузиазмом внося абсолютно бессмысленные предложения вроде: «Может, добавить немного петрушки, дорогая?» Это ее злило. Конни совершенно не нуждалась в том, чтобы ей растирали шею, и ей не нравилось, когда за ней наблюдали во время приготовления пищи. Она предпочитала подавать близким готовую еду, красиво разложенную на тарелки, и видеть, как загораются их глаза. «А ну, кыш отсюда! – скажет она, бывало, Джимми. – Перестань подглядывать! Тебе что, больше нечем заняться?»

Теперь же, когда Конни стояла у плиты, ей настолько недоставало его массажа, что просто живот сводило.